Xамза

Хамза посмотрел налево: в глазах у Юсуфджана веселые искры - давай читай, крой эти постные рожи, дерни еще раз им всем их скучные и благородные бороды одновременно!

Посмотрел направо: Алчинбек, молча, одним выражением лица, просил, умолял не делать ничего неожиданного, предупреждал, предостерегал...

Хамза усмехнулся.

- Хорошо, я прочитаю свои стихи...

Если бедняки кричат криком,

Значит, они устали от боли!

Болью! Болью! Болью!

Опоясаны от поклонов их спины

Ради куска лепешки!

На какие же тяжкие муки

Обрекают бедных с утра до вечера

Ради куска лепешки!

Их бьют палками люди баев

По голове, по глазам, по рукам, по животу...

Но они терпят все это

Ради куска лепешки!

Ах, до чего же трудно

Вынести эти побои!

Стонет душа, грудь в крови, льются слезы...

Нищета и невежество

Для этого рождается человек?

Эй, великие мира!

Ради самого бога, прозрейте!

Не думайте, что до самой смерти

Будут люди терпеть эту мерзость.

Цари однажды станут нищими,

А нищие станут царями!

...Юсуфджан мягко, как барс, вскочил на ноги - вокруг дастархана, держа за горлышко пустую бутылку, шел Миркамилбай Муминбаев. Лицо его сочилось ненавистью, в узких прорезях глаз полыхало бешенство.

- Уходи! Быстрее! - толкнул Юсуфджан Хамзу в спину. - Он потерял контроль над собой!..

Хамза повернулся и медленно пошел к двери.

- Убить! Убить его! - заорали, словно очнувшись, сразу все гости. Забросать камнями! Повесить, как собаку!

Миркамилбай замахнулся бутылкой...

- Стой!! - не своим голосом закричал кизикчи и, изменившись в лице, метнулся наперерез баю.

Муминбаев вздрогнул - бутылка, пущенная неверной рукой, грохнулась в стену. Он тут же поднял с дастархана вторую, но Юсуфджан уже повис на плече миллионера. Несколько человек гостей толпой бросились на кизикчи.

Но момент был упущен - Хамза, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

- Догнать! Убить! Повесить! - орали плохо стоявшие на ногах гости.

- Как ты посмел?! Как посмел?! - рычал Миркамилбай, пытаясь освободиться от Юсуфджана. - Да я ж тебя...

- Стыдитесь, господин Муминбаев, - отпустив руку бая, тяжело выдохнул Юсуфджан. - Вы же могли проломить ему голову. - Он сделал шаг назад и сказал тихо, с дрожью в голосе: - Вы же могли убить поэта...

3

События разворачивались с головокружительной быстротой.

На следующий день полицмейстер Коканда полковник Медынский вызвал к себе капитана Китаева, начальника секретного отдела по производству дел особой государственной важности.

- Два часа назад, - сказал Медынский, - мне принесли письмо от нескольких представителей здешней туземной знати.

В письме говорится, что вчера в доме Садыкджана-байваччи некий Хамза, пытаясь оскорбить хозяина и гостей, прочитал стихи собственного сочинения, содержащие призыв к свержению существующего государственного строя... Что это такое?

Местный буревестник? Максим Горький а-ля Туркестан? Как прикажете понимать?.. Кто такой этот Хамза? Откуда взялся?

Почему я до сих пор ничего не слышал о нем?

- Вы прекрасно его знаете, ваше превосходительство, по моим неоднократным докладам, - объяснил Китаев. - Это тот самый человек, который все время хлопочет об открытии новых туземных школ для детей неимущих.

- Тот самый? Кстати, как его фамилия? Низаев, Ходжаев...

Я все время путаюсь с этими мусульманскими именами.

- У него две фамилии, господин полковник, - Холбаев и Ниязов.

- Две фамилии? Да почему же две? У каждого человека должна быть одна официальная фамилия... Вот у вас, капитан, сколько фамилий?

- Одна, - улыбнулся Китаев.

- И у меня одна. Так почему же у какого-то туркестанца должно быть две фамилии?

- Это связано, ваше превосходительство, с неопределенностью образования фамилий у туземного населения. Официально интересующий вас объект значится следующим образом: Хамза Ямин сын Холбая сын Нияза. Из уважения к предкам он взял фамилию не отца, а деда и прадеда.

