Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

- Я её слышал из уст Мухаммеда. Произнесу если, позволишь взглянуть?

Мучает жажда неясная, новая, что-то толкает в грудь - нетерпение и страсть к неведомому. И сжигаемый странным любопытством, Омар, как о том рассказывал впоследствии, медленно, нехотя, словно чужими устами произнёс: Нет Бога, кроме... - но слова, слетевшие с уст, прозвучали как клятва. Кто вложил их в него, и за него кто проговорил? И это показалось ему тогда удивительным - успокоили они его. Сестра протянула ему лист. - Нет, лучше сама прочти! - Руки задрожали, пот выступил на лбу. Прочла нараспев: Когда сотрясётся земля своим сотрясением, и земля изведёт свои ноши, и спросит человек:

"Что с нею?"

Поведает она в тот день свои вести, и выйдут люди толпами, чтобы показаны им были их деяния, и кто на вес пылинки сделал добра - увидит его Бог, и кто на вес пылинки сделал зла - Он увидит. - Умолкла. - Мог ли сочинить человек? - подал голос зять. - Тайное и мудрое! Не мог! - подумал Омар, но сказал иное: - Ничего на земле тайного нет, всё во власти богов: дождь, засуха, мор. А мудрость, о которой говоришь, - дар сатаны! - Говорил уверенно, а смятение не покидало. - То не мудрость, а хитрость и козни! - раздалось из-за перегородки: вышел почитаемый в Мекке грамотей Хубаб, у кого Омар учился грамоте. - Ты? - удивился Омар. - Здесь?! - Дошли до меня твои намерения, Омар. Что ж, человек грешен, в сердце каждого может лежать побуждение делать и зло, и добро, что намного труднее. Услышь меня! Мухаммед мечтает, чтобы ты был с ним. - Придумал только что! - Слабеет совсем его самоуверенность. - Твёрдо знаю. Ибо я - носитель суры. - И ты? - спросил у сестры. - Я не удостоена такой чести. - Увидишь Мухаммеда и поймёшь, что говорю правду. ...Как только пришли в дом Мухаммеда, Хамза и Али обступили Омара. Беспокойство его охватило: в ловушку заманили! Хадиджа появилась, и это успокоило Омара. - Оставьте его, - сказал Мухаммед. - Омар с добрыми намерениями явился. Омар почувствовал облегчение, точно избавился от давящей тяжести. - Вижу по ясному его взгляду, что уже произнёс он нашу заповедь! - Тот, ещё не понимая, что с ним, согласно кивнул. - Не по воле собственной своей я творю, Омар! Я лишь стрела, выпущенная Богом. - Воля Бога, - добавил Али, - и есть суд Мухаммеда. - Пойдём по Мекке, - предложил Хубаб, - пусть люди удостоверятся. Выйти с ними? Медленно отпускало сопротивление. Что-то внутри открывалось, будто рос дом, светящийся разноцветными окнами. - Пусть видят, какие богатыри, - Али показал на Хамзу и Омара, - в наши ряды вступили! - Хотел было, только что родилось, произнести: Случается, соломинка ломает хребет верблюду, но промолчал - Омар мог не так его понять и обидеться, скажет потом, и это станет поговоркой.

49. Картина читаемая

(21) Нарисована, - тут же отмечает Ибн Гасан, - неизвестным художником; по легенде, которую довелось услышать, чуть ли не Зейдом (Мухаммед однажды видел, как тот углём в точности воспроизвёл охоту в горах на тура) в пору, когда ещё не последовал запрет на воспроизведение людских лиц, точнее отличительных черт на лике человека, что, как сказано было Мухаммедом, подвластно лишь Богу.

С помощью прямых линий, вертикальных, как кипарис, горизонтальных, точно стелется лоза, след оставляя на песке, изгибов линий, точечек над ними и под ними, узлов, окружностей миндалевидных внутри изогнутого ковша, из коих буквы сотканы письма, иль алифбея*,

______________

* Арабские буквы Алиф + Бей, или Альфа + Бета, - алфавит, или алфабет.

прочтёшь и ощутишь мираж в пустыне - его водой считает тот, кто жаждою томим, а подойдёт - лишь призрак.

Про мрак прочтёшь, волною покрываемый, над которой - новая волна, ещё, ещё, а над волной - туч рваных бахрома, и поверх мрака - мрак, в морской пучине вынет руку тонущий - и руку не увидит: кому Он не устроил света света нет тому!

И в очертаньях букв упрятать тайну сжатых губ и взгляд меняющийся, тьму озаряющий в ночи.

Но чьи глаза? Твои ль? Мои*.

