Ландскрона (сборник современной драматургии)

МАТЬ. Поют, Коль... Молодые... Весело им.

ОТЕЦ. Хорошо... И чего это так хорошо на свете? И эта ночь, и костры... И на душе так тихо... Олюшка, спой мне что-нибудь.

МАТЬ (смеется). Да что спеть-то?

ОТЕЦ. Что хочешь, голубушка, спой!

МАТЬ. Вот пристал. (Смеется, потом оборвав смех, вполголоса запевает.)

ОТЕЦ. Олюшка, ягодка моя, как ты поешь! Господи, наградил же Бог! Плакать хочется, Олюшка моя ненаглядная, единственная моя, любимая. Спасибо тебе, золотая моя, добрая... _ Отец обнимает жену, ласкает, целует, она смеется, отдаваясь его ласкам. _ ДОЧЬ. Какая низость! Какая гадость! (Топает ногой, чуть не плачет.) Гадость, гадость! Она же его не любит! Зачем она притворяется! Притвора! Притвора!

БАБКА. Эх, сынок, мало тебе счастья выпало. Бери его, бери, хоть урывочком, хоть с полынью да водочкой пополам.

ОТЕЦ. Мама!

БАБКА. Что, сынок?

ОТЕЦ. Жить-то как хорошо, мама!..

ДОЧЬ. Притвора! Притвора! Бабушка! (Бросается к Бабке.) Расскажи мне про войну!

БАБКА (гладит по голове, ласково). Что ж тут рассказывать? Я уж тебе все рассказала.

ДОЧЬ. Расскажи, как вас сожгли.

БАБКА (певуче). Ну, слушай... И пришли они тогда к нам. Понаехали на машинах, на мотоциклах, с собаками, гавкают по всей деревне. Партизан искали. Стали всех из домов выгонять. Шнель, шнель! И - та-та-та! Та-та-та!?- из автоматов. А мы с сестрой в подвале схоронились. Дом-то наш как раз на отшибе стоял. Сидим, дрожим, зубы стучат. Слышим, погнали всех. Стариков, баб, детишек, собрали, значит, повели... Ну, завели в амбар, да двери закрыли, да и подожгли. А кто выскочить хотел, тех из автоматов... Это уж мы потом увидали, что сожгли их в амбаре. А в подвале-то мы тогда только вой слыхали. И такой, я тебе скажу, это был вой, словно из-под земли, словно из ада. Как мы вой-то тот услыхали, так и повалились замертво и два дня, чай, и пролежали. А уж когда вылезли, в деревне - ни души, ни немцев, ни наших. Одно пепелище. Так мы уж было думали: конец света. Одни мы и остались на всем белом свете мыкаться...

ДОЧЬ. Бабушка, а чего мать отца не любит?

БАБКА. Как не любить? Любит она, любит... Вот что, ложись-ка спать, а завтра по ягоды возьму...

ОТЕЦ. Я никому не верил. Злые языки, что собаки, лают почем зря, лишь бы облаять. Но однажды Оля забыла на столе письмо... _ Подходит к Матери, кладет перед ней конверт. _ МАТЬ (узнала письмо, задохнулась). Шпионишь?

ОТЕЦ. Ты забыла его на столе. (Уходит.)

ДОЧЬ. Родители думают, что дети слепы и ничего не видят, а если и видят, то ничего не понимают. Я видела все и все понимала.

ОТЕЦ (он пьян и весел, подходит к Матери, ставит на стол бутылку). А?.. Олюшка! (Декламирует.) ____ Выпьем, бедная подружка...

Сердцу станет веселей!.. ____ А?.. А-а-а... То-то! Арап!.. Кружки на стол, Олюшка, слышь?

МАТЬ (отстраняясь). Уйди. Ты пьян.

ОТЕЦ (радостно). Ну да, пьян. И Дантеса застрелил! А ты - как жена поэта... должна меня ублажать, вот! А ну давай, сымай сапоги!

МАТЬ. Вот еще навязался на мою голову, пьяница непутевый. Холеры на тебя нет!

ОТЕЦ. Но-но! Ты на меня не ругайся. Ты на полюбовников своих ругайся.

МАТЬ. Что? Полюбовников? Полюбовниками коришь? Черт ты безрукий! Погубитель ты мой постылый! Душегуб проклятый! Чтоб тебе!..

ОТЕЦ (внезапно рассвирепев). Молчи! Шлюха! Не подходи! (Хватает табурет.) Убью!

МАТЬ. Грозишься? Ну убей! Убей ты меня, убей! (Плачет.) Господи Боже мой, да убей же ты меня! Зачем я живу на свете, мучаюсь, такая несчастная! Не люблю ведь я тебя, голубчик ты мой, не люблю, никогда не любила! Пожалела я тебя на свою голову разнесчастную! Другого я люблю. Боже мой, что же мне делать! Ох тошно мне, горько мне, постыло мне все, свет Божий постыл!..

