Побеждённые (Часть 2)

Услышав это, Мика тотчас перескочил на эпиграмму в честь этой достойной дамы и с чувством отчеканил:

Шлифована по-пролетарски,

А первобытна, как зулус,

И не хранит отравы барской

Отточенный в райкоме вкус!

Анастасия Филипповна ворвалась и впрямь с видом разъяренного зулуса. Мика был вытребован к директору, но находчивого мальчика трудно было поставить в тупик.

- Я всегда рос в убеждении, что деликатность и такт необходимые качества культурного человека, - ответил он, - но Анастасия Филипповна вместе с пионервожатой дали мне хороший урок в противоположном, и я этим уроком воспользовался.

Директор попросил объяснения.

- Они неуважительно говорили перед целым классом об отце одного из моих товарищей. Я согласен извиниться перед Анастасией Филипповной, если она подаст мне пример и в свою очередь извинится перед Петькой Валуевым

Директор обещал выяснить в чем дело. Но комсомольское бюро цыкнуло на него, разъяснив, что дело касается обвиненного по пятьдесят восьмой. Мика остался под угрозой занесения в характеристику "издевки над идеологической сознательностью учителя".

Приближалось Рождество; за несколько дней до праздника отец Варлаам созвал братство на исповедь в квартире на Конной. Сговорились собраться в это утро у ранней обедни на Творожковском подворье. Мике всякий раз попадало за ранние обедни: от Нины потому, что он опаздывает из-за них в школу, от Надежды Спиридоновны за то, что, уходя, топает по коридору и заводит будильник, который трезвонит на всю квартиру. Без будильника, однако, Мика неизменно опаздывал. Петя и Мэри считали Мику почти мучеником, потерпевшим гонения за веру, а он считал их дом христианской общиной в миниатюре, - и по этим пунктам каждый из них втайне завидовал другому. Мика опоздал и в это утро и, стоя в последних рядах, отыскивал глазами голову Пети, которую узнал по "петуху" на затылке. Рядом с ним виднелась черная коса Мэри. Мика стал осторожно пробираться к ним.

- Мы уже за тебя беспокоились все нет и нет! - шепнул ему Петя, когда они оказались рядом.

- Едва успел; вчера вечером опять бурю выдержал - без этого у нас не обходится! - тоже шепотом отозвался "мученик".

- На духовном пути очень часто "враги человеку домашние его", шепнула Мэри.

Когда обедня кончилась, отправились к Валуевым. У них была елка, и ее стали устанавливать.

- Эту елочку, - похвастался Петя, - мы с мамой купили вчера у Владимирской церкви. Милиционер увидел и тотчас за нами, а мы словно воры улепетывали. Я и не подозревал, что мамочка так быстро бегает.

- При советской власти всему выучишься, - сказала Ольга Никитична, берясь за керосинку. - Завтра, в Сочельник, приходи, Мика, к нам.

- Да, да! - воскликнула Мэри, надевая передник. - Мы зажжем елку и будем петь "Дева днесь..." и "Weihnachten"*, a ужин будет постный, с кутьей, все по уставу.

* "Рождество" (нем.)

- Нина моя совсем равнодушна к вере, - заявил Мика, - Она все боится, чтобы не узнали о церкви в школе. Я понимаю отрицание, но равнодушия не понимаю!

- Убежденных людей всегда мало, - сказала Валуева, - большинство и раньше было равнодушно к родной Церкви. Никто не образумился, пока не грянул гром! Большевики злобны, коварны, мстительны, но их преследования заставили нас проснуться. Если бы мы не были виновны перед Господом, неужели бы Он допустил существование этих бесчисленных лагерей и тюрем, куда запрятывают ни в чем не повинных людей? Сколько душ очищается теперь страданием!

Мика опустил топор и, не спуская глаз, смотрел на женщину, говорившую эти слова. Ее сверкающий взгляд, худое лицо и преждевременно поседевшие волосы опят напомнили ему христианских мучениц.

В квартире на Конной собралась довольно длинная очередь. Отец Варлаам говорил очень долго с каждым. Исповедь шла в трапезной; ожидавшие женщины и девушки прошли в комнаты к братчицам, молодые люди ожидали в коридоре. Петя и Мика стояли рядом. Еще год назад мальчики поклялись друг другу в полной откровенности. С тех пор у них вошло в обычай показывать друг другу шпаргалки с перечисленными для памяти тезисами исповеди. Шпаргалка Мики начиналась словами: "Нина, сны, готов на подвиг, а на мелочи ленив"; взглянув на шпаргалку Пети, он увидел, что первые три пункта у него были точно те же, только вместо "Нина" у него стояло "Мэри". Но дальше у Мики в списке значилось: "галстук, она, масло, эполеты, гвардия" - тут уж ничего нельзя было понять, и Петя попросил объяснения.

- Дела мои, старина, плохи! Никак не ожидал, что приключится этакая штука! Как бы объяснить... видишь ли... одним словом - влюбился, и притом колоссально! Как сказать отцу Варлааму - ума не приложу. Видел я ее всего два раза только: на вокзале и у нас на рождении Нины, она приходила к нам со своим мужем; совсем еще молоденькая, с косами, ресницы в полщеки, тоненькая, как тростинка. Я только посмотрел и погиб, сказали бы мне: "Поцелуй и умри!" - сейчас бы согласился! Моральный банкрот! Тревога, знаешь, напала: вот какие девушки бывают, а я такую не найду - пока буду молиться, всех расхватают. Петька, говори: что мне будет за это от отца Варлаама?

- Трудно вперед сказать... положение серьезно... - пробормотал сконфуженно Петя, словно врач на консилиуме. - На поклоны, наверно, поставит... А это что? - и Петя ткнул пальцем в "гвардию".

- Военная доблесть опять покоя не дает: нет-нет да и воображаю себя николаевским офицером: эполеты, шпоры, аксельбанты - все пригнано, все блестит, выправка самая изящная, не то что у этих "красных командиров" с их мордами лавочников! Танцую мазурку в зале у Дашковых, девушки - все на меня поглядывают. Или - война, первым кидаюсь в бой и умираю с Георгием под стенами Константинополя. Видишь, помечено: "эполеты". А к тебе этакое не подступает?

Петя с понимающим видом кивнул

- А это что? - и он ткнул в рубрику "масло".

- Да понимаешь ли, сейчас Филипповка, ну и воздерживался я незаметно от масла. А Нинка заподозрила и проследила; накидывается, как кошка: "Я на последние деньги покупаю не для того, чтобы в ведро выбрасывать!" И пошла... пошла... Наорали мы друг на друга колоссально; уступил в конце концов.