О Чехове

{20} "- А Бунину передайте, чтобы писал и писал. Из него большой писатель выйдет. Так и скажите ему от меня. Не забудьте".

Такой же ужасный вид был и у Ивана Алексеевича, когда я его видел в последний раз (вечером 4 ноября 1953 года, за три дня до его кончины). Он тоже умирал долго и мучительно. Очень сложна была - особенно в конце духовная жизнь этого необыкновенного человека, и было в ней многое, разное. Писал мне: "А чем я живу теперь "в высшем смысле слова" - об этом очень трудно говорить.

Больше всего, кажется, чувствами и мыслями о том, чему как-то ни за что не верится, что кажется чудовищно-неправдоподобным, изумительным, невозможным, а между тем дьявольски-непреложным, - о том, что я живу как какой-нибудь тот, к которому вот-вот войдут в 4 ч. 45 м. утра и скажут: "Мужайтесь, час ваш настал..."

М. Алданов

{21}

ВСТУПЛЕНИЕ В. Н. БУНИНОЙ

В 1952 году здоровье Ивана Алексеевича резко ухудшилось. Он почти не вставал с постели.

Во время предельно тяжелых страданий от удушья, - а припадки бывали помногу раз в сутки, - он, чуть ему становилось легче, снова принимался работать и над своими книгами, готовя их к "посмертному изданию", - как он говорил, - и над Чеховым.

А. П. Струве последние три года тяжелого состояния Ивана Алексеевича заботился, чтобы новинки русской литературы попадали в его руки. Стал он приносить нам и изданные в России отдельные тома "Писем А. П. Чехова", из которых Иван Алексеевич узнал много нового об Антоне Павловиче и о его родных. Узнал он и то, что Чехов писал своим родным и близким о нем:

Матери, 8 января 1901 года из Ниццы:

"Очень радуюсь, что Бунин у нас, жалею, что меня нет дома".

О. Л. Книппер, 20 февраля 1901 года из Ялты:

"Здесь Бунин, который, к счастью, у меня бывает каждый день".

Ей же, 23 февраля 1901 года, из Ялты:

"Был Бунин здесь, теперь он уехал - и я один".

Жене, 31 января 1902 года, из Ялты:

"Осенью" Бунина сделано несвободной рукой".

С. А. Найденову, приехав в Москву, 16 октября 1902 года:

"Если видаетесь с Буниным, то сообщите ему, что мне хочется повидаться с ним".

{22} А. И. Куприну, 18 октября 1902 года, из Москвы:

"Вчера был Бунин, он в меланхолическом настроении, собирается заграницу".

А. В. Амфитеатрову, 13 апреля 1904 года из Ялты:

"Пишу теперь мало, читаю много. Читаю и "Русь", которую выписываю. Сегодня читал сборник "Знания", между прочим горьковского "Человека", очень напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего на о, прочел и великолепный рассказ Бунина "Чернозем". Это в самом деле превосходный рассказ, есть места просто на удивление, и я рекомендую его Вашему вниманию".

Конечно, это очень трогало Ивана Алексеевича, вызывало думы о былом: он вспоминал дни, проведенные в доме Чехова, а ведь он часто у него бывал и гостил. Он думал: писать ли ему о Чехове еще раз, вернее "дописать" ли о нем?

А здоровье его все время слабело, он боялся - хватит ли сил? Но тем не менее с большим вниманием он продолжал делать заметки, перечитывать произведения и письма Чехова. Его колебания продолжались до тех пор, пока он не прочел воспоминания Л. А. Авиловой.

Вот как об этом записал Иван Алексеевич: "Сегодня Зуров принес мне книгу "Чехов в воспоминаниях современников" со словами: "Прочтите прежде всего "Чехов в моей жизни" Авиловой, я ничего лучше не читал из женских воспоминаний, - необыкновенно талантливо, живо написано, с внутренней правдивостью, с исключительной деликатностью". Я очень заинтересовался, так как Лидию Алексеевну я знал еще в молодых годах, а в эмиграции мы даже переписывались, но я ничего никогда не слыхал о ее отношениях с Чеховым".