ОТЕЦ (испуганно, дрожит). Ну, не надо, не надо... Голубушка моя, не надо... не надо... _ Мать постепенно перестает всхлипывать и затихает. Отец долго еще гладит ее по голове и шепчет, едва слышно: "не надо... не надо". _ БАБКА. Дети думают, что матери слепы и ничего не видят. Я все видела и сердце у меня болело.

ОТЕЦ. Я до войны художником хотел стать. Учиться мечтал в Москве. Очень я красоту любил. А после войны, после смертей, да пожаров, полюбил еще больше. Руку отняли, ничего, наловчился левой. В Москву, понятно уж, не поехал. А так, дома, для себя, люблю рисовать зверье всякое, птичек там разных, собак, забавные они. И столько у меня накопилось рисунков этих, что мать собрала их как-то все... да и на базар, в город, захотела продать... Да только никто не купил, обратно все привезла. (Смеется.) Видно, добро такое никому не надо. (Закашлялся.) Так я потом ребятишкам их нашим раздал, пусть забавляются. Все равно дома одно беспокойство от них, да и Оля недовольна, мусор, говорит, выброшу на помойку, грозится. Не выбросит, конечно... а только пусть лучше ребятишкам. _ Пауза. _ (Серьезно). Мама!

БАБКА. Что, сынок?

ОТЕЦ. Болею я, мама.

БАБКА. Поправишься, сынок.

ОТЕЦ. Нет, мама, не поправлюсь. Хоронить меня готовься, мама.

МАТЬ (надрывно). И чего ты заладил? Чего еще выдумал? Мучитель ты мой непутевый! Мало ты меня мучил! И с чего тебе помирать! Все вы, мужики, одинаковы, чуть в задницу что кольнет, помирать собираетесь! А мне-то что теперь делать, а? Мне что делать, спрашиваю? Мне-то уж давно помереть от жизни такой! И чтобы я больше ни от кого ни слыхала! И чтобы мне больше никто не заикался! Ни про какую смерть. Не то я первая в могилу лягу! Ох, сумасшедшие, сумасшедшие!.. _ _Воспоминание Бабки._ __ Звучит голос маленького Отца. _ ОТЕЦ. Мама, а что дедушка кашляет?

БАБКА. Болеет, сыночек.

ОТЕЦ. А что у него болит?

БАБКА. А все, сыночек. Старенький он, помрет скоро.

ОТЕЦ. А как это - помрет?

БАБКА. Богу душу отдаст, а тело бренное в землю закопают. Бог душу его на небо возьмет, и будет дедушка наш с ангелами жить.

ОТЕЦ. И я хочу на небо с ангелами.

БАБКА. Нельзя это, нехорошо маленьким помирать.

ОТЕЦ. Почему нехорошо?

БАБКА. Маленькие жить должны, для того и родили их, чтобы жить. А как состарятся, Бог и их заберет к себе.

ОТЕЦ. И тебя заберет, как состаришься?

БАБКА. И меня.

ОТЕЦ. И меня?

БАБКА. И тебя, сыночек.

ОТЕЦ. Мама, а кто раньше состарится?..

МАТЬ. ...Измотали всю душу! У нас врачи хорошие, вылечат! В город поедем, к Клавкиной сестре, у нее знакомые есть в больнице, вылечат, не от такого еще лечили! Завтра же и поедем, отпрошусь с работы и поедем, начальник у меня, слава Богу, человек, поймет, не на гулянку отпускает, мужика родного лечить. Завтра же соберемся и поедем... поедем... _ Голос Матери постепенно замирает. _ Соберемся и поедем... поедем...

ДОЧЬ. Два месяца отца продержали в городской больнице и выписали. Приехал он домой худой - худющий, жалко смотреть. И все улыбался зачем-то... Зачем он улыбается, когда еле ходит, когда смотреть на него страшно, зачем?..

ОТЕЦ. Я как догадался, что помру скоро, успокоился. Легко мне стало. И так хорошо! Знаю, что недолго осталось, и как же я все это полюбил! Пуще прежнего!.. Хорошо мне стало, но и грустно, и так другой раз защемит?- землю готов грызть!.. Ласковое время досталось мне напоследок. Солнышко утром встает рано, выйдешь из дома?- каждая травинка под тобой радуется. Господи Боже мой! Да сколько же красоты этой бесконечной по всеми миру разлито!.. Разве живой человек о земле холодной помнит? Ай, обойдется, думаю. Только не обойдется, нет. Чувствую, слабею я. _ К отцу подходит Дочь. Остановилась, насупилась. _ ОТЕЦ (ласково треплет ее по волосам). Чего куксишься? (Усмехаясь.) Или меня жалеешь? _ Пауза. _ Ты, дочка, мать береги. Слышишь? Она у нас хорошая.

ДОЧЬ. Злая она, вот!

ОТЕЦ. Нет, Дочка, она не злая. Мать твоя добрая... Несчастливая она только.

ДОЧЬ. А ты? Разве ты счастливый? Это ты зря... Первое мое счастье?- мать твою полюбил. Второе?- живым с войны вернулся, ну, а третье мое счастье - ты.