Том 8. Повести и рассказы 1868-1872

Первые французские переводы «Вешних вод» также появились вскоре после публикации повести в России. Судя по письму Тургенева к Э. Дюрану от 11 (23) марта 1872 г., последний уже начал к этому времени — с согласия автора — переводить «Вешние воды». В этом же письме Тургенев извещает его о неожиданно возникшем осложнении: «Вот что произошло со времени моего последнего письма: от некого г. Шарля де Кутули, брата одного из редакторов „Avenir National“ и „Temps“, я получил рукопись полного перевода „Вешних вод“ вместе с просьбой разрешить его напечатать. Мне оставалось лишь ответить ему отказом, так как я уже дал слово, и я назвал ему Ваше имя. < …> Его перевод хорош, но, поскольку у меня все основания не сомневаться в высоких достоинствах Вашего, я лишь предупреждаю Вас обо всем этом, предоставляя Вам в этом деле полную свободу действий. Я считаю Вас своим переводчиком». В дальнейшем Ш. де Кутули отказался от намерения опубликовать свой перевод, о чем Тургенев извещал Дюрана 25 марта (6 апреля) 1872 г. (см. еще письмо Ж. Этцелю от 26 марта (7 апреля)). К этому времени на руках у Тургенева было уже около двух третей перевода Дюрана, который Этцель намеревался взять для напечатания в «Le Temps».

17 (29) апреля Тургенев уже мог послать Этцелю для ознакомления всю рукопись Дюрана; при этом он писал о желании переделать конец повести (см. об этом выше, с. 507) и просил высказать свое мнение о ней. Этцель отвечал ему 19 апреля (1 мая) 1872 г., еще не дочитав повесть до конца: «Дорогой друг! Я прочел половину Вашей повести. Это подлинный шедевр (я вам пишу, ожидая свидания вместе с Саниным. Я в саду. Джемма скоро придет), это настолько превосходно, что я останавливаюсь. Мне страшно, чтобы перевернутая страница не испортила остального. И всё же, как только отправлю эту записку, я перейду со страницы 73 на страницу 74. < …> Берегитесь, если воспоминание о Мериме будет доминировать в конце произведения. Необходима благополучная развязка, или Вы — последний из людей. Весь Ваш Ж. Этцель. Пусть он женится на ней, или чёрт Вас побери!» 21 апреля (3 мая), уже после того как повесть была им дочитана, он писал: «Мой дорогой великий друг! Я прочел вторую половину. < …> Печально, что Вы не ограничились повестью о Джемме < …> Вторую женщину Вашей повести невозможно сделать более обольстительной, чем Джемма. < …> Вторая никого не обольстит, и она не может объяснить падение Санина…». Свое письмо Этцель заключал словами: «Я бы сделал две повести из Вашей повести, потому что в ней две истории, а не одна» [225].

В те же дни Тургенев встретился с Этцелем, и тот в беседе высказал, по-видимому, пожелание о некотором сокращении повести, на что Тургенев готов был дать согласие. В июле 1872 г. Тургеневу стало известно, что издающаяся в Брюсселе газета «Le Nord» начала 17 июля печатать без его разрешения и ведома «Вешние воды» в переводе Франчески (печатание ее продолжалось до 8 августа). Извещая Дюрана об этом «неприятном инциденте», Тургенев писал 9 (21) июля, что «ни редакция „Le Temps“, ни редакция „Revue des Deux Mondes“ не желают печатать сочинение, уже утратившее новизну», и давал разрешение своему переводчику опубликовать повесть отдельной книгой. В следующем письме, от 14 (26) июля, Тургенев подтверждал, что он не возражает против сокращения, которого желает Этцель, но при этом добавлял: «Мне только кажется, что после того, как „Le Nord“ опубликовал всю вещь целиком, сократить ее уже несколько труднее». В конце концов летом 1873 г. Этцель издал «Вешние воды» в переводе Дюрана отдельной книгой (вместе с «Концом Чертопханова») — без всяких изменений или сокращений [226]. Судя по письму Л. Пичу от 22 мая (3 июня) 1873 г., Тургенев не был удовлетворен этим переводом.

