Мое время

И видно, как проглядывают в Алисе черты наших прежних собак. Нет-нет кто-нибудь собьется, назвав ее Изкой. Свои перманентные лежки она расположила в освоенных другими местах, бросишь взгляд, и душе спокойно, дома собака, все хорошо. Ночью, если вдруг приспичит, она точно так же, как Динка, Малыш, Иза, будит меня, зная, что Вова с Мишей могут отмахнуться, будит и ведет к ним, - мне-то они не откажут. Тоже ведь просчитала, что самой мне не под силу.

Вот и говорю, что происходит унаследование. Алиса своим повседневным бытием, данным нам в ощущение, собрала в доме одновременное присутствие всех наших мохнатых родственников.

С последними щенками Алиска сделалась моложавой. Сердце заныло вполне внятно. Ведь в слове самом, в этой неожиданной подмене привычно упругого звука на жалобное "ж", уже явствует старость. Морда ее полысела, выставился сухой курносый нос, рот по-рыбьи опустил уголки, в округлившихся глазах замерцало детское веселое безумье.

Я ловлю себя на том, что присматриваюсь к Алисе примерно так, как смотришь на себя в зеркале, выкраивая выгодный ракурс, - да нет, еще ничего, а вот эдак и вовсе хороша... еще...

Известно же, что при долголетнем взаимодействии хозяин становится похож на свою собаку.

Сообщающиеся сосуды

...Ах, как кружится голова, как голова кружится... А ведь, кажется, это первый наш вальс? Почему-то раньше мы мало танцевали вместе, да и то, скорее прыгали-забавлялись под молодежные ритмы, как принято на наших празднествах. Сейчас оркестр играет старинный вальс. Это на его шестидесятилетии. Юбиляр в смокинге. Очень хорош сегодня. Шаг точен, изящен, и "рук кольцо".., ведет-несет-кружит... "Что?.. Нет.. Что?.. Да-а..", - улыбки навстречу друг другу, светские, светлые, взаимно кокетливые, Господи, все-то мы знаем... Но это волнение, так вдруг возникшее в парном танце, это наэлектризованное, строгое, бальное объятие, элегантность прикосновений, согласность движений, круговая-кружевная ворожба музыки... Это извечное волшебство встречи мужчины и женщины, словно в сказке, когда после преодоления испытаний и бед состоялся все же счастливый свадебный конец.., в котором как раз и звучит обещание совместного начала.

Сказок же про семейную жизнь очень немного, причем, если обещанное начинается словами: "жили-были старик со старухой..", да хоть бы и "царь с царицей..", значит, дальше будет все не про них, а если про них, то обязательно останутся они у развалившегося корыта. Или еще эта ужасная публичная сентенция из чужих писем: "любовная лодка разбилась о быт", вызывающая жгучий протест. Ведь мы, романтические девочки, Наташи Ростовы и Татьяны Ларины, и далее по мере начитанности - тургеневские барышни или вольные девы прерий, прекрасные креолки, индианы, консуэло, или английские леди-кузины, в общем, сестры Бронте, Майн-Рида, Купера и прочих авторов, мы-то считали, что уж у кого-кого, а у меня любовь сложится исключительно, и умрем мы с суженым в один час.., когда-нибудь, очень нескоро.

Однако на семейную жизнь еще нужно решиться. Он ли - тот самый? А я и вовсе никакого замужества не хотела. К сакраментальным тридцати трем моя непомерная любовь охватила столь обширный круг людей, что думать о выборе стало просто бессмысленно. И вот на эдаком диффузно-возвышенном фоне однажды я получила сигнал, - ведь Господь Бог непредсказуемым образом объявляет свою волю.

Мне приснилось, что наш зоопарк разбомбили, и звери разбежались все. Ну, конечно, люди кинулись собирать их, спасать, как же иначе? И я побежала. А мне всегда хотелось приручить большую кошку, тигра, например, или льва, или пляшущего леопарда, я и высматриваю. И тут вижу, притулилось за углом немытое какое-то птичье существо, взяла его на руки, на ощупь - ни шерсть, ни перо.

- Кто ж ты будешь такой? - спрашиваю.

Он икнул так непосредственно и говорит:

- Пингвин, твою мать.

И мне вдруг стало ясно, что ягуаров я уже не побегу собирать, раз бродит по городу такой неприкаянный пингвин, вдруг замерзший в наших умеренных широтах...

