Под удельною властью

— Ах ты, бедный, матушку родную потерял! — сочувственно проговорил старик. — А может быть, она куда-нибудь скрылась? — добавил он.

Луч слабой надежды озарил душу девушки, она чутко прислушивалась к словам старика, находя в них утешение. Порой почему-то ей вспоминался таинственный старый нищий, два раза встреченный ею, приходили также на память пророческие слова его, и она все еще надеялась увидеться с матерью.

Хотя союзные князья уже подходили к Новгороду, князь Андрей все еще медлил во Владимире. Часть дружины тоже оставалась с ним, остальная часть вместе с Михно под начальством Бориса Жидиславича находилась под Новгородом. Нужно было ехать наконец и князю…

— А ты, пожалуй, оставайся дома: я не возьму тебя с собою! — сказал князь Марине.

Всегда охотно следовавшая за князем девушка была довольна, что князь оставляет ее во Владимире, она могла снова заниматься изографным искусством, которое так любила. В ней сказывалась женщина, ей были не по душе кровавые сечи.

— От нечего делать вы с Мироном новыми иконами украсите собор да в монастыре, в трепезной, стены распишите! — сказал Андрей. — А когда я после победы вернусь сюда, ты опять поступишь ко мне и будешь исполнять свои прежние обязанности!

На другой день после молебна, сопровождаемый епископом и толпою народа до самой околицы, князь выехал из Владимира.

Трещали суровые морозы, снега этот год были большие, нелегко было дружине и прочим ратным людям идти походом, а равно и стоять станом в ожидании прибытия набольшего князя. Многие из князей соединенной рати роптали на задержку, а в особенности Дорогобужский Владимир, дядя Мстислава, бывшего князя киевского. Он и дружина его готовы были даже покинуть остальных союзников и вернуться к себе, на Волынь. Да и прочие князья ссорились между собою, завидовали друг другу и с нетерпением ждали, когда поход окончится и они вернутся в свои уделы.

Прибывший к рати Андрей видел это все ясно и торопливо стал готовиться к осаде, сознавая, что дальнейшее промедление усилит общее недовольство и ослабит силы нападающих.

Целых три дня устраивали союзники «острог» около Новгорода, а на четвертый решили начать приступ.

XXVI

В великой тревоге был Новгород. Не раз собирали вече, толковали, что предпринять. Князь Роман советовался с посадником Якуном, именитыми гражданами и торговыми гостями.

— Великую беду готовит нам суздальский князь! — говорил Якун, пожилой, но еще крепкий старик.

— Сказывали прибежные люди, — отозвался Лука, богатый гость, — что, помимо своих суздальцев, ведет он смолян, рязанцев, муромцев и полочан!

— Пришла беда… Давайте молить Господа, чтобы пронес Он тучу мимо нас! — вмешался в разговор Харлампий Краюга, сотник.

— Пошла выволока, так не зевай! — пошутил кто-то.

— Небось, сумеем за себя постоять! На свои руки топора не уроним! — бойко откликнулся Лука.

— Эх, други, не то время, чтобы шутки шутить! — с укором проговорил старый торговый гость Акинфий, бывавший не раз в заморских краях. Он вел немалую торговлю с византийскими городами.

— А что ж, по-твоему, дедушка, плакать, что ли, нам?

— Эх ты, парень! — перебил говорившего старик. — Плакать, правду ты сказал, нам нужно!

— Аль не слыхали, что говорил архиепископ? — сурово проговорил посадник. — В трех храмах он видел плачущую икону Богоматери.

— Да неужто?

— Вот напасть-то!

— Сама Владычица?!

— Да, Пресвятая Богородица слезно молит Сына Своего не предавать Новгород погибели, как Содом и Гоморру! — пророчески промолвил Акинфий. — Но помиловать нас, как ниневитян!

Шутки и пересуды смолкли, бойкие новгородцы приуныли.

— Давайте помолимся, други! — предложил Акинфий, — а опосля пойдем все к князю, будем совет держать!

— Истинно, дедушка, говоришь! Правду!.. Возьмут суздальцы Новгород, посекут нас, как киевлян, жен и детей в полон уведут!..

— Не увезти ли баб и детей из города? — предложил Лука.

