Тайна расстрелянного генерала

А вот Сонька Лавыгина его нашла и женила на себе. Перед самой войной. Нагулялась вволю, решила образумиться. Одной ночи хватило, чтобы Семка Ущеков пошел за ней против отца с матерью. Через нее видел и свой дом, и всю деревню. И затаенное соперничество с Иваном. Но уже безо всякой враждебности и злости.

Теперь они уравнялись. Все деревенские затеи отошли в незапамятные времена. А подумать - всего-то минуло два дня.

И прежде, завидуя Ивану, Семен Ущеков почему-то всегда подчинялся. Так и в минувшее воскресенье вышло. Повезли колхозное молоко на базар в райцентр. И попали под бомбовый налет. Иван первый сообразил насчет военкомата. Ущеков сопротивлялся и звал обратно в деревню. Но получилось так, как решил Иван. Доярка с фермы, пожилая баба Анисимовна, помчалась обратно, нахлестывая коней. А ребят забрали в тот же час. И уже никого из военкомата не выпустили. Везли полдня в товарных вагонах. Потом выгрузили посреди поля и вместо того, чтобы бросить в наступление, заставили пятиться назад.

- Говорили тебе! - бурчал Семен, когда пробирались через болотные гати. - Нет, уперся!

Из осторожности он не договаривал, что лишний день могли бы побыть дома. А это, если из болота глядеть, ни с чем не сравнимое удовольствие.

- Если бы нас из деревни призвали - другое дело! - зудел Семен. - Где бы мы были? Уж точно не тут. Может, в самом Берлине. Меня надо было слушать.

Иван внимал вполуха, оглядывался зло:

- Да где же они?

- Кто?

- Немцы!

- Нас выводят на них. Ты что, командирского приказа не слыхал? Небось выбросилась на парашютах какая-то часть. Вот и заставляют нас искать.

- А стреляет кто?

- Шпионы.

Едва они после болот ступили на твердую землю, стали рваться снаряды. В черном дыму разлетались красные молнии.

- Больно много шпионов, - сказал Иван.

Подняв голову, различил самолет. Тонкая, едва видимая рама неслышно парила в бездонной синей выси. Бомбы из нее не сыпались, но она следила за землей. Следующим взрывом раскидистую вербу подняло в воздух и расколотую, с дрожащими дымными сережками бросило под ноги Ивану. Пришлось всем лечь по команде, хотя до спасительного леска оставалось недалеко.

За полем, куда их отвели, Ущеков зарылся в землю так, что винтовка торчала кверху.

- Стрелять как будешь? Чего ты вырыл? - спросил Иван.

За крохотной деревушкой виднелась дорога. Дальше уступами поднимался лес. Зеленый внизу, он темнел и синел, забираясь выше. Из окопа казалось под самое небо. За ним могла быть граница или большой город. Потому что воздух там струился и был подернут дымком. Иван успел вырыть приступок, чтобы удобнее было подниматься в атаку, глянул по сторонам и сгорбатился, точно колом его оглоушили.

Дорога внизу кишела немцами. Сперва прокатили танки с тонкими стволами пушек. Из пушек вырывались узкие лезвия огня. Там быстро начался и закончился бой. Скорее всего, танки с ходу смяли заслон, потому что никаких задержек в движении не было. Следом, не замедляя хода, вываливались из-за бугра тягачи с пушками, катили длинные открытые грузовики, набитые солдатами.

- Сколько их, - выдавил Семен Ущеков. - У нас патронов не хватит.

Когда последний грузовик скрылся в лесу, солдаты зашевелились. Лица у всех стали серыми.

- Куда идут-то? - долетел до Ивана голос из соседнего окопчика.

- Должно, на Минск, - задумчиво проговорил Иван.

- Сзади немцы! Спереди немцы! Как воевать-то?

Иван отозвался не сразу:

- Может, у нас тактика такая: заманить, а потом ударить?

- Почему-то, кроме нас, нигде такую тактику больше не выдумали!

- Наверное, земли много, - отозвался из окопа неизвестный солдат. Попробуй так в Германии. Только попятился, уже и край! А у нас - эвона где край! Отселе не видать.