Проснулась и засмеялась, - это же фраза из студенческого спектакля, после которого героя так и прозвали - "Пингвин".

Тем утром он прилетел ко мне насовсем. Оставив в Питере свою семью. Я еще пыталась сопротивляться, но говорят же мудрецы-насмешники: "Однажды женщина потеряет занавеси на колеснице. Что есть, того не скроешь, а будущее будущему предоставь". В моих руках так и осталось навсегда ласковое это ощущение: ни пух - ни перо.

В нашем доме он занял место во главе стола. Впрочем, и в домах моих друзей сделался неотъемлемым гостем. Его тосты ожидаются среди первых. Если он готовит их заранее, я обрисовываю дарственные листки карикатурами. Иногда он тут же за столом пишет экспромты на страничках своего ежедневника, прямо по дням, по числам, "по звездам", как по общему нашему времени непрерывного общения, - не все ль равно, какой год, какой месяц?.. И щедро вырывает листы, раздавая, оставляя во множестве по сплошному застолью перлы своего лихословья и любовь к нашим общим теперь друзьям. Как же он красив, мой Пингвин!...

И вдруг сваливается какой-то скверный морок, комкая действительность. Я смотрю: элегантные фалды обмякли, манишка замурзалась, нос клюет в галстук, глаз выкатился и остеклел... И с непонятной вдруг чванностью он начинает тыкать пальцем в треснувшее пространство, извергая стихи Маяковского, Когана, Багрицкого, ... И всякий раз находятся ошеломленные новички, что сидят с уважительным напряжением, - надо же, сколько помнит! Или мы, старые пьяницы, сомлев от умиленья друг к другу и к нему в дань ответной любви, слушаем благосклонно, пока не надоест, или отвлечемся на свое. А он будет держать последнего, кто попался под выпученный прицел, и лить на него уже и свои стихи, ранние , прежние, очень хорошие стихи, без удержу повторяя одни и те же строки, завывая, забывая, что уже выдал порцию, каждый раз одинаково, Боже, боль какая.., пока последний не отойдет с неловкостью... В табачных комьях вянет невнятное, то ли мольба, то ли пророчество:

... И вы-ырвется петля из рук,

И сви-истнет в воздухе праща...

В реальности же из года в год происходит жизнь. У нас растет сын. Мы увлеченно работаем в одном институте. На театре научных действий он ого-го-го какой важный помощник командующего, легендарного Берилко. Чего мы только ни сочиняем! У нас множество друзей. Через дом наш - "перекресток на втором этаже" - прокатывает гремящий поток событий. В общем, обычный семейный мир.

А поверху разбегаются-семенят пунктиры косолапеньких шажков, - я прислушиваюсь в ночи, - укромно щелкнул дверной замок... он улетел из клетки?.. надолго?.. навсегда?.. или уже прилетел обратно?.. рукокрылая птица моя, тихохонько крадется к своему диванчику...

С заданной цикличностью я нахожу себя в провалах бытия, - то ли блуждаю по улицам бесцельно, то ли мечусь по дому, спотыкаясь об отсутствие его, либо просто сижу в комнате, по-бабьи уронив руки в колени. Тоскливо и пусто. Что вспомнить?..

Вот его письменный стол... Тогда, давно, Батя приезжал знакомиться. Перед отъездом отозвал меня в сторонку, вручил деньги и сказал: "Купите ему стол". Я еще удивилась, - столов, что ли, в доме мало?

Мы веселые, послушные побежали покупать. И надо же, прямо у ворот стоит мужик и продает самодельный стол, очень смешной, - под тумбой нога, будто деревяшка у Сильвера. Экая предоставленность судьбы! Даже переглядываться не нужно, мы вмиг совмещаемся, делаемся на одно лицо "смышленого приключенческого мальчика" из детской классики. У него частенько возникает сходное выражение, плутливо-пытливое, когда из общей атмосферы ловит пародийный намек, раньше всех других, а мы потом дивимся забавному сцеплению смысла, словно попадаем в неожиданную интригу.

Тем же вечером, собрав честную компанию, он сидел за своим столом и на этих подмостках давал спектакль "при свечах", сам в черных уличных перчатках, с трубкой в зубах, переводил с листа польский детектив.