— Поздно, брат, спохватился: враги кругом нас обложили!

— У меня одно утешение только и есть, внучка Евфимия… — печально выговорил Акинфий. — Куда уж мне, старому, защитить ее, коль враг в город ворвется!

— А у меня жена молодая и дети малолетки! — отозвался Лука.

— Мать старуха, братишки малые!

— Сестра, отец больной…

Беспокойство все росло, никто не знал, что предпринять, опасность была очевидна, спасения для города не было никакого.

Задумался и молодой князь Роман.

Он сознавал всю непрочность своего стола, но не хотелось ему изменять крестному целованию, которое дал новгородцам, когда пришел к ним княжить.

В княжих хоромах собрались: архиепископ новгородский Иоанн, посадник и выборные люди.

— Люд новгородский, — решительно сказал князь, — коли поволите, уйду от вас, а вы возьмите к себе опять Святослава!.. Увидит князь Андрей ваше покорство, не разорит он Новгород Великий, наложит он на вас лишь пеню и дружбу с вами заключит…

— Тебя мы, князь, избрали волею народной… Не стать нам милости просить у суздальского князя! — горячо проговорил Якун. — Не повелитель он над Осударем Великим Новгородом, живем мы волею своею!

— Постоим за святую Софию!

— Не выдадим тебя, княже! Что мир порядил, то Бог рассудил!

— Володей нами! Господь поможет, и Новгород мы отстоим!

Воодушевление было всеобщее, о сдаче никто не думал.

Все приготовились бороться до конца.

— За правым Бог! — проговорил боярин Даньслав Лазутинич. — Попомните-ка, други, как я, когда ходил собирать дань с севера: дружины у меня не более четырехсот было… Андрей надвинул на меня в семь тысяч рать. Господь помог, я суздальцев разбил и с них еще взял дань. Он, Милостивый, и теперь нас не оставит!

Такая уверенность в победе еще более воодушевила новгородцев. Защитники Новгорода проводили целые дни сторожа его деревянные стены, готовясь отразить врага, откуда бы он ни появился.

На всякий случай для женщин и детей были устроены убежища в храмах и в подземельях под ними. Hoвгopoд был готов принять врага.

XXVII

В суздальском стане шли приготовления к приступу Князья, уверенные в победе, заранее делили между собою по жребию улицы, жен и детей новгородских, ссорились, уговариваясь между собою, кому сколько достанется пленных.

В особенности старался захватить побольше Олег Святославич Северский.

— Не минует моих рук богатая новгородская казна… Да и товаров у них немало, сколь их они из-за моря на ладьях привозят!

— Вестимо, так! Одной парчи-то сколько!..

— А ефимков золотых?! Почитай, бочки набиты!..

— Всего у них вдосталь… Тем и горды… Поразберем немного, спесь-то с них пособьем!..

— Не будут менять князей!.. Один неладен, другого надо! — сказал Владимир Дорогобужский, тоже пытавшийся сделаться князем новгородским.

Один Андрей не вступал в их споры, его планы были гораздо шире, он не думал о богатстве Новгорода, он надеялся собрать под свою властную руку все княжества Северной Руси и этим союзом крепко сплотить Русь: то, что гораздо позже сделал Иоанн III, было заветною мечтою Андрея Боголюбского. Прозорливым умом он видел, что единственное спасение Руси и ее могущество — в единении.

Молча сидел у себя в ставке, закутавшись в теплую шубу поверх кафтана, князь суздальский; сон бежал от его глаз; до рассвета еще было далеко; снежная буря завывала. Сын Андрея, Мстислав, и боярин Жидиславич мирно спали. В голове Андрея длинной вереницей проносились картины его тревожной, полной опасностей жизни, вспоминал он свои походы с отцом, сидение в Вышгороде, тайный уход оттуда, прибытие в Боголюбово, постройку храма, объявление себя суздальским князем, Владимир…

Какое-то странное предчувствие томило князя. Всегда уверенный в победе, на этот раз, хотя дружина его вместе с союзными князьями значительно превосходила новгородских защитников, он чувствовал какой-то невольный трепет. Тайный голос говорил ему: «Остановись! Не иди на приступ!» Андрей старался побороть в себе это чувство, но не мог.