Каменная баба (СИ)
Каменная баба (СИ) читать книгу онлайн
Эта книга о врачах в провинции. Она грустна и грубовата - это реалистический роман, которых теперь почти не пишут. Поскольку есть еще люди, которых интересует реальная жизнь, она имеет шанс быть замеченной. Относительно возможностей ее приобретения следует связаться с автором. Е-mail bronin(a)rol.ru
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
-Чего?..- не понял он, потому что забрел в воображении уже в самые далекие технические дебри.- Трубки? Трубки нет. Поискать можно, но это летом. Сейчас туда не подступишься. Смерзлось все.
-Ладно, летом к тебе приедем,- и повернулся к Ирине Сергеевне:- Этот не гонит, конечно. Иначе бы давно избу спалил. Хоть она и земляная... Пойдем на улицу. Снег вроде кончился...- Хозяин, выслушав последнее замечание, пропустил его нехотя и с немым укором: на этот раз всерьез на него обиделся...
Перед домом был узкий проходной двор, стесняемый невысоким сараем и небогатой поленницей дров: их здесь было мало. Снег перестал идти, но небо оставалось заволоченным низкими тучами. Все в природе было белого или черного цвета или промежуточных градаций серого.
-Гляди, машины нет уже. Могли бы посидеть. И тут левую работу нашел. Гнать бы его в три шеи... Идут вон, обормоты твои. Пойдем в избу, пока не увидели...
Но было поздно. Дети, которых мать вела за руки, увидев врачей, вырвались и попрятались от нее с криками кто куда: за сарай, за отхожее место - насилу уговорили их войти в дом и раздеться. Сыпь, при первом и беглом ее исследовании, оказалась чесоточной.
-Чесотки никогда не видела?- шутливо поддел Пирогов свою подчиненную, не обращая внимания на действие, производимое его словами на родителей: мать остолбенела, а отец сделался еще более рассеян: до него стал доходить скрытый смысл последних пяти или шести лет его существования.- Она, родимая... А я уже сыскной деятельностью занялся...
-У нас ее не было,- защитилась Ирина Сергеевна, которая тоже - хотя и по иным соображениям и на другой манер - была уязвлена его диагностикой.
-Была. Она везде есть. Не показывали просто. У нас учат только тому, что реже всего встречается... В область о ней только не сообщай. А то снова взгреют... За что, неизвестно...- Он все поглядывал на сыпь с разных сторон: то с ближнего, то с дальнего расстояния - и удостоверивался в правоте своего предположения.- Я вот Наталью Ефремовну сюда пришлю, а то она все в кабинете своем сидит-ждет: не то больных, не то жениха своего. Гляди...- и он перечислил и показал ей основные признаки чесотки.- Говорят, она иначе теперь выглядит: шведский клещ объявился - но я старый только вижу: тот, видно, до нас еще не добрался...
Ирина Сергеевна с тройным усердием всматривалась в красные полоски и закорючки на теле худосочного мальчика. Между тем пережитое ею разочарование и мнимое унижение, связанное с тем, что она не установила простого, как выяснилось потом, диагноза, заставило ее взглянуть иначе на самого учителя. Иван Александрович, снисходительный и добродушный, в кратких, но метких словах, звучавших в одно время и весомо и вкрадчиво, расписал ей суть дела и этим пленил ее сердце: в разуме вообще, и в обучении в частности, больше чувственности, чем это принято считать в учебниках. То, что посвящение в профессию происходило в тесной и мрачной избе, а не в нарядной клинике, не убавляло, но лишь усиливало его воздействие: этот обряд предпочитает уединение и не любит тщеславной суеты и безликого мрамора. Он однажды уже понравился ей: когда встречал в аэропорту, но тогда это было минутное состояние, легко объясняемое волнением на новом месте,- теперь же она едва не влюбилась в него: ее не зря сызмала тянуло к преподавателям...
- Стой, не вертись!- прикрикнул Пирогов на мальчишку, который, скинув с себя одежду, стал выглядеть еще тщедушнее, но и теперь не хотел служить никому наглядным пособием.- Не колотись. А то клещей на меня натрусишь!.. Чешется?
-Еще как чешется, дяденька!- заныл тот.- Ночью так свербит, что кожу живьем сдираю!
-Ошметками? Вот они и есть самые заразные. И у тебя тоже так?-оборотился он к девочке, но та, увидав, до чего доводит его осмотр, уже натянула на себя платье, которое после долгих уговоров перед этим сняла, вцепилась в него обеими ручонками, уткнулась в подол матери и заорала благим матом.