Те, что прокатили по дороге, были еще не все немцы. Явились и новые. Багряный шар заходящего солнца начал слепить глаза, когда на дальнем конце поля возникли едва видимые фигурки вражеских солдат. Против солнца они казались черными. Немцы шли через поле в полный рост, не сгибаясь. Начавшийся автоматный треск не умолкал, разрастался, точно перед окопами щепиновского полка были еще другие солдаты. Иван подумал, что немцы совсем не боятся. И главное, не жалеют патронов. Когда солнечный луч перестал бить в глаза, стали видны красные линии автоматных очередей.

Скоро пули начали проноситься над головами затаившихся солдат или с мягким шипением гасли в бруствере. Наши тоже стали отвечать сперва одиночными выстрелами, потом посыпались лихорадочно, вразнобой. Но немцы по-прежнему шли разомкнутой цепью через все поле, и никто из них не упал.

Когда под черными касками стали видны белые треугольники лиц, Иван дважды выстрелил и удивился истошному крику, с каким завертелись оба немца. Наши солдаты на Финской так никогда не кричали. Да и финны были молчаливее.

Ружейная пальба становилась все отчаянней, но это не остановило вражеские цепи. И не чувствовался наносимый выстрелами урон. Черные каски сделались зеленоватыми. Немцы перешли на бег. Иван примкнул штык и поставил ногу на приступочку, чтобы выпрыгнуть из окопа для рукопашной. Но приказа не было. Вместо него с левого фланга ударил пулемет. В сумерках завиднелось длинное бьющееся пламя, вылетавшее из ствола. Середина немецкой цепи сразу полегла. Остальные попятились. "Ну, давайте! Давайте!" - молча кричал Иван, приплясывая в окопе от нетерпения и готовясь кинуться в штыки. Немцев еще можно было догнать, а он все приплясывал, готовясь выпрыгнуть, когда вместо приказа "В атаку!" - эхом прокатился по окопам чей-то хриплый, отчаянный крик:

- Танки!

Поднявшись выше над бруствером, Иван увидел белые кресты на иссиня-черной броне, пламя из тонких стволов. Стреляя на ходу по невидимой цели, танки прошли до середины поля, развернулись с лязгом и скрежетом и двинулись на помощь отступающей пехоте. Открыли с ходу пальбу.

Пулемет на фланге замолк, перестало выскакивать длинное, острое пламя. Близко разорвавшийся снаряд оглушил Ивана. Он сполз на дно окопа, сквозь тускнеющее сознание видел, как беззвучно вокруг взлетает земля, то растекающейся в дыму красноватой вспышкой, то черным столбом.

Танки прошли над окопами. Ни одна граната не взорвалась. Их просто не было. Немецкая пехота опять поднялась. Но ее снова прижали к земле. Ожили наши пулеметчики. Танки не успели развернуться. Из леса по ним вдруг ударили пушки. Кто их там поставил? Когда успели? Один танк с подбитой гусеницей завертелся на месте, другой задымил. Остальные застопорились, начали, ворча, отползать.

К Ивану вернулся слух. Он различил глухой хлопок в небе и пронзительный душераздирающий свист. Так рвется шрапнель. Пушки из леса били уже по пехоте.

Вторая атака немцев тоже захлебнулась, и тогда пошли наши.

- А-а-а!! - мощным гулом разлилось вокруг.

Полузасыпанный, из окопа торчал Ущеков.

- Прикройся! - крикнул Иван, пробегая.

Но Семен положения своего не изменил. Не смог.

После боя Иван его откопал.

* * *

Вечером перед сном Семка Ущеков отошел, отдышался.

- От Соньки писем жду, - сказал он мечтательно. - А щас подумал: в деревне-то небось адреса нашего не знают. Куда письма присылать? Болотами идем...

- Упремся - сообщим! - пообещал Иван.

Ущеков скатился с бугра и привстал.

- Слушай, а чего ты на Алтуховой Маруське не женился? Она же тебе нравилась...

- Мне и Верка нравилась, - ответил, пробуждаясь, Иван.

- А эта... городская?

- Она сама меня отставила.

От Семеновых вопросов сон окончательно улетучился. Иван сел, достал мешочек с махрой, насыпал на газетный квадратик, привычно ловко завернул и запалил огонек. Бойцы лежали вповалку, но мало кто спал. Сказывалось напряжение боя. А может, так же как Семена, бередили воспоминания. Рядом с Иваном маленький киргиз с симпатичным лицом натащил откуда-то веток и устроил себе пышную постель.