Проза о стихах

("Смятение", 2, 1913)

Мимоза тоже нимало не иносказательна:

Вечерние часы перед столом.

Непоправимо белая страница.

Мимоза пахнет Ниццей и теплом.

В луче луны летит большая птица.

("Вечерние часы...", 1913)

А роза и шиповник сопровождаются чуть ли не ботанически точным, деловитым комментарием. Речь идет о старом царскосельском парке, в котором

Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,

Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.

Одичалые розы пурпурным шиповником стали,

А лицейские гимны все так же заздравно звучат.

("Городу Пушкина", 2, 1957)

Царица цветов - роза

Предметная точность - свойство акмеистической лирики Ахматовой, в которой слово преднамеренно освобождено от недавней еще символистской многоплановости и зыбкости. Однако не только предшественники Ахматовой, но и современники ее часто использовали укрепившуюся за различными цветами символическую репутацию. Кто же не помнит пушкинских строк:

О дева-роза, я в оковах;

Но не стыжусь твоих оков:

Так соловей...

(1824)

Здесь воспроизведена традиционная восточная образность: "роза соловей"; первоначально у этой песенки было и название: "Подражание турецкой песне". А в ином контексте, классическом, розы были устоявшейся метафорой шумного пиршества. У Пушкина:

Уже с венком из роз душистых,

Меж кудрей вьющихся, златых,

Под сенью тополей ветвистых,

В кругу красавиц молодых,

Заздравным не стучишь фиалом,

Любовь и Вакха не поешь;

Довольный счастливым началом,

Цветов парнасских вновь не рвешь...

("К Батюшкову", 1814)

Была пора: наш праздник молодой

Сиял, шумел и розами венчался,

И с песнями бокалов звон мешался,

И тесною сидели мы толпой.

(1836)

Или у Баратынского:

Венчали розы, розы

Леля, Мой первый век, мой век младой:

Я был веселый пустомеля

И девам нравился порой...

(1829)

Эта унаследованная образность восходит к "культурной истории" розы.* В древнем Египте царица Клеопатра - то было в первом веке до нашей эры создала чудесные сады, где разводились розы. Сохранились рассказы о "розовых пирах" Клеопатры. Пол залы устилался лепестками роз, пирующие возлежали на подушках из розовых лепестков, венки из роз венчали их головы; кубки были обвиты розами, и гирлянды из роз свешивались со стен и потолка. В древнем Риме розы украшали пиры императоров Нерона и Гелиогабала; на одном из пиров Гелиогабала роз было столько, что многие гости не выдержали их удушающего аромата и погибли.

______________

* О ней интересно рассказывается в книге Н. Верзилина "По садам

и паркам мира", Л., Детгиз, 1961, с. 26, 33, 47, 53.

Удивительно ли после этого, что в образной системе классицизма розы стали метафорическим обозначением пиршества, а Пушкин мог написать, что "праздник молодой / Сиял, шумел и розами венчался"?

Однако роза имела еще и иной смысл. В греческой мифологии она была посвящена богине любви Афродите - ведь и родилась она вместе с Афродитой из пены морской. Роза оказалась символом любви. Такой она представала в поэзии греков и римлян, такой перекочевала к французам в XVII и XVIII веках, в классицистическую поэзию. Роза - это любовь, это и юность. Вспомним у молодого Пушкина:

Где наша роза,

Друзья мои?

Увяла роза,

Дитя зари.

Не говори:

Так вянет младость!

Не говори:

Вот жизни радость!

Цветку скажи:

Прости, жалею!

И на лилею

Нам укажи.

("Роза", 1815)

Здесь соперничают между собой два цветка: роза и лилия; из них первая олицетворяет любовь, вторая - невинность. Это сопоставление - дань устойчивой традиции. Например, у Н.М.Карамзина постоянно встречается "лилея", и она всегда означает юную, невинную деву:

Я вижу там лилею.

Ах! Как она бела,

Прекрасна и мила!

Душа моя пленилась ею.