Прочитав с изумлением эти воспоминания, Иван Алексеевич твердо решил "дописать" о Чехове и {23} написать о Л. А. Авиловой, которую всегда чрезвычайно ценил.

Он попросил меня переписать ее письма, где ярко проявляется личность этой незаурядной, одаренной женщины.

"Ведь всем будет интересно знать, что за женщина, которую Чехов любил, - сказал тогда Иван Алексеевич и добавил при этом: - Так вот почему он так долго не женился..."

И тут он припомнил слова из рассказа Чехова "Дама с собачкой", который он по-новому понял:

"У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая интересная жизнь".

В 1953 году, перечитывая воспоминания Авиловой и делая на страницах многочисленные отметки, Иван Алексеевич говорил, что он теперь по-новому почувствовал скрытую от всех внутренне целомудренную жизнь Чехова.

***

Надо сказать, что Иван Алексеевич познакомился с Авиловой еще в молодости, а потом встречался с ней в Петербурге, в редакциях, на литературных вечерах. Она тогда печаталась в газетах и журналах (ее зять, С. Н. Худяков, был редактором и издателем "Петербургской газеты", в которой сотрудничал и Чехов, начиная с конца 1884 г.).

В январе 1915 года, когда мы жили всю зиму в Москве между Плющихой и Девичьим Полем, в Долгом переулке, Иван Алексеевич однажды мне сказал:

- Я пригласил к нам писательницу Лидию Алексеевну Авилову, с которой я случайно встретился в нашем Книгоиздательстве. Она хочет издать там свою книгу. Я узнал, что Авиловы переехали из {24} Петербурга в Москву, где ее муж получил какое-то место. Живут на Спиридоновке, наняли особняк.

В назначенный вечер (11 января) она приехала к нам. Я увидела высокую статную женщину в хорошо сшитом черном платье, которая поздоровалась со мной с застенчивой улыбкой. Кроме нее, у нас в гостях были моя мать и профессор Политехнического Института А. Г. Гусаков, который в Петербурге встречался с Авиловой, когда был одним из редакторов газеты "Страна", - она там печаталась.

Сели за чайный стол. Я стала рассматривать нашу новую гостью, ее хорошо причесанную седую голову, бледное лицо с внимательными серо-голубыми большими глазами.

Сначала разговор шел о войне, раненых, а затем о литературе.

Меня поразило, как она не похожа на других писательниц своей скромностью, собранностью, уменьем спорить и выслушивать собеседника.

Ее литературные вкусы совпадали со вкусами Ивана Алексеевича, в оценке писателей и людей.

Говорили мы тогда о нашем Книгоиздательстве писателей, где автор после покрытия расходов по печатанию весь остальной доход получает сам, оставляя на расходы по издательству десять процентов.

- Вот и хорошо, что хотите у нас издать вашу книгу, - сказал ей Иван Алексеевич.

- Я была бы очень рада, если примут.

- А что это? Роман? - спросила моя мать.

- Нет, книга рассказов.

Потом заговорили о деревне.

Авилова рассказывала, что у них имение в Тульской губернии, не родовое, а купленное лет пятнадцать тому назад.

- Вот приезжайте, погостите у нас, - приглашала она. - У нас хорошо. Дети мои усадьбу очень любят. Отношения с мужиками хорошие.

{25} - А далеко она от Ясной Поляны? - спросила моя мать.

- Нет не очень.

- У моей бабушки было имение в двадцати верстах от Ясной, - сказала тут я, - мы слезали на станции Лазареве.

- Нет, это с другой стороны Ясной, - ответила Авилова, - у нас пересадка в Туле.

Иван Алексеевич пошел ее провожать до извозчика. Вернувшись, он сказал:

- Представь себе, она сокрушается, что ничего не видала, ничего не знает, а у нее уже седая голова. Она много говорила и о моих вещах, находит, что я основываю школу... Она на редкость все понимает и тонко ценит.

Вскоре Авилова пригласила нас к обеду. Они жили в одноэтажном особняке на Спиридоновке (ныне улица Алексея Толстого). У подъезда я увидела санки, около стояла молоденькая девушка и прощалась со старушкой. Иван Алексеевич посмотрел на них и сказал: