Начало одной жизни

Показался чумазый мальчик. Он сначала оглядел меня, а потом спросил Люсю:

- Как дела?

- Вот привела гостя, - сказала Люся. - Его зовут Ванятка.

- Ага! Значит, гость. Это неплохо. А как насчет шамовки?

- Там остался Петька, чего-нибудь уж принесет.

Мальчик еще раз оглядел меня, затем порылся в стружках, извлек оттуда толстую книгу и углубился в чтение. Больше на нас он не обращал внимания. Этому мальчику было лет четырнадцать-пятнадцать. Лицо худое, покрыто веснушками, волосы огненно-рыжие, взъерошенные, карие глаза смотрели печально. По штанам, которые были на нем, я догадался, что это Володя.

Пока Люся рассказывала о себе, киргизенок успел уже вздремнуть, только когда Володя вылезал из стружек, он открыл глаза, осведомился о Петьке и заснул.

Люсю тоже клонило ко сну; она то и дело зевала и хлопала по открытому рту ладошкой.

- Мы совсем сегодня не спали, - сказала Люся. - Хорошо, что ты наткнулся на нас, а то, может быть, и не пришлось бы встретиться, ведь мы проездом здесь. Х-х-а-а, ух! - зевнула она. - Давай-ка, Ванятка, вздремнем, а то, наверное, и в эту ночь не придется спать.

Я прилег.

"Неужели это та самая беленькая, в розовом платьице Люся, - думал я, - которая на арене смешила публику, с которой я ходил в школу, играл..."

...Возвратился Петька. При его появлении все, как по команде, встают. Но Петьку трудно узнать. Нос у него напоминает перезрелую сливу, он им все время шмыгает. А под глазами огромные синяки, похожие на родимые пятна. Но глаза у Петьки смотрят озорно. Вначале все молча глядят на него, как на какую-то диковинку, потом осторожно спрашивают:

- Что с тобой случилось?

Петька заваливается на кучу стружек, закладывает руки за голову и начинает жаловаться.

- Скучно, братцы, жить в этом городе, от колбас и сыров на базаре ломятся прилавки, а попробуй что-нибудь тронуть, живо из тебя дух выпустят. А если я, допустим, перед тем как купить кх вонючий сыр, хочу попробовать, тогда что? Эх, то ли дело Ташкент! Там на базаре курагу пробуй хоть целый день, никто слова не скажет.

- Мы спрашиваем, что с тобой случилось? - сердится Люся.

- Что случилось? - переспрашивает Петька и долго смотрит на крышу. - Был у меня дядя, звали его Данило. Как-то раз дядя Данило идет из русского села в свой табор. Смотрит - на дороге валяется веревка, он взял и подобрал ее. Надо сказать, он очень хозяйственный был. Не успел дядя Данило с этой веревкой пройти, и версту, как его на лошадях нагнали русские и давай дубасить кольями. "За что же, братцы, вы меня бьете?" - спрашивает их дядя Данило. "За корову", - отвечают русские.

- При чем тут корова? - удивляется Люся.

- При чем? - хитро щуря глаза, спрашивает Петька. - А вот при чем: к этой веревке, которую подобрал дядя Данило, оказывается, еще корова была привязана. Вот и я, хожу по базару, смотрю - у одного человека на груди болтается цепочка. Думаю: "Что она зря болтается? Давай-ка я возьму ее". Потянул цепочку, а за ней выскочили часы. Человек цап меня за руку... Ну, дальше вам неинтересно слушать.

- Да, печальный случай на водном транспорте, - сказал Володя. - Ну, ничего не поделаешь, придется вместо хлеба довольствоваться сном. Ложись, ребята, вечером я вам что-нибудь достану покушать.

Все улеглись возле Петьки, но никому не спалось. Да какое тут могло быть спанье, если у каждого в животе кишка кишке жалобную песню пела! Петька, все время посматривая на мою одежду, вдруг спросил:

- А знаешь ли ты, что цыган в феврале уже продает шубу? Правда, сейчас еще начало зимы, но все равно, зачем на себе таскать много одежды? Считай, сколько на тебе всякой всячины понадевано: рубашка нижняя, верхняя, пиджачок, пальто. По-моему, пиджачок-то у тебя как раз и лишний, его просто не к чему носить, он только плечи оттягивает, а за него любой ковригу хлеба может дать.

