Навстречу бездне (СИ)

Как я мечтал, что смогу хоть немного развеяться в этой поездке...

До отпуска, до России еще пять месяцев! Целая вечность. Вечность..." _Из донесения агента ЦРУ .:

Операция "Прощупать мину" была проведена в соответствии с вашим указанием в городе Феникс, штат Аризона. К сожалению, вторая ступень убеждения не принесла конкретных результатов. Поэтому, в соответствии с планом операции, параграф седьмой, был применен запасной вариант вывода объекта из контакта".

Глава тридцать четвертая БХИЛАИ-1

Старик сидел на пороге храма, поджав под себя ноги. Был жаркий вечер. В косых лучах дымчато-лилового солнца, медленно тонувшего в темно-зеленых волнах бесконечных джунглей, огромный храм выглядел изваянным из цельного куска синего мрамора. Справа и слева от него замерли в неподвижности пальмовые рощи.

Тем,кто смотрел на храм со стороны океана, казалось, что за ним кончается Вселенная - за его задней стеной площадка, на которой он был воздвигнут две с половиной тысячи лет назад, резко обрывалась: там, глубоко внизу, медленно катила свои коричневые воды Священная река. За рекой. насколько хватало глаз, отсвечивали в последних лучах солнца неровные квадраты и треугольники заливных рисовых полей - словно осколки упавшего с неба на землю гигантского зеркала. Глядевшим на храм из речной долины вершина его представлялась одной из опор небес...

"Годы бегут, как волны. О-хо, как волны!.. Только круги на стволе пальмы Кальхи наплывают один на другой... - старик выплюнул бетель, взглянул на одинокую пальму, росшую слева от входа. - Мой прадед был жрецом этого храма. О-хо, великим жрецом он был! И дед был жрецом. И отец. И я..."

Старик медленно встал, привычным движением оправил свои белые одежды, пошел вокруг храма. Он шел не спеша, с трудом передвигая ноги в сандалиях, бездумно скользя взглядом по древним стенам храма.

Храм был высечен в скале. Триста лет тысячи каменотесов трудились день и ночь, создавая святилище всемогущему богу Начала Начал и Конца Концов. В давние времена храм процветал. Десятки жрецов беспрерывно читали мантры-молитвы при неистово пляшущем на ветру пламени светильников. Тысячи верующих из столицы могучего царства, расположенной в трех милях от храма, наводняли его каждый день. По праздникам толпы пилигримов собирались со всех концов царства. искуснейшие танцовщицы приводили в экстаз молящихся...

Шли века. Под натиском коварных соседей пало некогда великое царство. Торговые пути переместились далеко на юг. Постепенно храм терял свое былое величие. Ныне же и самые древние жители окрестных сел не помнили, чтобы в храме читали молитвы несколько жрецов. Всегда был один жрец - старик. И до него был один жрец - его отец. И еще раньше тоже, кажется, был всего один жрец. так говорили люди. так помнил и старик. И танцовщиц в храме никто больше не видел. И люди собирались в нем два-три раза в году - по самым большим праздникам.

Старик остановился у края площадки. Внизу, в долине было уже темным-темно. Сквозь полузакрытые веки он скорее угадывал, чем видел, несколько тусклых огоньков, мерцавших в отдаленной деревне. Минуты тянулись, как века. Минуты раздумий. Вдруг он широко открыл глаза: голубые всполохи то вспыхивали, то исчезали далеко за рекой.

"О-хо, - думал старик. - Грозная беда пришла в наши места. Чужеземцы строят огнедышащее чудовище, - оно поглотит и поля, и жилища, и души наши. О-хо, наши души!.."

Старик подошел к пальме, погладил ее шершавый ствол.

"Человек выходит из земли, - думал он, - и в землю уходит. Рожденные среди дерев, трав и зверей, и жизнь свою мы должны провести среди них, разделить с ними. Города, заводы, машины - зло, суета сует. Среди них, с ними человек становится ничтожной букашкой, человек теряет себя!.."

Сегодня вспышки бесовского огня были особенно ярки. И старик, каждый вечер приходивший посмотреть со скалы на далекое зарево, отвернулся, шепча проклятья, и тихо побрел вокруг храма.

"Говорят, завод дает пищу многим семьям. А сколько семей он разрушает? - думал с горечью старик. - Люди предаются пороку пьянства, бросают детей и жен, заново пытают свою судьбу, предначертанную богами. О-хо, богами!"

