Картины и голоса

РИММА ФЕДОРОВНА. Здравствуйте, милый Илья Миронович, как хорошо, что вы вернулись пораньше, тут у нас переполох. Альберт Сергеевич, солдат железного Феликса, наклал в штаны.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (притворяясь испуганным, смеется). Кто-нибудь из наших попросил политического убежища?

РИММА ФЕДОРОВНА. Не из наших. Из другой туристской группы. Свердловчане. Удрал комсорг завода. Немцы уже по радио объявили. Альберт Сергеевич приказал мне разбить нас на пятерки, в каждой пятерке выделить ответственного. Свободные одиночные прогулки отменяются. Да, вчера приходил в гостиницу какой-то немец, вас спрашивал. Почему-то именно вас. Вы не знаете?

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Мне уже об этом говорил солдат железного Феликса. Ваш вопрос - его поручение?

РИММА ФЕДОРОВНА. Я одинока, не безгрешна, но я не сотрудничаю. Сама не знаю, почему мне предложили быть старостой группы. Понимаю, что это вызывает подозрение, среди нас есть коммунисты с более древним стажем. Я охотно согласилась, потому что старосте полагается валюты в полтора раза больше, чем прочим. И другие привилегии: у меня отдельный номер.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Я не знал.

РИММА ФЕДОРОВНА. Узнав, подумайте, как этим воспользоваться.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Я имел в виду размер валюты.

Картина пятая

Фойе гостиницы. Против входа - ведущая в номера лестница с замысловатыми перилами, какие делались до первой мировой войны. Рядом с лестницей лифт, старенький. Справа от входа, у окна, которое смотрит на улицу,- конторка портье. Еще правее - вход в ресторан. Посредине фойе - круглый стол и кресла. Портье молод, у него, как и у парней в сквере, волосы до плеч, к тому же он их завивает. За его спиной - доска, на которой висят ключи с тяжелыми бляхами. Почти все ключи на месте.

ПОРТЬЕ (подавая ключ). Уважаемая госпожа, к вам пришли.

С кресла поднимается и подходит к советским туристам мюнхенский житель. Это ширококостный пожилой человек, в очках, с лицом болезненным, но энергичным, черты резкие, прямой, чуть раздвоенный подбородок, расплющенный монгольский нос. При довольно длинном туловище - короткие ноги. Только еврей мог бы в нем узнать еврея. Одет со вкусом.

МЮНХЕНСКИЙ ЖИТЕЛЬ (сначала говорит на смеси польского, русского, украинского, потом переходит на немецкий). Вы есть группа из Союза?

РИММА ФЕДОРОВНА (без настороженности). Мы советские туристы.

МЮНХЕНСКИЙ ЖИТЕЛЬ. Я до господина Помирчия.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (по-русски). Я - Помирчий.

МЮНХЕНСКИЙ ЖИТЕЛЬ (как будто делает исключительно важное сообщение). Я тоже Помирчий. Юзеф Помирчий. Я познал в газете, в списке туристов из Союза, ваше назвиско. То есть фамилия. Помирчий - очень-очень редко назвиско, я подумал: раз Илья, значит, можлива рич, мы родные. Вы умеете идиш?

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Я говорю по-немецки.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ (с громадным облегчением). Совсем хорошо. Еврей любит искать родственников. Откуда вы?

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Я родился в Москве. Но мои родители из Проскурова.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Проскуров - это слишком далеко. Мы из Брюховичей, подо Львовом. У отца там было небольшое дело - портновский приклад: парусина, волос, ватин, подкладка, нитки, пуговицы, шмуклерский товар.

РИММА ФЕДОРОВНА. Это интересно.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Только это и интересно. (Вспыхнув.) А потом, в 1939 году, я бежал от нацистов в Союз. Меня депортировали там в казачью станицу около Сальска. Только казачьей станицы мне не хватало. А потом я был в Освенциме.

РИММА ФЕДОРОВНА (с искренним участием). И остались живы?

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Кажется, остался. (Смеется.) А я думал, раз Помирчий, да еще Илья, значит, мы родственники. Но давайте поговорим, мы разберемся, может быть, найдем общих Помирчих. Приходите ко мне в гости, очень прошу. Так приятно встретиться с евреем из Союза. Приходите сегодня вечером вместе с этой любезной госпожой. Ваша супруга?

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Спасибо за приглашение. Нет, не супруга. Товарищ по работе. Сегодня вечером...

