Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856

По мнению Ф. И. Евнина, и время и мотивы написания памфлета Некрасова до сих пор остаются историко-литературной загадкой. Не соглашаясь ни с одной из приведенных выше датировок и оставляя открытым вопрос о том, что могло побудить Некрасова вернуться к событиям 1840-х гг. «и с такой сатирической „злостью“ изобразить молодого Достоевского в пору его первого знакомства с Белинским и его кружком», исследователь полагает, что Некрасов мог обратиться к повести не ранее 1863 г., так как в 1860–1862 гг. он «поддерживал с Достоевским вполне дружественные отношения» (Евнин Ф. И. Достоевский и Некрасов. — РЛ, 1971, № 3, с. 30).

«В тот же день часов в одиннадцать утра…» датируется предположительно 1855–1856 гг. на основании следующих данных. Как уже отмечалось, это произведение рассматривается большинством исследователей прежде всего как памфлет против Достоевского (см.: Евгеньев-Максимов В. Е. Все еще не разысканная повесть Н. А. Некрасова «Как я велик!» (Некрасов в борьбе против Достоевского и дворянских либералов), с. 66–67; Чуковский К. Плеяда Белинского и Достоевский. (Вступительный очерк к «Каменному сердцу»), с. 225–230). Между тем, несмотря на фрагментарность сохранившейся рукописи, ее содержание значительно шире. В сюжете отрывков отражены как события из истории литературного дебюта Достоевского (знакомство Белинского, Некрасова, Д. В. Григоровича и других современников с «Бедными людьми»), так и многие факты литературной жизни 1840-х гг., которыми Некрасов уже воспользовался в ряде своих прозаических произведений (см. роман о Тростникове (1843–1848), «Необыкновенный завтрак» (1843), «Очерки литературной жизни» (1845), «Тонкий человек…» (1853–1855)).

В повести речь идет не только о Глажиевском. — Достоевском, но и о Мерцалове — Белинском, о его личности, характере, литературных вкусах и взглядах, о его литературно-критической деятельности и о его кружке. По мнению М. М. Гина, «единственная положительная фигура здесь — Мерцалов — Белинский» (Гин М. М. Достоевский и Некрасов. (Два мировосприятия), с. 108). Это обстоятельство дает основание отнести начало работы над рукописью к 1855 г.

Напомним, что лишь в 1856 г. был снят запрет с имени Белинского. В 1855 г., следовательно, появилась возможность писать о критике, не называя его имени. В мартовском номере «Современника» за 1855 г. Некрасов публикует стихотворение «Памяти приятеля», посвященное Белинскому («Памяти Белинского» — см.: наст. изд., т. I, с. 121), начальные строки которого («Наивная и страстная душа, В ком помыслы прекрасные кипели, Упорствуя, волнуясь и спеша, Ты честно шел к одной высокой цели; Кипел, горел — и быстро ты угас!») близки по смыслу и текстуально к характеристике Белинского, данной Некрасовым в прозе (пылкий, страстный, самоотверженный, «Моложе иного двадцатилетнего юноши благодаря богатству и восприимчивости своей натуры», отличавшийся «горячей и страстной любовью к литературе»).

Несомненна генетическая связь повести с поэмами «В. Г. Белинский» и «Несчастные», над которыми Некрасов работал в 1855–1856 гг. Образ Белинского в ней наделен теми же чертами, что и образ «плебея безвестного» в поэме «В. Г. Белинский». Строки, написанные (в Зап. тетр. № 3) под набросками поэмы «В. Г. Белинский» («Пусть речь его была сурова И не блистала красотой, Но обладал он тайной слова, Доступного душе живой») и вошедшие в поэму «Несчастные» (см.: наст. изд., т. IV, с. 527, 540), по сути, перекликаются с высказанными в повести суждениями, в которых Некрасов особо подчеркивал умение Белинского «логически проводить мысль», «улавливать истину», говорить «чрезвычайно умно и с большим воодушевлением».

Известно также стремление Некрасова не только напомнить о личности Белинского и его заветах (см. об этом в романе о Тростникове-часть вторая, глава III, с. 158–160), но и преодолеть цензурные запреты его имени. 29 марта 1856 г. он писал цензору В. Н. Бекетову по поводу одной из глав «Очерков гоголевского периода русской литературы» Н. Г. Чернышевского, публиковавшихся в «Современнике» в 1855–1856 гг.: «Бога ради, восстановите вымаранные Вами страницы о Белинском. <…> Нет и не было прямого распоряжения, чтобы о Белинском не пропускать доброго слова, равно не было велено и ругать его. Отчего же ругать его могли и ругали, а похвалить считаете опасным? <…> Будьте друг, лучше запретите мою „Княгиню“, запретите десять моих стихотворений кряду, даю честное слово: жаловаться не стану даже про себя».

