Избранные произведения. Том 2

— Ну что вы! С вашим энтузиазмом… Вам место впереди всех!

— Жизнь отдам за славу родины! — с наигранным пафосом воскликнул Веретеньев.

— Но, положим, жизнь-то трудно отдать, — охладила его генеральша. — У нас, в Персии, не германский фронт. Вот только вшей бойтесь. Держитесь от солдат подальше. У вас белье шелковое?

— Ну, конечно, — закатил глаза Веретеньев, — Благодарю вас за ваши советы. Вы как родная мать для офицерства. Разрешите откланяться! Такая новость!

— Если вы торопитесь.

Опять поцелуй в ручку, в лоб и расшаркивание.

Генеральша не прочь была задержать Веретеньева, чтобы закинуть насчет ковров. Вот если бы его командиром? Привезет или нет? — примеривала она, глядя на его фигуру. — Ему, главное, карьера, а тут орденок можно заработать. Пожалуй, привезет!

— Мосье Веретеньев! — окликнула она.

Он сделал полный поворот на месте и в два шага был опять у балкона.

— А если бы вы повели это наступление, вы бы… вы…

Она показывала ему уже ковры, но не была уверена в его догадливости.

— Ведь наступление, наверное, будет удачным. Вряд ли можно ожидать сопротивления. Смотрите, как продвигается генерал Арбатов. А в случае удачи, вы знаете…

Она толстеньким пальчиком начертила себе крестик на груди.

— Ах, да, я показывала вам свои ковры? Коллекция, конечно, еще не полная. Впрочем, это в другой раз.

Веретеньев все понял.

— Валентина Никоновна, — сказал он с неподдельным волнением, потому что перспектива командовать наступающим отрядом превосходила все его ожидания. — Валентина Никоновна! Клянусь памятью своей матери, что добьюсь успеха! — Он опять наклонился к ее руке.

— Курдистан, мне говорили, богатейший край, — как бы обмолвился он, когда церемония была окончена. — Там такие дворцы, такие ковры! Все трофеи к вашим ногам. — Он опустил глаза вниз.

— Какой подъем!

«Не дурак. Воспитан. Кажется, не надует, — заволновалась генеральша, провожая его глазами, — рискнуть?»

Она вбежала в комнату, написала несколько слов, запечатала и надписала конверт.

— Бастрюченко! Беги в штаб, к генералу, передай эту записку. Скорей!

— А как же Мамзелька, ваше превосходительство? Она еще не выдоемши.

— Слушай приказание! Вытри руки! Подпояшься! Беги сейчас же! Передай самому генералу.

Она даже ногами, не жалея подъема, затопала, так боялась опоздать.

В это время в штабе, в комнате, завешенной картами, уже шло совещание. Стол был завален десятиверстками. Вооружась пенсне, генерал Буроклыков огромным красным карандашом намечал пути наступления, этапы, стоянки перевязочных и питательных пунктов.

Офицеры плотным кольцом налегали на стол. Никто из них не верил в стратегические способности генерала Буроклыкова, но никто из них не верил и в то, что на Урмийском направлении идет настоящая война. Те из них, которые побывали под Саракамышем и Эрзерумом, относились с явным презрением к здешним операциям. Те, которые не видали еще настоящего огня, — были и такие, — проявляли наибольшее любопытство.

Рядом с Буроклыковым сидел большеголовый, с умными близорукими глазами, тяжелоплечий штабс-капитан Петров. Он чуть не погиб под Эрзерумом и даже одно время числился по спискам пропавшим без вести. Отряд его почти весь замерз в непроходимых снегах. Так как и в наступлении на Банэ приходилось преодолевать перевал, еще не освободившийся от снега, и так как Петров был одним из старших по чину, в нем, естественно, видели кандидата в командующие наступающим отрядом. Пожалуй, только он один предвидел возможные трудности предпринимаемого похода. Остальным, не исключая генерала Буроклыкова, наступление представлялось чем-то вроде прогулки. Регулярных турецких войск тут не было. Бывали там, за озером, налеты курдов, но они носили скорей разведывательный характер. До перевала, во всяком случае, можно было идти свободно.