При упоминании о хлебе Володька и киргизенок даже вскочили на ноги. Подойдя ко мне, они пощупали материал и кивнули головами, что означало: пиджачок действительно стоил ковриги. Я поглядел на Люсю и понял, что она тоже была на стороне Петьки. Но мне все-таки очень жалко было снимать его.

"Если продадут, - думал я, - где потом такой пиджачок достанешь?"

Петька, увидев мою нерешительность, стал уговаривать.

- Ты не бойся, - говорил он, - без пиджака не останешься, я потом тебе такой достану, что ахнешь.

Взамен пиджака он обещал мне достать чуть ли не шубу английского короля. Петька сначала примерил пиджак на себя, потом свернул, как делают продавцы в магазине, и хотел было направиться к люку, но его задержал Володя.

- Пиджак пойдет продавать Тухтусун, - сказал он.

Киргизенок тут же схватил пиджак и побежал к люку.

Говорят, ничего нет хуже, чем ждать и догонять. Эта пословица совершенно верная. После ухода Тухтусуна нам каждая минута казалась часом, а час - целым годом. Я пролежал уже бока, а киргизенка все не было.

Но вот кто-то стукнул внизу, скрипнула ступенька лестницы.

- Тухтусун! - закричали все.

Однако шаги смолкли. Снова все впали в уныние.

Петька со скуки начал какой-то рассказ, но его никто не слушал, и он на половине оборвал его.

Тухтусун появился внезапно. Мы даже не слышали, как он пробрался на чердак. Он стоял перед нами и держал в одной руке ковригу белого хлеба, а в другой - связку сушеной рыбы. Его лицо от улыбки расплылось в полный круг и было похоже на смеющуюся луну, какую рисуют в детских книжках. Тухтусун положил пухлую ковригу на очень пыльный бак, нажал на нее своим грязным кулаком, а когда отпустил, она снова вспухла.

- Кушайте, - сказал он и бросил рыбу прямо в нас.

- Вот теперь можно ехать в Ташкент, - сказал Володя.

Он разделил хлеб на равные части, и через четверть часа от хлеба осталось одно воспоминание. А пока ели, Тухтусун рассказывал о чудном городе Ташкенте, где растет сладкий виноград, который прохожим прямо сам в рот валится. Я еще ни разу не пробовал винограда, поэтому мне хотелось как можно быстрее попасть в этот город. Но только мои друзья как будто совсем не думали о дороге.

"Надо же идти за билетами, - думал я, - сам вчера видел, в кассах за ними такая очередина, чего доброго еще не хватит. У Тухтусуна в кармане есть деньги, вот пусть и бежит в кассу".

Но Володя, наперекор моим мыслям, взял в руки свою книгу и сказал:

- После вкусного обеда по закону Архимеда надо почитать.

К нему подсели остальные, и он начал читать вслух.

Я сначала на его чтение не обращал внимания, а потом заслушался и даже позабыл про дорогу. Володя читал нам о бесстрашном герое Василии Ивановиче Чапаеве, Помню, когда Володя дошел до его гибели, я чуть не заплакал: очень уж жалко было такого храброго человека.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕГОН

Когда Володя захлопнул книгу, на улице был уже вечер.

- Ребята, мы, наверное, опоздали на поезд! - закричал он. - Собирайтесь, бежим скорее.

Нам особенно собираться было нечего. Я схватил концертино, сунул под мышку, а остальные уже были готовы, все имущество у них находилось на плечах. Выйдя на улицу, Володя через какие-то переулки вывел нас к железной дороге. И вот мы уже бегаем между поездными составами.

- Ребята, куда вы идете? - спросил я. - Надо же сначала взять билеты, а то нас не пустят в вагон.

- Какой тебе нужен билет? - заворчал Володя. - Знай себе иди и помалкивай.

- А как же без билета? - смутился я.

- Для наших плацкартов билеты не нужны, - поясняет Петька, - мы особые люди, и кондуктора нам оставляют особые места.

Может быть, на чердаке я не поверил бы Петьке, но сейчас, глядя на уверенную, смелую походку его, я поверил и пошел за ним на "особые места" со спокойной душой.

- Дяденька, куда этот поезд идет? - то и дело спрашивал Володя.

- В Ростов... В Ярославль... На Харьков... В Одессу, отвечали ему незнакомые люди.

- Это все не наши, - с горечью отзывался Петька.