Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913

Зайчиков. Слушаю-с. Но, дорогая Василиса Петровна, отбросим хоть на минуту скучную прозу нашей жизни — я поэт, Василиса Петровна, — и когда мысленным взором я вижу эту очаровательную пару: вас, одаренную всеми дарами природы, великодушнейшего князя во всем блеске его неподдельной красоты, стоящих перед алтарем — в торжественную минуту, когда незримо… ах, дорогая моя, вы извините меня, что я плачу! Подлая наша жизнь, Василиса Петровна, преподлейший сюжет! Ведь и я был человеком когда-то.

Василиса Петровна. Ну что, вы и теперь…

Зайчиков. Нет уж, о моей жизни покончен вопрос. (Наклоняясь к Василисе Петровне, говорит почти шепотом, стукает пальцами себя в грудь.)Преподлейший аневризм в самой жестокой степени — и первый же настоящий запой положит конец этому бренному существованию. Зачем жил человек? Но — долой грустную материю в этот радостный миг слияния сердец. Вот мое утешение (показывает пальцем на мирно спящего князя),вот единственный луч в моем темном царстве! Только тем и развлекаюсь иногда в мыслях, что, как умру — первым же словом заговорю там о князе. Как спит, как дышит тихо!

Василиса Петровна. Надо будить. Мне, право, так жаль, Иван Алексеевич, но вы сами понимаете, что если б у меня была квартира…

Зайчиков. Нам не нужно квартиры! Но как спит, но как дышит тихо! (Любуется.)Нет, вы видали когда-нибудь, чтобы так спал человек — положил головку как птичка и спит себе на ветке. Но стоит воззвать — и вот он пробудился — великодушнейший из людей, счастливейший между князьями земли (осторожно будит).Князь, друг мой!.. Князь (Василисе Петровне, тихо).Вот посмотрите! — Князь, нам надо идти.

Князь открывает глаза и встает с таким видом, как будто он и не спал и не просыпался. Оправляет усы и стоит, слегка наклонив голову, в очень скромной и даже красивой позе. Только слегка, еле заметно, покачивается в коленях.

Князь, мой друг, как ты себя чувствуешь?

Князь. Мерси, хорошо.

Зайчиков. Князь, Василиса Петровна желает проститься с нами.

Василиса Петровна. Я очень польщена, князь, нашим знакомством. До свидания, дорогой князь.

Князь. Бонсуар, мадам.

Замирает в позе изящного поклона, Зайчиков любуется с блаженнейшей улыбкой на лице.

Занавес

Действие третье

Свадьба по первому разряду в ресторане второй руки. Все поставлено! бывшим антрепренером Зайчиковым. На сцене второразрядная пышная ресторанная гостиная с искусственными пальмами в темных углах. В открытую дверь виден обеденный зал; посередине длинный стол, сервированный на 15–20 персон. Отдельно стол с закусками а-ля фуршет. На том и другом столе видимое и крайнее изобилие спиртных напитков. Лакеи в приличных фраках, но во вчерашних манишках; и не все бриты. Гости специальные, наняты Зайчиковым от пяти до пятнадцати рублей за вечер. Все одеты очень прилично и имеют такой вид, как будто они настоящие. Но стесняются; особенно смущает их то, что их так много. Некоторые, особенно дамы, стараются показать, что они действительно приглашены, а не наняты. Друг друга никто не знает. Всего их человек двенадцать. Гости первого плана: Барон Икс — солидный седой господин представительного вида, бывший биржевой делец, ныне состоит под судом. К положению своему как нанятого гостя равнодушен; сосредоточенно думает о чем-то, покусывая перчатку; курит сигары. Отставной генерал Дзет («Генерал на свадьбе») — пьяный, опустившийся, распухший человек, пришедший не столько ради денег, сколько для выпивки и компании. Коммерции-советник — Игрек, стесняется, не знает, куда сесть, старается спрятать медаль, которую надел из добросовестности. Помещик Эн, — также смущенный, но веселый человек, которому постепенно становится все это смешно. Два студента со шпагами: больше похожи на немолодых бритых актеров, не умеющих носить форму. Гости второго плана: — фигуры очертаний неопределенных. Три похожих друг на друга, но весьма солидных господина: как будто отставные чиновники — а может быть, и не чиновники. Молодой человек нагло скучающего вида: весь развинченный, расхлябанный, с истощенным, покрытым красными пятнами, серым лицом; часто смотрит на часы, презирает пальмы, ковер, Зайчикова. Думает о подложном векселе, которому завтра срок. Четыре загадочные дамы, по-видимому, из общества; при двух дамах столь же загадочные декольтированные, но вполне приличные девицы. Кажется, одна из дам, пожилая, в наколке, худая, с обвисшими щеками — актриса. Еще два, три смутных и почти неподвижных лица.

