Том 1. Повести и рассказы.

Убежденный в необходимости революционного переустройства общества, В.Вересаев, однако, считает, что пока еще люди сплошь и рядом бессильны перед своими темными биологическими инстинктами и потому революционные схватки так часто оборачиваются кровавой и бессмысленной жестокостью, в море которой могут погибнуть лучшие идеалы человечества. Анализируя события первой русской революции, он склоняется к мысли, что главной задачей дня является воспитание человека, моральное его совершенствование. Только после этого будет возможно революционное изменение действительности. Былые сомнения писателя перерастают в концепцию жизни.

Своим оптимизмом, своей верой в революцию и созидательные возможности человечества В.Вересаев противостоял реакционерам. Но он спорил и с теми, кто продолжал считать революцию первоочередным условием создания нового общества. В итоге повесть не приняли оба борющихся лагеря.

Писатель тяжело воспринял это всеобщее осуждение, он счел себя непонятым. «Я увидел, что у меня ничего не вышло, — писал он позднее в «Записях для себя», — и тогда все свои искания и нахождения изложил в другой форме — в форме критического исследования». В.Вересаев имеет в виду «Живую жизнь» (1909 — 1914) — работу, в которой он, исследуя философию Достоевского, Л.Толстого и Ницше, развивал идеи своей новой концепции.

Как и раньше, В.Вересаев считает себя социал-демократом, марксистом. Держится резко оппозиционно к самодержавной власти. В конце 1907 года с радостью принимает предложение М.Горького стать одним из редакторов сборника, в котором предполагалось участие В.И.Ленина и А.В.Луначарского. Будучи председателем правления и редактором «Книгоиздательства писателей в Москве», стремится сделать из него центр, противостоящий литературе буржуазного упадка. Приглашая М.Горького участвовать в сборниках, выпускаемых издательством, В.Вересаев писал ему в 1912 году: «...Сборники должны объединяться не одной общей идеей, а одним общим отношением к жизни: «верность земле», вера в светлое и радостное существо жизни, ненависть к тому, что ее портит и уродует; вера в человека... Мне чуется, что атмосфера сейчас насыщена именно жаждой утверждения жизни...»

Таким образом, и после повести «К жизни» В.Вересаев не сомневается, что продолжает ту же борьбу, которой отдал годы, просто ведет ее более верным, с его точки зрения, способом. Он по-прежнему верит в революцию, но полагает, что ей должен предшествовать период длительной воспитательной работы с народом. Теория «живой жизни», по его мнению, никоим образом не отменяла революции, она ее только откладывала.

И когда в феврале 1917 года в Россия вновь начались революционные потрясения, В.Вересаев не остался в стороне: он принимает на себя обязанности председателя художественно-просветительной комиссии при Совете рабочих депутатов в Москве, задумывает издание дешевой «Культурно-просветительной библиотеки». В 1919 году, с переездом в Крым, становится членом коллегии Феодосийского наробраза, заведует отделом литературы и искусства. Позже, при белых, 5 мая 1920 года, на его даче проходила подпольная областная партийная конференция большевиков. По доносу провокатора она была обнаружена белогвардейцами. В газетах даже появились сообщения, что В.Вересаев расстрелян.

Вернувшись в 1921 году в Москву, он много сил отдает работе в литературной подсекции Государственного ученого совета Наркомпроса, созданию советской литературной периодики (был редактором художественного отдела журнала «Красная новь», членом редколлегии альманаха «Наши дни»). Его избирают председателем Всероссийского союза писателей.