______________

* Строки эти в Откровениях не обнаружены. По версии, хранились якобы в знаменитой шкатулке Хадиджи, о чём - в своё время.

...Идут, никого и ничего вокруг. Та же читаемая картина? Лишь они да неровные на горизонте блеклые контуры то ли холмов мекканских, то ли проплывающих облаков - не различишь.

А кто справа? Не узнаёшь Рассудительного, каким его считали, Абу-Бакра? Пристальный у него взгляд.

А слева - высокий и широкий в плечах Хамза, прозванный Могучим.

Впереди - Али, кого впоследствии Мечом Ислама прозовут, у него густые брови и шагает решительно, выпятив грудь, будто щит.

А возглавляет шествие Омар, и гордо поднята его голова. Омар? Впереди всех?

Даже главнее Али! - И ты с ними?! - воскликнул Абу-Суфьян, увидев Омара. - Велик Аллах, - ответил Омар, - и нет на земле человека, который бы мог изменить Его волю! Слова его вызвали смех: - Поумнел как! - Следом: - Поверил в смутьяна, несчастный! - Абу-Талиба бы сюда - поглядеть на сына Али! И о том ещё, что сами лишили себя поддержки богов Каабы и потому (?) нет им отныне доступа в храм!

- Ваше счастье, что ныне - священный месяц! И потому, мол, Мухаммед может позволить себе без страха за свою жизнь появиться средь богомольцев: никакие насилья не дозволяются в священный месяц наплыва паломников!

Что ещё?

Не довольно ль? Но те, в сердцах которых скверна, не устают вопрошать: "Что такое хотел сказать Бог этим, как притчей?" А вот что: ввести в заблуждение тех, кто этого хочет, и вести прямым путём тех, кто этого желает, - да не уподобитесь ослу, несущему Книгу в поучение себе подобным!

50.

Рукопись написана чёрными чернилами, местами выцветшими, ломкая, ветхая бумага собрана в кожаную папку, листки разномерные, пронумерованы красными цифрами, еле проглядываются, склеены в три свитка, каждый имеет название, подчёркнуто блекло-красной волнистой линией, но ясно читаемо: Звезда пронизывающая

Абу-Талиб ушам не поверил, когда Мухаммед, до того и слышать не хотевший ни про каких, как он сказал, идолов, наутро заявил, что явление ему было и что отныне богини Манату, Узза и Лат, почитаемые в Мекке, благородные представительницы перед Аллахом, привеченные Им. Ибо, как сказано ему было: Они следуют божественным предположениям и тому, к чему склонны души, поверившие в Него, и к ним пришло руководство Его! Весть о долгожданном признании Мухаммедом богинь по Мекке распространилась. Явился гонец, приглашающий Мухаммеда в Каабу. И он, впущенный в Каабу, перед которой ждала, приветствуя его, толпа из бывших недругов, стоял у главного идола Каабы Хубала и молился с многобожниками, вознося хвалу богиням. Ему дозволили даже губами прикоснуться к Чёрному камню хаджари. А вернувшись домой... не успел переступить порог, как вдруг побледнел, руки затряслись, лоб покрылся потом. Хадиджа, всего лишь миг назад возрадовавшаяся единению мужа с мекканцами, встревожилась: Мухаммед - ему больно было смотреть на свет - прикрыл глаза и заговорил, повторяя ниспосылаемое:

О ты, Мухаммед! Как взбрело такое в голову, и она не раскололась?! Как ноги твои не переломились, когда шёл в Каабу?! Приблизить к Богу идолов! Молиться, глядя на Хубала! Чествовать богинь! Чуть ли не Аллаха дочери! Но тогда Хубал - брат Аллаха! Тогда богиням муж - идол Хубал! Но я... - Мухаммед задыхался. И тут же, будто самому себе: Молчи! Это только имена, которыми в слепоте своей назвали вы и родители ваши. Бог не посылал с ними никакого знамения. Не следуй за тем, о чём у тебя нет знания: о том и слух, и зрение, и сердце спрошены будут. Не вздумай, довольный мимолётным, ходить по земле горделиво: ведь не просверлишь землю! Ведь гор высотой не достигнешь! Вернись и, не переступая порога Каабы, скажи: Это - то, что внушил тебе Бог из мудрости Своей! И не сотворяй вместе с Ним другого божества, а то будешь порицаем, презренным ввергнешься в геенну! Поистине, сатана для человека - явный враг, постигло тебя от сатаны наваждение - ищи убежище у Него, Всеслышащего, Всевидящего! И Мухаммед пошёл к Каабе. Встал пред храмом. Крик его ударился о стены храма: "О ты, пристанище сатаны!"