Зайчиков суетится и режиссирует. Сам он радостно взволнован, хотя пока еще трезв; не обращает внимания, что жилет у него короток и видна полоска белой рубашки. Изредка, с жестом мгновенного отчаяния хватается за голову — как режиссер, которому попалась трудная, не спевшаяся труппа.

Ждут из церкви новобрачных.

Зайчиков. Господа, господа, не дымите же так безбожно! Кто хочет покурить, пожалуйте в маленькую гостиную! Ах, виноват, барон: гаванна? Какой аромат… удивительно!

Барон. Гаванна.

Зайчиков (студенту).А вы, голубчик, папиросочку бросьте. (Тихо.)Послушайте, как вас, вы рекомендуете себя талантливым актером, берете с меня пять рублей, как оперный певец, а не умеете держаться на сце… в обществе!

Студент. Что же мне делать?

Зайчиков. Что? Дам занимайте… эх, видите, как все сидят! Надо было репетицию, но разве… (Помещику.)Так-то, дорогой Степан Григорьевич!..

Помещик. Николай Андреевич.

Зайчиков. Так-то, дорогой Николай Андреич. Живем? Ну, как посевы, озимые, яровые?

Помещик. Н-да, посевы.

Зайчиков. Золотое дно ваше… Отрадное. Какие леса, какие пажити и луга — дух замирает! Да, господа, что ни говори — а для всей Европы житница наша матушка Россия. Верно, ваше степенство?

Коммерции советник (растерянно).Не знаю.

Зайчиков. Как же не знать, помилуйте! Вот, генерал, наше третье сословие, говорит, что не знает — хитрый народ, а? До того хитрый, что… ваше мнение, генерал?

Генерал. Н-да, мое мнение. Послушайте, Иван Андреич…

Зайчиков. Иван Алексеевич Зайчиков.

Генерал. Послушайте, а они скоро будут от венца?

Зайчиков. Должны быть сию минуту. Да, что ни говори, а требования организма… не так ли, сударыня?

Генерал. С певчими?., ну свадьба, я говорю, с певчими?

Зайчиков. Как же, как же! Князь де-Бурбоньяк, мой достойнейший друг, не может пожалеть там каких-то денег, раз дело идет о блеске древнего имени. Ах, господа, я вижу, вернее сказать, я знаю, что не все здесь присутствующие достаточно осведомлены о достоинствах князя, — но, господа, в такой торжественный день злые языки должны умолкнуть, мир и согласие да царствуют в умиленных сердцах. Не так ли, достоуважаемая Дарья Степановна? (Тихо.)Дарья Степановна, хоть ты поддержи меня, видишь, какие кикиморы, чтоб их черт побрал. Ну и труппочка, черт бы ее… Ври!

Дарья Степановна. Что ж я буду врать? Сам виноват, чего ж раньше не сказал толком.

Зайчиков (свирепо). Что врать? Ух, старая лошадь, а соврать не умеешь? — Так-то, дорогой Андрей Иванович, живем? Ну, как посевы, пажити? (Развинченному молодому человеку.)Послушайте, но нельзя же так: там сидят очаровательные девицы, бутоны, если смею так выразиться, а вы… мировая скорбь, эх!

Молодой человек. Что такое?

Зайчиков. Дорогой! Я понимаю: мировая скорбь, Байрон, Шиллер, Сервантес, но ведь надо же и жизнь! Жизнь для жизни нам дана.

Молодой человек. Это вы мне? Вы забываетесь, любезный.

Зайчиков. Что такое? Я забываюсь? Ну-н… хорошо, хорошо, потом поговорим. Скажите пожалуйста!.. Вам честь оказана, молодой человек, будь вы там маркиз или кто угодно, что князь де-Бурбоньяк пригласил вас. Скажите пожалуйста! (Проходящему лакею.)Послушай, эй ты, любезный, это что же у тебя: ты когда это воротничок надел? Ты не понимаешь, какой сегодня день, а?