* * *

Еще находясь в Крыму В.Вересаев начал писать роман «В тупике» (1920 — 1923), которому была суждена столь трудная судьба. Роман клеймили по-разному, система обвинений бывала и многозначительна и даже иногда по-своему ловка, но истинную подоплеку нагнетавшихся словесных туманов обнажил однажды с удивительной непосредственностью рецензент, скрывшийся за псевдонимом из двух букв-инициалов — Г.Р.: «Общественное значение роман может иметь среди интеллигентских кругов... Что же касается читателя из рабочих, то вряд ли его может привлечь такое распределение света и тени, рассуждений и антирассуждений, какое имеется в романе Вересаева. Для него важно чтение более актуального и живого характера. И такому требованию больше удовлетворяет, например, роман-гротеск Мих.Козырева «Неуловимый враг», о том, как русский мальчик помогает англичанам произвести социальную революцию» («Петроградская правда», 1923, 12 августа). Вот так вот: рабочим нужна политиканская клюква вместо литературы. И подобная плоская ерунда произносилась каждый раз без смущения не иначе как от лица народа.

В.Вересаев был одним из первых, кто обратился к многоплановому отражению еще совсем недавних революционных событий. И «Железный поток» А.Серафимовича, и «Разгром» А.Фадеева, и «Тихий Дон» М.Шолохова появились позже. Несмотря на долгое отсутствие, роман В.Вересаева жив, больше того — прямо-таки остроактуален. Писатель предсказал в нем многое.

Наша обществоведческая мысль длительное время пребывала в иллюзии, что человек — лишь продукт обстоятельств жизни и стоит изменить их к лучшему, как неотвратимо станет совершенным и человек. Исторический опыт заставил убедиться в том, что все гораздо сложнее и человек отнюдь не простое порождение обстоятельств. Спору нет, они многое определяют в нем, многое, но далеко не все. И одним только изменением социальных условий обеспечить полноценное развитие личности нельзя. Нужны целенаправленные воспитательные усилия, социальные программы, способствующие духовному развитию людей. Это вопрос о соотношении социального я психологического в человеке, об их относительной автономии, что ныне наконец-то стало все больше осознаваться. Именно об этом десятилетиями думал В.Вересаев, пытаясь представить себе облик социально справедливого общества и пути к нему. Роман «В тупике» и отражает его многолетние размышления, а отчасти даже подводит им итог.

В.Вересаев рассказывает о событиях гражданской войны в Крыму. «...Выбор только один: либо большевики, либо добровольцы» (то есть белогвардейцы) — такова альтернатива эпохи, которую решают многие герои романа. Но для самого писателя сомнений тут нет, белогвардейцы лишены перспектив. Обреченность белогвардейского движения сознают даже сами его участники. Характерно признание офицера Добровольческой армии: «...Я пошел к тем, кто говорил, что за свободу и учредительное собрание. Но у большинства оказалось не так, до народа им нет никакого дела. А народ ко всем нам враждебен, тому, что говорим, не верит, и всех нас ненавидит...»

Столь же очевиден для писателя и социальный крах буржуазной интеллигенции, она широко представлена в романе — известная пианистка Гуриенко-Домашевская, адвокат Мириманов, богатый дачник Агапов... «У них была только неистовая злоба к большевикам, сквозь которую откровенно пробивалась ненависть к пробуждавшемуся народу и страх за потерю привычных удобств и выгод». И тот же Агапов, и профессор Дмитревский соглашаются, что «только у большевиков настоящая сила», «широкие народные массы за большевиков».

В.Вересаев полагает, что «большевиков... сиянием окружит история», так как они бьются за социалистическую революцию, мечтой о которой жили и он сам и его любимые герои. Но писатель и опасается, что строительство нового мира будет осложнено неверными подчас методами борьбы.

Самым большим заблуждением, источником многих бед и тяжелых последствий явится, по мнению В.Вересаева, бытующая уверенность, будто ради высокой цели все средства хороши. Один из руководителей революционного движения в Крыму Леонид Сартанов-Седой недвусмысленно формулирует эту позицию: «Для нас вопрос только один, первый и последний: нужно это для революции? Нужно. И нечего тогда разговаривать. И какие страшные слова вы ни употребляйте, вы нас не смутите. Казнь, так казнь, шпион, так шпион, удушение свободы, так удушение. Провокация нужна? И пред провокацией не остановимся». К чему это ведет — многообразно продемонстрировано в романе.