Мор

- Ты кого укокошил?

- Никого, - ответил Скит, и его тоже закрыли в изоляторе.

Кум, конечно, знал, что Скит не являлся амбалом сук. Амбалы удивительная народность! Амбала не надо сравнивать с идиотом - тот более распространенная разновидность нового человека или просто человекообразных. Амбалы в данном мире встречаются двух и более сортов, но основные - амбалы воровские и сучьи. Амбалов можно сравнить с партийными функционерами районного масштаба. В мире честных и нечестных воров амбал всегда отвечает за глупости тех, кому верно служит. Амбал не есть личность, но жаждет быть ею, и не просто шестерка, он - телохранитель той или другой личности, исполнитель ее воли, адъютант, оруженосец и мальчик для побоев. Он искренне преклоняется перед личностью, восхищается ею. Когда же рядом с ним нет личности - сам воображает себя ею и даже становится способен принимать самостоятельные решения. Амбал холуйствует осознанной гордостью.

Из кого образуются амбалы? Амбалы и есть те самые неудачники и в школе, и в жизни, из которых, по выражению великих криминалистических мыслителей, происходят преступники. Они не столько преступники - очень тупы, - сколько всеядные, жаждущие удовольствий, но не способные их себе создавать сами. Это про них сказано: сила есть - ума не надо.

Именно амбалы и оттерли Скита из среды подследственных, чтобы не примазывался к их амбальной славе. Отныне - после того, как амбалов осудят на двадцать пять лет - отныне их будут везде считать фигурами, матерыми бесстрашными убийцами, они станут личностями. Потому и орали амбалы единодушно про Скита, чтоб не путался под ногами настоящих мужчин: "Долой эту мразь!"

- Что же ты не сказал, что тебя у бани и не было, когда убивали воров? - упрекнул Скита опер.

- Я сказал, - объяснил Скит, - но мне не поверили.

- Суки сами доказали, - засмеялся опер. Он, похоже, испытывал расположение к Скиталь-цу. - Что же, обратно на 13-ю?

Скит не хотел больше к сукам.

- Тогда к ворам? - предложил опер. - Или к Беспределу?

- Шутишь? - закричал Скит. - К ворам, конечно! - с радостью согласился он. И был отправлен в транзитные бараки.

Глава девятая

1

Скиталец на 5-м ОЛПе держал в изоляторе смертельную голодовку. На этих широтах принято объявлять только исключительно смертельные голодовки. Независимо от того, сухие они или мокрые (с принятием лишь воды или без). Здесь в зонах уже давным давно объявляются ежегодно сотнями смертельные голодовки, но не слышно, чтобы хоть одна из них закончилась смертью.

После резни воров в зоне 13-го ОЛПа следствие установило, что Скит не убивал воров, ему глубоко наплевать на весь этот процесс самоуничтожения. Он даже ни с кем не лаялся никогда - фронтовик (единственно лаялся с теми, кто неуважительно высказывался о его внешности, да и то предельно коротко, чаще всего врезал в циферблат ). Что делать, время и ранения, избиения и прочие жизненные неудовольствия сильно навредили его былой красоте. Не известно, потре-бовала бы Варя от него слов любви, повстречай она теперешнего Скита: шрам от ранения в голову захватил и левую скулу, отчего глаз неестественно скривился, обезобразив лицо. Утверж-дение, будто шрамы украшают мужчину, скорее всего призвано служить им утешением.

Его уже хотели назначить на этап в воровскую зону, но он узнал, что в зоне управления главврач собрал медицинскую комиссию для выявления педерастов, которых во всех зонах безбрежной тайги завелось видимо-невидимо. Медицинские комиссии, как известно, обладали правом назначать зеку трудовую категорию - последняя в их жизни играет немаловажное значение.

У Скита категория была первая, но он этим вовсе не гордился: считал, что имеет основание на самую что ни на есть никудышную категорию четвертую, последнюю, освобождавшую от тяжкого труда, дающую право устраиваться в зоне придурком или даже вообще не работать. Он стал требовать, чтобы его перекомиссовали, тем более, что в личном наблюдательном деле - он уверял - документы о его ранениях должны быть. Ему отказали. И тогда он объявил смертель-ную голодовку... сухую. Семь дней не пил, не ел. Наконец его камеру посетил главврач и другие, велели и ему спустить штаны и нагнуться. Врачи стали смотреть туда, где, бывало, надзиратели высматривали премии, но врачи искали не премии, а хотели удостовериться, честно ли он голо-дал, и заодно установить, нет ли у него опасной болезни, часто проникающей в человеческий организм по этому каналу.

Заключив, что Скит к педерастии отношения не имеет или разве что активное, они стали выяснять, при чем тут его голова, когда в тайге работают руками... С трудом, но выяснили: на больную голову деревья падают чаще, чем на здоровую. Но не это решило дело, а то, что в его деле действительно обнаружились документы, подтверждающие фронтовые ранения. Не зря Скит добивался их еще в следственной тюрьме.

Месяца два думали врачи, признать ли за Скитальцем право на четвертую категорию. Чтобы отказать, ничего придумать не могли, но четвертую дать не захотели - дали третью, обозначав-шую "легкий труд".

Семь дней сухой смертельной голодовки способны довести человека до крайнего истощения, тем более когда и до этого он не обладал излишним весом. Поэтому его поместили в стационар, чтобы он малость отъелся.

После стационара его опять водворили в барак для транзита, на этот раз в тот, в котором содержались воры. Здесь никто анашой не обкуривался. В камере человек пятнадцать мужчин занимались кто чем, главным образом играли в карты. На Скита тут же, конечно, накинулись с расспросами о его происхождении. Услышав, что он родом из Марьиной Рощи, один солидный старый вор, окладистая борода с проседью, предложил ему сесть рядом с собой на краю нижних нар и с большим интересом стал расспрашивать про марьинских воров, кого из них он знал.

- Я и сам из рощинских, - объявил, смеясь, бородач, - ты и меня мог бы вспомнить, землячок. Но ты тогда пацаном был, - поправил он сам себя и представился: - Петро я... Хана-дей, слышал небось? А Тарзана ты там знавал? Он-то молодой еще... Эй, Тарзан! Тут москвича к нам кинули, ты его не знаешь случайно, а? - крикнул Ханадей одному из играющих на верхних нарах в карты.