Княжий отрок

Дойдя до дому, княжий отрок вскочил на коня, низко поклонился хозяину и помчался в Тверь.

Долго смотрел старик пономарь вслед удалявшемуся всаднику. Он еще не мог прийти в себя. Все сватанье Григория ему казалось странным сновиденьем. Статочное ли дело, чтобы любимый княжий отрок мог посвататься к его дочери.

Задумчиво пошел Афанасий в избу и стал дожидаться возвращения своих домашних. За пригорком запела жалейка пастуха, вернулся с пастбища скот. Вечерело. Солнышко медленно уходило на покой. Скоро на пригорке показались жена и дочь пономаря, возвращавшиеся с работ. Афанасий встретил их у ворот, расспросил о работах, а затем проговорил:

— А за тебя, доченька, жених сватался!

Ярким румянцем вспыхнуло лицо Оксиньи, вспыхнуло и тотчас же побледнело. Испуганно взглянула на мужа и старуха.

В те поры ни мать, ни дочь не смели противиться воле мужа и отца: что он решил, так тому и быть. Тем не менее молодая девушка взволнованным голосом спросила отца:

— Дозволь спросить, батюшка, кто к тебе меня сватать приходил?

Чуть заметная улыбка промелькнула по лицу пономаря.

— Сказывать, что ли? Ой, не поверишь!

— Не томи ты девку, говори, Афанасий!

— Да Григорий, княжий отрок.

Снова зарделась, как маков цвет, Оксинья.

— Люб он, что ли, тебе? Задумалась девушка.

— Люб не люб, а такова, видно, воля Божья.

— Высоко ты задумала, дочка, — заметила мать, — не по себе дерево клонишь.

Спокойно взглянула девушка на мать и промолвила:

— Не ведаем мы, матушка, про волю-то Божью. Изумленно смотрел Афанасий на свою дочь.

— Гордыня тебя обуяла, дочка: подумай, что ты говоришь!

— Нет, родитель, не гордыня, а если Богу так угодно, пусть так и будет. Сделай ты все, о чем тебя просит княжий отрок…

— Да ведь князь ему воспротивит жениться на тебе?

— Положись в том на волю Божью, — спокойно ответила девушка. — Коли воспротивится, значит, не судьба.

Долго не соглашался Афанасий на брак дочери с Григорием.

— Возьми святое Евангелие, батюшка, и прочитай, где откроется. Ты сам учил меня верить воле Божьей.

Послушался старик, достал с божницы святую книгу, открыл ее, поставил наугад палец и медленно прочитал: «Имейте веру Божью».

Старик дрожащими руками закрыл Евангелие.

Пораженная стояла и старуха мать.

— Вижу, доченька, что тут воля Божия, иди замуж за княжего отрока, Бог да благословит тебя.

Оксинья пошла готовить ужин, точно ничего и не произошло. Оба старика пали на колени перед иконой и долго молились.

Через три дня вернулся из Твери Григорий. Несмело вошел он в избу пономаря, не зная, какое решение его ожидает. Как и в прошлый раз, в избе никого не было, но Григорий решился ждать здесь возвращения хозяев и погрузился в свои заветные думы. Но вот у ворот раздалось ржание его коня. Встрепенулся Григорий и поспешно вышел из избы. У ворот он столкнулся с Оксиньей.

XXIII

Смущенно и молча взглянул на нее Григорий. Приветливым взглядом встретила его Оксинья.

— Батюшка сказывал, что ты ко мне посватался? — просто сказала девушка.

— Верно он сказал, Оксинья Афанасьевна, — смущенно ответил юноша, — жизнь мне без тебя немила стала…

— Чем я тебе так приглянулась, господин?

— Всем, красавица! И видом, и поступью своею величавою, и речью разумною…

Спокойно слушала Оксинья его слова.

— Девица ты кроткая, благочестивая, смиренная и от веселья все ж не сторонишься… — продолжал Григорий.

— Господине, скучать грешно, — улыбнулась молодая девушка.

— Что ж, согласна со мною стать под венец? — робко спросил Григорий.

— От меня препоны не будет, да и батюшка с матушкой этому не препятствуют, — ответила Оксинья.

— Ах ты, лапушка моя, свет Оксиньюшка, век с тобою проживем, горя не узнаешь!

Возвратились с поля Афанасий с женой, и вопрос о браке был окончательно решен.