Хочу ее сорвать,

Держать в руках и целовать;

Хочу - но рок меня с лилеей разлучает:

Ах! бездна между нас зияет!..

("Лилея", 1795)

Роза у Карамзина - образ мимолетной юности, скоропреходящей красоты:

Час настанет, друг увянет,

Яко роза в жаркий день.

("Счастье истинно хранится...", 1787)

Ты прежде алела,

Как роза весной;

Зефиры пленялись

Твоей красотой.

("К Лиле", 1796)

Вчера здесь роза расцветала,

Собою красила весь луг;

Но ныне роза в зной увяла

Краса ее исчезла вдруг.

Куда, Элиза, ты сокрылась

Столь скоро от друзей твоих?

Вчера ты с нами веселилась,

Быв в цвете майских дней своих...

("На смерть девицы", 1789)

"Роза-пиршество", "роза-юность", "роза-любовь" соединяются вместе у Пушкина в описании могилы Анакреона, легендарного древнегреческого поэта, веселого певца вина, любви, наслаждений:

Розы юные алеют

Камня древнего кругом,

И Зефиры их не смеют

Свеять трепетным крылом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вижу: горлица на лире,

В розах кубок и венец...

Други, здесь почиет в мире

Сладострастия мудрец.

("Гроб Анакреона", 1815)

У поэтов классицизма и сентиментализма роза появлялась очень часто, но не столько как живая метафора, сколько как метафорический знак, обладающий постоянным, закрепленным за ним смыслом. В романтической поэзии метафора возродилась, обрела новую жизнь - роза вновь стала не знаком, а образом, при создании которого прежнее используется и развертывается. Характерна баллада В.Бенедиктова "Смерть розы" (1836), где "ангел цветов", "над юною розой порхая, / В святом умиленьи поет":

Рдей, царица дней прелестных!

Вешней радостью дыша,

Льется негой струй небесных

Из листков полутелесных

Ароматная душа.

Век твой красен, хоть не долог:

Вся ты прелесть, вся любовь;

Сладкий сок твой - счастье пчелок;

Алый лист твой - брачный полог

Золотистых мотыльков.

Люди добрые голубят,

Любят пышный цвет полей;

Ах, они ж тебя и сгубят:

Люди губят все, что любят,

Так ведется у людей!

В заключение баллады рассказано, как юноша сорвал розу и поднес ее обольстительной деве, но ничего хорошего из этого не вышло,- "девы с приколотой розой чело омрачилось изменой", и юноша оказался жестоко наказан "за пагубу розы". Как часто бывает у Бенедиктова, здесь удивительно соединились талант с пошлостью: несомненно превосходны такие строки, как "Из листков полутелесных / Ароматная душа", но предшествует им банальный стих "Льется негой струй небесных..." Все же бенедиктовская роза характерна для периода романтизма.

Однако в эту же пору развивается и другое образное осмысление розы,оно началось в средние века и особенно отчетливо проявилось во французском "Романе о розе", созданном Гильо-мом де Ларрисом (XIII век); здесь повествуется о юноше, увидевшем во сне прекрасную розу и полюбившем ее:

И вот, дыханье затая,

Я подошел, и в этот миг

Волшебный запах роз проник

В ненарушаемой тиши

До самых недр моей души...

Я, наконец, дрожа, дерзнул:

Тихонько руку протянул,

Но уколол тут, как иглой,

Меня волчец...

(Перевод С.Пинуса)

Это иной облик розы - в средневековом романе ее мифологический смысл углубился, она стала воплощением и даже целью любви. Одновременно роза оказалась знаком неба или солнца; в готическом соборе "розой" называлось символическое круглое окно, обычно над главным входом. Роза же была символом Девы Марии, Богородицы. В стихотворении Пушкина "Жил на свете рыцарь бедный" говорится о крестоносце, поклонявшемся Богоматери, в отличие от других паладинов, служивших своим возлюбленным:

Между тем как паладины

В встречу трепетным врагам

По равнинам Палестины

Мчались, именуя дам,