Среди французских писателей одним из первых откликнулся на «Вешние воды» Флобер. 21 июля (2 августа) 1873 г. он писал Тургеневу: «Хочу Вам сказать, что я прочел „Вешние воды“ < …> Я был ими взволнован, прослезился, как бы испытал некоторое напряжение. Это то, что было с каждым из нас, увы! и что заставляет каждого краснеть за самого себя. Какой человек мой друг Тургенев, какой человек! Внутренность кондитерской прелестна, восхитительна. И прогулка вдвоем утром, когда они беседуют на скамейке. Панталеоне, пудель, Эмилио… И развязка, тихая и плачевная. Ах, вот это — любовный роман, если такой вообще существует! Вы много знаете о жизни, мой дорогой друг, и Вы умеете рассказать о том, что Вы знаете, — а это встречается еще реже. Я хотел бы стать professeur de rhétorique [227], чтобы объяснять Ваши книги. Заметьте: я совсем не стану их объяснять. Нужды нет! Мне кажется, я сумел бы заставить даже идиота понять мастерство, которое меня восхищает, например, контраст двух женских образов в Ваших „Вешних водах“ и их окружения. Для определения Вашего последнего произведения у меня нет другого слова, кроме очень глупого: очаровательно! Но придайте ему поистине глубокое значение. Это произведение поселяет в сердце читателя любовь: улыбаешься и хочется плакать» (Œuvres complètes de Gustave Flaubert. Correspondance. Supplément (1872 — Juin 1877). Paris, 1954, p. 96–97).

В ответ на это Тургенев писал Флоберу 25 июля (6 августа) 1873 г.: «Вы говорите мне слишком много приятных слов, мой дорогой друг; они заставляют меня краснеть от удовольствия и смущения. Но ничего — это очень приятно — и древние римляне были правы, когда говорили о „laudari a laudato viro“ [228]. Я очень доволен и горд, что доставил удовольствие старине Флоберу и автору „Антония“. А с его стороны было очень мило сказать мне всё это».

В более позднем этюде о Тургеневе Поль Бурже рассматривал «Вешние воды» как «московитский pendant» к «Сентиментальному воспитанию» Флобера. При этом Бурже отмечал, что «на некоторых страницах романов Тургенева волнение становится настолько сильным, что надо закрыть книгу и прервать чтение на несколько минут: через ваше воображение романист прикоснулся к больному месту вашего сердца, и, как ни легко прикосновение его пальца к ране, невозможно перенести его долго. В этом трепете снова найденной человечности, в этой глубокой симпатии даже к обнаруженной человеческой нищете, в этом до конца сохраненном даре жалости вы найдете у Тургенева постоянное присутствие божественного пламени любви. < …> В „Вешних водах“ Марии Николаевне забавно любить Дмитрия Павловича Санина только потому, что она видит его полным действительной любви к другой» ( BourgetPaul. Nouveaux essais de psychologie contemporaine. Paris, 1885, p. 112, 237–238, 244–245).

Резким диссонансом этим высоким оценкам повести является злой и раздраженный отзыв Эдмона Гонкура, который записал в своем дневнике 10 октября 1887 г.: «Тургенев был необыкновенным собеседником — это бесспорно, но как писатель он не заслуживает своей славы. Я не хочу наносить ему оскорбление, предлагая судить о нем по его роману „Вешние воды“…» ( ГонкурЭ. и Ж. де. Дневник. Записки о литературной жизни. Избранные страницы в двух томах. М., 1964. Т. 2, с. 429).

Первый перевод «Вешних вод» на английский язык был выполнен Софией Мичелл (Michell) под заглавием «Spring Floods» — он появился в журнале «Eclectic Review» (1873–1874, № XVIII, 4 — XIX, 3). Этот же перевод был включен в шестой том нью-йоркского собрания сочинений Тургенева, которое выходило в 1867–1885 гг. (Tourgeneff’s Works. Spring Floods. Tr. Mrs. Sophie Michell. N. Y.: Holt, 1874. Vol. 6). Впоследствии повесть переводилась на английский язык несколько раз под различными заглавиями («Spring freshets», «Spring torrents», «Torrents of Spring»).

Отклики на «Вешние воды» в англо-американской критике были немногочисленны. Краткую заметку о повести напечатал, в английском «Атенеуме» Ю. Скайлер, переводчик «Отцов и детей», бывший в это время американским консулом в Лондоне (Athenaeum, 1872, № 2331). Примерно тогда же с оценкой «Вешних вод», данной по немецкому переводу повести, выступил Т. С. Перри, который рецензировал иностранные книги в американском журнале «Атлантический ежемесячник» («Atlantic monthly»). По мнению Перри, «Вешние воды» — это не рассказ об обмане и падении юноши под воздействием femme fatale [229], а «честное сочувственное изображение первичного человеческого конфликта». В более поздней заметке Перри говорит, что Тургенев изображает любовь «не как тривиальный обман чувств» (illusion) или «грубую болезнь» (coarse weakness), но «как одну из великих неизбежных тайн человеческой жизни, в которой каждый человек полностью выявляет свою натуру». Именно это тургеневское раскрытие всемирной темы Перри ценит больше, чем ее русский фон (см.: Atlantic monthly, XXX, 1872, November, p. 631; XXXIII, 1874, May, p. 574. — Цит. по книге: GettmanR. A. Turgenev in England and America. Illinois, 1941, p. 44–45).