РИММА ФЕДОРОВНА. Сегодня вечером мы не можем, нас принимает у себя ректор университета.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. О! Большая честь.

РИММА ФЕДОРОВНА (неожиданно для Ильи Мироновича). Но завтра у нас вечер свободный.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Договорились. Завтра в шесть вечера я за вами заеду. До скорого.

Юзеф Помирчий направляется к выходу. Сквозь вертящиеся стеклянные двери Илья Миронович видит, как он садится в свой мерседес.

Картина шестая

Дом Юзефа Помирчего высотой в два с половиной этажа. Половину этажа занимает гараж. Дом находится на окраине Мюнхена, недалеко от шоссе, по которому машины движутся к памятному месту - к бывшему лагерю Дахау. В этом районе живут люди среднего достатка, перед каждым домом садик, небольшой, но, на советский глаз, удивительно ухоженный. Странно и то, что садики отделены друг от друга не заборами, как у нас, а невысокими, аккуратно подстриженными кустами.

За столом - четверо: Юзеф Помирчий, его жена Ева, Илья Миронович и Римма Федоровна. Уже выяснилось окончательно, что оба Помирчия - только однофамильцы, не родственники. Уже осмотрели все комнаты (и наверх поднимались), ванну с бассейном, большую, ослепительную кухню с холодильным шкафом во всю стену. Богатой немецкой виллой овладели запахи еврейских блюд. Илья Миронович, уже от многого вкусив, наслаждается куриной шейкой, зашитой белыми нитками. Римме Федоровне национальная еда не по вкусу, кроме того, имея на то основание, она боится за свою язву, но уже выпила много водки (русскую водку принесли гости) и приходится закусывать. Илья Миронович водки не пьет, от нее у него бывают ночью загрудинные боли, он пьет из коньячной рюмочки вино либфрауенмильх - "Молоко Богородицы".

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Вы здесь читаете ваши газеты? "Правду", в которой нет известий, и "Известия", в которых нет правды? Что пишут о Ближнем Востоке? У нас только одна газета приветствовала позицию Советского Союза в израильском вопросе: фашистская "Зольдатенцайтунг".

ГОЛОС РИММЫ ФЕДОРОВНЫ. Начинается. Альберт Сергеевич не только разрешил нам пойти в гости, не только посоветовал взять с собой водку в подарок хозяевам, но сказал: "Не отказывайтесь от контактов. В разговорах не обороняйтесь, а наступайте. Что бы ни сказал Помирчий, поправлять его при мюнхенских жидах не надо, это неудобно, даже вредно, вы мне потом все расскажете. Держитесь непринужденно, свободно".

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ Почему вы живете не в Израиле, а в Федеративной Германии, да еще в Мюнхене, где начал свою деятельность Гитлер? Вам не противно?

ГОЛОС РИММЫ ФЕДОРОВНЫ. Наступает. И от прямого ответа выкрутился с блеском. Пожалуй, об этом я расскажу Альберту Сергеевичу.

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Так получилось. Длинная история. Я был в Освенциме, Ева - в гетто, она оттуда бежала, мы встретились, когда ваши войска заняли Польшу, нам удалось попасть в Вену - в родной город Евы, а потом мы переехали сюда, в Мюнхен. У меня здесь дело, небольшая фабрика, шестьдесят рабочих. Специальность - дамские брюки. Есть у меня и магазин со складом, он, как и ваша гостиница, помещается на Баварской улице, но в противоположном конце. А в Израиль я ежегодно, накануне Рошгашона, отправляю тысячу долларов в фонд Сохнута. Если бы я был на месте израильского премьера, я бы не с арабами воевал, подумаешь, тоже мне нация, бедуины, я бы сбросил атомную бомбу (у Израиля есть атомная бомба, поверьте мне) на обе Германии.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Если вы так ненавидите немцев, почему же вы живете в Германии?

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ. Я уже вам говорил: длинная история. Есть причина. А мой зять посылает из Америки ежегодно в Израиль не тысячу долларов, а целых десять тысяч.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (к Еве). Ваша дочь в Америке? Так далеко от вас?

ЮЗЕФ ПОМИРЧИЙ (быстро, не давая Еве ответить). У нас две дочери. Старшая замужем, очень удачный брак. Зятю принадлежат все пивные городка. Это по-американски - городок, а там почти двести тысяч жителей. Младшая служит переводчицей в парижском аэропорту Орли, она изучила французский и испанский, мы беспокоимся: Париж, знаете, такой город...