-Началось!- Пирогов легко относился к жалобам и стенаниям взрослых, но сдавался при первых детских криках.- Как ты можешь с ними работать?.. Ты-то не чешешься?- Он искоса глянул на хозяина.
Тот задумался, на лице его отразились большие сомнения на этот счет, а жена, горевшая желанием вывести его на чистую воду, выкрикнула в самозабвении:
-Чешется! Чешется! Сколько я его знаю, все время чешется!
-Привычка,- возразил он и сказал с важностью:- Это синдром у меня. Фельдшер сказал. Диатеза.- Он защищался как умел, хотя и чувствовал, что в обороне его зияют бреши.
-Да ты к нему не ходил!- гвоздила его жена.- Понаслышке все! Чесоточный!
Дети молча и с упреком смотрели на отца, и без того не слишком здесь влиятельного.
-Я ж его за язык не тянул. Сам сказал. Синдром, говорит, диатеза.
-Так и сказал?- мельком заинтересовался Пирогов, но тут же соскучился.-Спите, небось, вповалку?
-Вместе!- повинилась женщина: это было ее ведомство.- Сначала ребята засыпают, потом мы. Здесь вот...- и показала на узел на полу, в котором хранилось общее белье семейства.
-Да тут как ни ложись: вместе ли, по очереди - все едино: клещ на часы не смотрит. Чесотка у вас - вылечим. Пройдет. Хуже, если б что другое было. Считайте, повезло вам... Прямо на земле спите?
-Почему?- уже и посмеялась она - но невпопад и льстиво.- Он щит кладет. Сам сколотил! Может, если захочет!.. А у меня нет ничего! Посмотрите?- и почти скинула с себя кофту.
-Не надо,- остановил ее Пирогов.- Значит, не любит тебя клещ - такое тоже бывает. Все равно: есть, нет - надо в бане помыться и серной мазью намазаться. Баня есть у тебя, хозяин?
-Найдем! За этим дело не станет.
-И детей вымой да натри. Да повтори с мазью завтра. Живете, как эскимосы. Или они теперь чище живут, моются? Мазь у Ефремова должна быть. Который у тебя синдром нашел.
-Детьми я займусь,- сказала вполголоса Ирина Сергеевна.- Тут всех подряд смотреть надо.
-А когда в Александровку поедешь?
-Завтра...
В тоне, которым она это сказала, было нечто ее выдавшее. Он пригляделся, почувствовал перемену, и она, застигнутая врасплох, немедленно отвела глаза в сторону.
-Ладно, разберемся... Пока что давай двигать отсюдова. Пока самим мазаться не пришлось...
Женщина, не обращая внимания на мороз, выбежала за ними, нагнала у калитки, позвала Ивана Александровича в сторону.
-Вы не говорите никому! Не дадут проходу! Ни мне, ни детям!..- и стала совать ему в бок кулак с трешкой: из-за нее она на миг задержалась в доме Пирогов не сразу понял, зачем она тычется.- Я ему всегда говорила: не чешись, не чешись! А он чешется, чешется, чешется!- повторяла она в исступлении: тоже, как муж, вспоминая их последнюю жизнь под новым углом зрения.- Это за мазь вашу!
-Мазь не у меня, а у Ефремова. Спрячь деньги!- распорядился он и с любопытством поглядел на взбудораженную, встрепанную женщину, которой все происшедшее придало некую дикую, почти сумасшедшую привлекательность.- Кто он у тебя?
-Механизатор,- пренебрежительно отвечала она, бог знает о чем в эту минуту думая.
-Зарабатывает хоть?
-Какое?! Как уборка, так всегда конбайн ломается! На части воруют, а он не видит!.. А детям не будет ничего?- заговорщически зашептала она и, ободренная тем, что Пирогов не уходит, а остается и ее слушает, жарко прижалась к его тулупу и еще раз попыталась украдкой просунуть деньги за пазуху.
-Перестань!..- Пирогов невольно отстранился от нее.- Что с ними сделать могут?- Он опешил от ее напора.
-На учет не поставят? Чесоточный?
-Окстись, нет такого... Как звать тебя?
-Марья.- Она поникла, поглядела на Ирину Сергеевну, стоящую поодаль у калитки, и вдруг увидела в ней соперницу.
-Полечите - все пройдет...- и пошел к Ирине Сергеевне - хозяйка же осталась где была: с невысказанным сожалением на бледном вытянутом лице, понурая и совершенно нечувствительная к холоду...
-Бабы,- сказал Пирогов Ирине Сергеевне.- Как беда, так на шею бросаются. Со своей чесоткой вместе...- и она простила ему и это: за двух освобожденных от мук юных страдальцев и за преподанный ей урок чесотки.-Может, поедем все-таки?- попросил он.