Том 26. Письма 1899

8 марта 1899 г. Ялта.

Многоуважаемый Иван Алексеевич, большое Вам спасибо за фотографию ^*, но — увы! увы! — желания Вашего исполнить теперь не могу: у меня нет моей карточки! В апреле в Москве я буду сниматься и тогда пришлю Вам свой портрет ^*, а пока извините.

Клюкин издал 6 000 экземпляров!! ^*

Но по какому праву? Впрочем, простите, что я пишу Вам об этом.

Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю.

Ваш А. Чехов.

8 март.

На обороте:

Москва. Его высокоблагородию Ивану Алексеевичу Белоусову.

Фуркасовский, 10.

Суворину А. С., 8 марта 1899 ^*

2675. А. С. СУВОРИНУ

8 марта 1899 г. Ялта.

8 марта.

Отвечаю на Ваши вопросы ^*. Я переселился из Москвы в Мелихово в 1892 г. На Псле мы жили в 1888 и 1889 гг. Брат Николай умер в 1889. «Дуэль» писал я в Богимове Калужской губ<ернии>, а в Богимове я жил в 1891 г.; помнится, тогда не шли дожди и ждали голода. Первая холера была в 1892 г.

В 1899 г. в марте я получил письмо от величайшего драматурга П. М. Невежина, который просит ^* меня убедительно, ничего не говоря о нем, рекомендовать Вам артистку Елиз. Ник. Глебову, хотя бы на 75-100 р. в м<еся>ц (Москва, Бронная, д. Гетье, кв. Невежина). Он хвалит ее, я ответил, что напишу Вам ^* и что за успех своего ходатайства не ручаюсь.

Я привык читать «Temps» ^* и очень рад, что привык. Теперь до гробовой доски буду читать эту газету.

Маркс просит, чтобы ему сообщили, сколько моих книг еще не продано. Я написал ему ^*, что «Рассказы» и «Каштанка» уже распроданы (так сообщили мне из магазина в ответ на мою просьбу выслать мне по 20 экз. моих книг) и что сведения точные он получит, когда будут наведены справки в провинции.

«Дядю Ваню» взяли в Малый театр ^*. «Чайка» прошла 18 раз при полных сборах.

Я так здесь соскучился, что думаю удрать в Москву к 1-му апреля. В мае буду в Петербурге; приеду представляться Марксу — в мундире и во всех орденах.

Будьте здоровы и благополучны, поклон Анне Ивановне и всем.

Ваш А. Чехов.

Толстой Т. Л., 8 марта 1899 ^*

2676. Т. Л. ТОЛСТОЙ

8 марта 1899 г. Ялта.

8 март.

Многоуважаемая Татьяна Львовна!

На днях я получил из Лейпцига письмо ^*, которое теперь посылаю Вам. С г. Чумиковым я не знаком, о переводах его судить не могу ^*, так как очень плохо знаю немецкий язык. Мне только известна его брошюра «Современные немецкие университеты» ^*, да как-то князь Урусов, известный адвокат, бывший у меня в Ялте, прочел мой рассказ в его переводе и сказал, что перевод очень хорош. Я не обращаюсь прямо к Льву Николаевичу ^*, потому что боюсь помешать ему. Прибегаю к Вашему посредничеству: если найдете письмо Чумикова заслуживающим уважения, то, будьте добры, дайте Льву Николаевичу прочесть и его ответ пошлите Чумикову (его зовут Владимир Александрович) или же напишите мне.

Передайте мой поклон и сердечный привет Льву Николаевичу и всему Вашему семейству, а Вам желаю здоровья и всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

Ялта.

На конверте:

Москва. Графине Татьяне Львовне Толстой.

Долго-Хамовнический пер.

Авиловой Л. А., 9 марта 1899 ^*

2677. Л. А. АВИЛОВОЙ

9 марта 1899 г. Ялта.

9 март.

Матушка, тетрадки с переписанными рассказами присылайте мне; я буду переделывать, а то, чего переделывать нельзя, — бросать в реку забвения. К числу рассказов, которых переписывать не нужно, прибавьте еще «Козлы отпущения», «Сонная одурь», «Писатель» ^*.

В съезде писателей участвовать я не буду ^*. Осенью буду в Крыму или за границей, конечно, если буду жив и свободен. Всё лето проживу у себя в Серпуховском уезде. Кстати: в каком уезде Тульской губ<ернии> Вы купили себе имение? В первые два года после покупки приходится трудно, минутами бывает даже очень нехорошо, но потом всё мало-помалу сводится к нирване, сладостной привычке. Я купил имение в долг, мне было очень тяжело в первые годы (голод, холера), потом же всё обошлось, и теперь приятно вспомнить, что у меня где-то около Оки есть свой угол. С мужиками я живу мирно, у меня никогда ничего не крадут, и старухи, когда я прохожу по деревне, улыбаются или крестятся. Я всем, кроме детей, говорю вы, никогда не кричу, но главное, что устроило наши добрые отношения, — это медицина. Вам в имении будет хорошо, только, пожалуйста, не слушайте ничьих советов, ничьих запугиваний и в первое время не разочаровывайтесь и не составляйте мнения о мужиках; ко всем новичкам мужики в первое время относятся сурово и неискренне, особенно в Тульской губ<ернии>. Есть даже поговорка: он хороший человек, хотя и туляк.

Видите, вот Вам и нечто назидательное, матушка ^*. Довольны?

Знакомы ли Вы с Л. Н. Толстым? Далеко ли Ваше имение будет от Толстого? Если близко, то я Вам завидую. Толстого я люблю очень. Говоря о новых писателях, Вы в одну кучу свалили и Мельшина. Это не так. Мельшин ^* стоит особняком, это большой, не оцененный писатель, умный, сильный писатель, хотя, быть может, и не напишет больше того, что уже написал. Куприна я совсем не читал ^*. Горький мне нравится, но в последнее время он стал писать чепуху ^*, чепуху возмутительную, так что я скоро брошу его читать. «Смиренные» — хороши ^*, хотя можно было бы обойтись без Бухвостова, который своим присутствием вносит в рассказ элемент напряженности, назойливости и даже фальши. Короленко чудесный писатель. Его любят — и недаром. Кроме всего прочего, в нем есть трезвость и чистота.

Вы спрашиваете, жалко ли мне Суворина ^*. Конечно, жалко. Его ошибки достаются ему недешево. Но тех, кто окружает его, мне совсем не жалко.