- А вы, я смотрю, уже изучили всю родословную этого местного буревестника.

- Иначе нельзя. Он давно у нас под наблюдением.

- Похвально, похвально, капитан.

- Использую опыт, приобретенный в центральных районах империи. Там, в каких бы губерниях ни приходилось служить, первым делом устанавливал контроль за всей пишущей братией - поэтами, публицистами и так далее. И, знаете, почти никогда не вытаскивал невод на берег пустым. Что-нибудь да попадалось.

- Я буду писать о вас в Петербург...

- - Чувствительно благодарен, господин полковник.

- А за Хамзой наблюдение усилить. Особо обратить внимание на попытки связаться с русскими политическими ссыльными.

Здесь таится самая главная опасность!

Полицмейстер достал из кармана мундира сложенный вчетверо листок бумаги и прочитал:

- "Пролетарское движение распространяется и на самые отдаленные окраины..."

Китаев изобразил лицом искреннее огорчение.

- Так пишут в своих газетах социал-демократы, - сказал Медынский, - и это написано про наши места. Поэтому я срочно вызвал вас сегодня. Стихи этого Хамзы - сигнал!.. Сигнал о том, что и сюда докатились отголоски беспорядков в центральной России. В Петербурге и Москве, благодаря твердости властей и непоколебимой монаршей воле, выступления бунтовщиков удалось подавить... Но вы же знаете, что в районе Пресни фабричные несколько дней оказывали вооруженное сопротивление регулярным войскам... Вооруженное! Подумать только!.. А с чего все началось? Лев Толстой и Максим Горький! Это мое твердое убеждение. Толстой пытался ударить по вере - церковь его прокляла...

- Богатая мысль, ваше превосходительство! Нужно запомнить!

- А Хамза замахивается на шариат и коран... Теперь Максим Горький. Сначала все думали, что о птичках стихи написаны, - "Песня о Соколе", "Песня о Буревестнике"... А это на самом деле скрытый призыв к революции, к анархии, к всеобщему разрушению. Посильнее прокламаций и листовок оказалось...

Вот тебе и птички!

- Совершенно согласен с ходом ваших размышлений, господин полковник.

- Вот почему так опасны все эти сочинители со своими стихами... У французов тоже все с книг началось - энциклопедисты, материалисты, велосипедисты там всякие... А чем кончилось?

Законному государю и законной государыне головки - чик! - и отрубили.

- Может быть, арестовать его?

.- Рано. Он сейчас вольно или невольно будет искать себе друзей среди местных политических ссыльных. И сослужит тем самым нам хорошую службу. Ему обязательно нужны сейчас товарищи по образу мысли. А среди мусульман таких нет... И вот, когда он найдет себе друзей среди русских, тут-то они его и научат не только песни о птичках писать, но кое-чему и похуже...

И когда местные ссыльные через него, как через поэта, начнут распространять свои политические взгляды на мусульман, когда слепится пяток - десяток мусульманских кружков с "учителями" из русских политических, когда они начнут маевочки проводить, а то, глядишь, чего доброго, и газетенку какую-нибудь подпольную наладят, вот тогда-то мы их всех сразу и накроем!.. Но к тому времени у нас должно быть все как на ладони - адреса, фамилии, явки. И тогда распространению пролетарского движения на далекие окраины у нас здесь, в Коканде, будет положен конец...

- Восхищен вашей государственной мудростью, господин полковник! Счастлив, что служу в одном округе с вами!

- Мне нужен опытный, преданный офицер, чтобы возглавить намеченную мной операцию. Возглавить и осуществить ее.

- Ваше превосходительство, я был бы счастлив...

- Не сомневался! Я освобождаю вас от всех прежних обязанностей. К беспорядкам и открытым волнениям среди мастеровых вы больше не будете иметь ни малейшего отношения.

Только тайное накопление сведений о возможности установления связей между социалистами и местными мусульманскими рабочи - ми... Мы должны будем немедленно, одним ударом обрубить все эти связи, как только они возникнут. Мы обязаны остановить на вверенной нам территории продвижение марксизма в Среднюю Азию. Мы должны любыми средствами предотвратить революционную вспышку в Коканде и вообще в Туркестане...