В других письмах Некрасова 1855–1856 гг. (к И. С. Тургеневу, В. П. Боткину) часто упоминается имя Белинского в дается высокая оценка его деятельности.

В «Очерках гоголевского периода русской литературы» Н. Г. Чернышевский в той или иной форме не один раз напомюии читателям о Белинском: «автор статей о Пушкине», «главный деятель „Отечественных записок“». Некрасов в повести пишет о Белинском почти в тех же выражениях: «Он был главным сотрудником журнала, имевшего тогда громкую и почетную известность, которую, можно сказать без преувеличения, доставил ему Мерцалов» (с. 411). Кроме того, в «Полярной звезде» на 1855 г. (кн. 1) печатались главы четвертой части «Былого и дум» А. И. Герцена (их содержание, очевидно, было известно Некрасову), в которых глубоко и полно раскрывалась «мощная гладиаторская натура» Белинского. В апрельском номере «Отечественных записок» за 1855 г. И, С. Тургенев опубликовал рассказ «Яков Пасынков», наделив главного героя чертами, присущими личности Белинсквго (см. об этом в комментарии Е. И. Кийко (Тургенев, Соч., т. VI, с. 537–539)). Рассказ вызвал одобрение Некрасова («…мне понравился весь „Яков Пасынков“» — см. письмо Некрасова к Тургеневу от 26 марта (7 апреля) 1857 г.).

Возможно, и повесть Некрасова задумывалась как произведение, посвященное Белинскому и его окружению, в которое входил и молодой Достоевский. Об этом свидетельствует кроме всего сказанного и обильное использование в сохранившихся фрагментах статей Белинского в виде реминисценций и прямых цитат (см. ниже, с. 777–780).

История знакомства Белинского с автором «Бедных людей»: воспроизведена Некрасовым достоверно. Впечатление же пародийности достигается с помощью комических сюжетных и стилистических аналогий с повестью Достоевского «Двойник» (1846). Так, рассказ о переживаниях Глажиевского, связанных с посещением, Мерцалова, заставляет вспомнить описание состояния Голядкина накануне визита к доктору Крестьяну Ивановичу (Достоевский, т. I, с. 113, 114); сравнение физиономии Глажиевского с «сероватой и мглистой осенней тучей, готовой ежеминутно разрешиться дождем пополам со снегом и слякотью», подобно картине ужасной петербургской ноябрьской ночи, на фоне которой происходит бегство героя Достоевского (там же, с. 138). Глажиевский в сцене У Мерцалова вызывает известные ассоциации с фигурой Голядкина, отличавшегося робостью, привычкой съеживаться, стремление «стушеваться» (см. ниже, с. 778). [28]

В основе пародийного изображения Глажиевского лежало критическое отношение Некрасова к некоторым тенденциям в творчестве Достоевского, столь же неприемлемым для него, как и для Белинского. В статье 1849 г. «Журналистика» (других отзывов Некрасова о произведениях Достоевского, написанных в 1840-е гг. после «Бедных людей», не сохранилось) он писал, что до «так называемых психологических повестей г-на Ф. Достоевского <…> мы, признаемся, небольшие охотники» (ПСС, т. XII, с. 260).

Не меньшее место в повести уделено изображению литературной кружковой жизни эпохи 1840-х гг. (возможно, в процессе работы в ней нашли преломление и литературные события 1850-х гг.). К иронической, пародийной трактовке этой темы Некрасов обращался в «Очерках литературной жизни» и «Тонком человеке…» (перекликаясь в освещении ее с Тургеневым — см. об этом: наст. изд., т. VII, с. 610), косвенно — в «Поэте и гражданине» (1855–1856} («А третьи… третьи — мудрецы: Их назначенье — разговоры» — наст. изд., т. II, с. 8) и стихотворении «Самодовольных болтунов…» (1856). Критическое отношение Некрасова к атмосфере замкнутых литературных и нелитературных кружков, к фразерству отмечалось в современниками. А. С. Суворин вспоминал о «столкновении» Некрасова с «идеалистами», представителями окружения Белинского (см.: Незнакомец. Недельные очерки и картинки. — НВ, 1878, 1 янв., № 682). По свидетельству С. Н. Кривенко, на Некрасова производило тяжелое впечатление преобладание фраз, общих мест, риторики в речах членов кружков, участником которых он был в молодости (см.: ЛН, т. 49–50, кн. 1, с. 209). 31 марта (10 апреля) 1857 г., Некрасов писал Л. Н. Толстому о губительных «рутине лицемерия и рутине иронии», «фразе», иногда безотчетно присутствующих и в литературном кружке «Современника». Таким образом, пародийное раскрытие этой темы (отношение Белинского и его кружка к «Бедным людям» Достоевского — лишь один из аспектов, намеченных Некрасовым) является неслучайным.