Обойдя храм, старик вошел в свою хижину, устало опустился на глиняный пол. Прохлада нежила уставшее от дневного зноя тело, развевала горечь дум. Старик любил эти вечерние минуты покоя, когда можно было отдаться думам о былом величии храма, о его грядущем, как он твердо верил, воскрешении.

Возле хижины послышался едва уловимый звон.

"Джайна! - спокойно отметил про себя старик. - Сегодня я скажу ей о своем решении. До праздника осталось семь дней..."

У порога хижины появилась девушка. Сняв с головы кувшин с водой, она вошла в хижину, и на старика повеяло вечерней свежестью реки. Бесшумно ступая по полу, - только колокольчики на браслетах тихо роняли свой ласковый звон, - она зажгла два маленьких светильника. Потом поставила миску с водой на очаг возле хижины. Языки пламени лениво лизали тощие лепешки кизяка. Когда вода в миске закипела, девушка бросила в нее две пригоршни рису, немного соли.

Старик сидел, молча наблюдая за плавными движениями и легкой походкой девушки. Молчал он и во время ужина. Схватывая дрожащими пальцами щепотку риса, отправлял ее в рот. Долго жевал искрошившимися зубами.

Поев, он вышел на улицу и сел на землю невдалеке от хижины, поджав под себя ноги. Запрокинув голову, смотрел на звезды. затем тихонько позвал:

- Дочь Лейлы, я хочу с тобой говорить.

Девушка поспешно подошла, покорно опустилась на землю подле старика-отца.

- Скоро большой праздник, дочь Лейлы. Много, очень много людей придет в храм. Но я хочу, чтобы не раз и не два в год к храму приходили люди. Пусть каждый день будет праздником!.. Я велел глашатаям объявить в округе на сотни миль, что на этот раз в храме вновь будет служить Великому Богу танцовщица. Той танцовщицей будешь ты. Приготовься сама и приведи в порядок одежды. Я все сказал, дочь Лейлы.

И старик, и девушка знали: перечить старшим - святотатство. Так записано в древних молитвенных свитках, так ведется испокон веков. И все же старый жрец сидел несколько минут, пристально вглядываясь в опущенную, поникшую голову дочери. Словно пытался проникнуть в скрытые ее мысли. Словно хотел разгадать, что у нее на сердце.

Джайна молчала. Старик, кряхтя, поднялся, и через минуту она услышала, как он задул светильники в хижине и лег.

От людей Джайна не раз слышала о храмовых танцовщицах. О том, какие они красивые, искусные, бесстыжие. О том, что каждый мужчина за деньги - за большие деньги! - мог купить их ласку. О том, что относились к ним, как к уличным девкам. О том, что относились к ним, как к уличным девкам. О том, что восхищались ими лишь в те мгновения, когда они, повинуясь высшей воле, танцем своим прославляли богов...

Ее тоже учили танцам. Учили с трех лет. И все учителя в один голос твердили, что при ее красоте и таланте она могла бы стать великой танцовщицей. Но ее мать, Лейла, и слышать о том не хотела: "Моя Джайне будет петь и танцевать лишь для мужа". И впрямь, пристало ли девушке из древнего, пусть обнищавшего рода жрецов уподобляться продажной танцовщице, услаждать то пресытившегося всем богача-купца, то сладострастного старика-князя, то похотливого министра...

Но матери уже нет в живых. И старик решил, чтобы вернуть храму былую славу, пожертвовать молодостью дочери, ее честью, может быть даже жизнью.

Джайна подошла к Кальхе, обняла ее одной рукой, прикоснулась к ней щекой, приникла всем телом. Она беззвучно плакала, не утирая слез, и они катились по ее щекам, падали на обнаженную грудь. Налетел порывом теплый вечер. Кальха ласково зашелестела узкими листьями, успокаивала...

Надолго ли хватит девичьих слез, если ты молода, здорова и если несчастье еще не случилось, а может быть, и не случится? И потом, танцевать в храме вовсе не значит отдаваться каждому, кто захочет. Да и отец не допустит этого! И разве так уж плохо на виду у тысячной толпы исполнять танец во имя Бога Начала Начал? Люди окаменеют: мужчины - от наслаждения, женщины - от зависти. Еще бы! Ты, вся в золоте и серебре, вздрагиваешь замираешь в такт барабанам, плывешь по воздуху. За твоей спиной громадный божественный фаллос. И - сам Бог! Он благословляет тебя, зовет, требует, приказывает. Еще мгновение - и нет тебя. ты растворилась: твоя душа - в Его душе, твое тело - в Его теле. Тебя нет. есть только Он. И ты - в Нем.