— Как же ты, зятек богоданный, у князя позволения вымолишь? А ну как он не даст тебе его?

— И не думай об этом, Афанасий Савельевич, все это на себя беру: вымолю у князя, выпрошу, ты ничего не бойся!

— Что ж, лад, а там честным пирком да за свадебку, — пошутил пономарь.

— А где ж венчаться нам повелишь, батюшка названый?

Старик и старуха задумались.

— Може, в Твери пожелаешь, в соборном храме? — снова спросил Григорий.

— Куда тут в Тверь ехать, — заметила старуха мать, — решим, чтобы браку быть в нашем селе.

— Повенчаем мы тебя, молодец, с Оксиньей в нашей церкви великомученика Димитрия, — решил пономарь.

— Да и поживешь ты у нас тут, пока князь тебя к себе не потребует, — снова вмешалась старуха, не желавшая расставаться с дочерью.

— Как вы того пожелаете, богоданные родители, так то и будет, — согласился княжий отрок.

— Становитесь, дети, и помолимся вместе Господу Богу: мы вас с матерью образуем.

Пономарь достал с полки божницы старинный образ, жена его принесла из черной избы только что выпеченный каравай хлеба, и чинно, по обряду, благословили стоявших перед ними на коленях молодых людей. Григорий не помнил себя от счастья, он забыл даже, что пора ему вернуться в Тверь.

Венчание было решено справить еще до Спожинок, то есть до Успенского поста.

— Теперь Петровки кончились, время самое страдное начинается, — говорил Афанасий, — к первому Спасу немного посправимся, тогда и свадьбу отпируем. А ты, молодец, службой княжеской не пренебрегай: как бы не рассердился господин наш на тебя, что ты его на невесту меняешь и часто сюда ездишь.

Григорий и сам понимал, что нельзя так часто отлучаться из Твери.

— Правду говоришь, тестюшка, нужно мне и в Тверь ворочаться.

Не хотелось княжему отроку покидать дорогую его сердцу невесту. Какое-то тягостное предчувствие удерживало его в Едимонове.

— Тяжело мне с тобою расставаться, Оксиньюшка, — говорил он девушке, — так вот и щемит ретивое! Точно мы в последний раз с тобою видимся…

— На все воля Божья, — уклончиво ответила на его опасения Оксинья, — все в Его святой деснице.

Еще более опечаленный такими уклончивыми словами невесты, Григорий в тяжелом раздумье простился и неспешно отправился в Тверь.

— Неласкова ты что-то с женихом-то своим, — заметил пономарь.

— Да, уж не невестой и впрямь ты глядишь! — проговорила мать.

Задумчиво посмотрела на них Оксинья.

— Не дивитесь тому, родимые мои… Названый мой жених по-своему решил, а Бог, может, и по-другому устроит.

— Несуразное ты, доченька, толкуешь, — упрекнул ее отец, — коли не хочешь за княжего отрока идти замуж, никто тебя и не неволит, только неладно, что обещалась ему, а сама как будто и не рада своему счастью…

XXIV

Полный и радостных надежд и тягостных сомнений! возвращался Григорий в Тверь. Все его думы были заняты; одною Оксиньей, он ни на одну минуту не мог забыть о своей невесте, желанной подруге всей своей жизни. Поздно вечером прискакал Григорий в город.

Второй княжий отрок, Максим, заменявший Григория у князя, встретил его около княжеских палат.

— А тебя князь не раз сегодня спрашивал.

Только теперь Григорий очнулся от своих мечтаний и вспомнил про свою службу.

— Як нему сейчас пройду, — ответил он отроку. Максим усмехнулся.

— Ишь ты, хватился, да его и в Твери-то нет.

— Где же князь?

— На охоту в Лисицы уехал.

Снова какое-то непонятное предчувствие сжало сердце Григория.

— Вернется к утру? — спросил он Максима.

— И думать не моги. Он недавно только еще отправился, пожалуй, день-другой на ловле пробудет.

— Как это я с ним расстрелся, ведь той же дорогой ехал!

— Князь с ловчими правее, бором забрал.

Досадно было Григорию. Раньше двух дней ему не удастся поговорить с князем о своем деле.

Хочется ему поделиться хоть с кем-нибудь своим счастьем. Юноша бросился к боярину Матуре и прерывающимся от волнения голосом рассказал ему всю историю своего сватовства.