— Вот Багдад, — ораторствовал генерал Буроклыков, тыча карандашом в Багдад на карте, и все офицеры, следуя за генеральским карандашом, упирались глазами в эту точку. — Наши доблестные союзники англичане ведут наступление на Багдад. 13 марта генерал Стэнли Мод занял Кут-Эль-Амару, отомстив, таким образом, Халил-Паше за прошлогоднюю неудачу генерала Туансенда. С 17 февраля наш доблестный генерал Арбатов стремительным наступлением бьет армию Али-Исхан-бея. В настоящее время, как известно, он борется за обладание Загросским ущельем. Он идет на соединение с англичанами. Мы должны помочь ему. Исхану путь отступления один — на Моссул. Мы будем бить его с фланга. Мы поможем союзникам! — с пафосом возглашал он. — Мы должны отвлечь турецкие силы и принять этот удар на себя. С этой целью ставится задача в кратчайший срок занять Банэ.

Генералу Буроклыкову замерещился текст шикарной телеграммы, который он закатит верховному главнокомандующему об исполненном задании.

— Но ведь Банэ лежит за Калиханским перевалом? С налета его не возьмешь, — вставил свое слово Петров. — Там снег.

— Мы занимаем Банэ, — повторил генерал. — Незыблемой ногой мы становимся в этом пункте. Прекрасное, свойственное нам, обращение с населением занимаемых областей (кто-то хихикнул сзади) обеспечивает прочность нашего положения, даже при наших незначительных силах. Укрепившись в Банэ, мы… мы…

Генерал мымыкал, не зная, что сказать, потому что полученный приказ не предусматривал ничего дальнейшего.

— Мы ждем распоряжений верховного главнокомандующего. Ясно? Я вас переубедил? — обратился он к Петрову.

Петров молча пожал плечами.

— Командиром наступающего отряда назначается штабс-капитан Петров. Надеюсь, его опыт в зимних кампаниях, на неприступных снеговых вершинах…

Генерала прервал вошедший Бастрюченко, который пробился сквозь часовых, стоявших у входа. Получить за это нагоняй было менее страшно, чем нагоняй генеральши.

— Вашему происходительству ихнее происходительство прислали.

Он подал конверт.

— Ступай.

Генерал Буроклыков прочитал записку жены. Сложил записку и спрятал в карман. Нахмурясь, вновь обратился к Петрову:

— Я вас переубедил? Извольте ответить. Судите сами, господа офицеры! — он залился бархатистым, басовым смехом. — Не могу же я назначать командиром отряда человека, который не согласен наступать, не сочувствует, который… Переубедил я вас или нет, господин штабс-капитан? Извольте ответить.

— По долгу присяги, ваше превосходительство, я должен сказать, что я предвижу значительные трудности в этом деле. Состояние дорог, особенно на перевале, нам неизвестно. Дойти до перевала и повернуть обратно при теперешнем настроении солдат…

— Позвольте, позвольте, — возмутился генерал. — Я не приказывал вам повертывать обратно. Это несовместимо с нашим престижем. А престиж на восточном фронте — все. Наступление должно быть победоносным. И что такое настроение солдат? Я очень ценю ваши заслуги, господин штабс-капитан, но я вижу, что для этого задания вы не подходите. Вы остаетесь при штабе.

Он откашлялся и возвысил голос:

— Я назначаю командиром отряда подполковника Веретеньева. Господин подполковник Веретеньев, вы слышите?

— Слышу, ваше превосходительство, — откликнулся Веретеньев. Он только что успел войти и стоял, изогнувшись, у стены. — Слышу и смею заверить честным словом офицера, что задание будет выполнено, несмотря ни на какие дороги, ни на какие снега.

Петров посмотрел на него недоуменно.

— Вот ответ, достойный офицера! — воскликнул генерал. — Заседание закрыто. Подполковник Веретеньев имеет зайти ко мне завтра за инструкциями.

Он шумно отодвинул стул и встал. Офицеры поднялись, провожая его. Тотчас по его выходе языки развязались.

— Приподъемился!

— Ну, Веретеньев, с крестиком!

— Кто б ожидал! Такой болван!

— И везет же человеку!

— Сегодня вспрысни!

— Господа офицеры! Это идея. Прошу вас ко мне сегодня вечером! — пригласил Веретеньев. — И вас также, господин штабс-капитан, — обратился он к Петрову.

— Благодарю вас, — сухо ответил Петров. — Я вот что вам должен сказать. Вы серьезно подумайте о транспорте. О вьючном транспорте. На лошадях по горам далеко не уйдете.