Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

1

Странно человек устроен: докопаться до подсознания и Фрейд не всегда поможет. У меня порой бывали такие мысли и фантазии, что, проанализировав, сам не раз диву давался. Так, в три года от роду я утверждал, что всенепременно буду врачом и писателем, но все десять лет учебы в школе никогда к подобного рода занятиям не стремился и не готовился. Примерно в те же годы я твердил, что у меня скоро будет сестра Нина, и через два года она действительно появилась. Не буду утомлять перечислением совпадений и угадываний, замечу, кстати, что все мои предчувствия и телепатические способности ни разу не дали возможности выиграть в лотерею и не уберегли от неприятностей; более того, заведомо вроде бы зная, где меня подстерегает опасность и, пытаясь изо всех сил её избежать, я всё равно вляпывался в неприятность с широко раскрытыми глазами, всеми конечностями и в полном сознании, что соответственно нисколько не уменьшало боль от поражения, а напротив её только усиливало.

Точно так же две недели назад я затеялся ни с того ни с сего сочинять очередной рассказ из жизни некоего Владимира Михайловича Гордина, то бишь меня самого любимого, и, подыскивая достойный выход из фантасмагорической ситуации, придумал эффектную концовку в духе раннего Набокова, когда мой литературный двойник попадает на кладбище, где натыкается на свежую могилу отца. Писалось сие в день рождения дочери Златы, и незаконченный рассказ лег на стол в черновике, не удосуженный перебеливания на машинке. А через день в шесть утра жену разбудил телефонный звонок ("Из Парижа", — решила она. Там как раз обретались дочь с зятем). Сняв трубку, Марианна немедленно разбудила меня, сказав:

— Михаил Андреевич умер. Мать звонила. Надо срочно ехать. Вставай. Одевайся.

Почти два года назад похоронив тестя, я все равно был не готов к сегодняшним действиям. Побросав в сумку разную ерунду, взяв с собой почти все наличные деньги, я махнул на Курский вокзал, чтобы с первым же проходящим поездом отправиться в город детства. Билеты были только в плацкартный вагон, причем на верхние полки, но кто перед лицом вечности думает о минутном; через два часа я уже трясся в скором поезде "Малахит" (Москва — Нижний Тагил). Соседями моими оказались N-ская модельерша, средней привлекательности дама, чье имя я сразу же забыл, которая, тем не менее, на удивление прилично разбиралась в современной песне, и супружеская пара: композитор Олег и его жена Ольга, которая давно дирижировала только собственным мужем и растила двух сыновей, гостящих сейчас на даче у родителей Олега где-то под Верещагино, а, между прочим, была однокурсницей своего мужа, также закончив дирижерское отделение. Олег был моим земляком, а Ольга — коренной москвичкой. Почти сутки они склоняли меня совместно сочинять детские, юмористические песни, я даже сдался и был готов подарить любые тексты, но все они находились в Москве, а поезд неуклонно приближался к столице Западного Урала.

Надо заметить, если первые годы после переселения в Москву (двадцать два года тому назад) я бывал в родном городе не чаще одного раза в 5–7 лет, то последние несколько лет практически ежегодно. Преклонный возраст родителей обязывал. Последний раз я навещал их восемь месяцев назад, устроив командировку от издательства и, умудрившись прожить в гостях чуть не три недели. Надо сказать, что попутно я лечил зубы, крайне неудачно, у давней знакомой жены и тещи, но это явно другая история.

Уезжал я тогда с тягостным чувством, что мать — не жилец и уйдет первой, что ставило меня в жуткие нравственные коллизии; дело в том, что моя младшая сестра, как и я, в поисках счастья, влекомая мужем-офицером, военным врачом, исколесила пол-Союза и остановила давно свой выбор на благодатной тогда Украине, последние годы она жила в маленьком зеленом городке близ Львова, носящем славную фамилию широкоизвестного гетмана, на дух не выносила отца (ей, впрочем, единокровного) и не собиралась его "доводить", мне же при таком раскладе брать в свой дом давнего обидчика тоже не хотелось, но сознавать, что пасынок позволил отчиму умирать в доме престарелых, было если не совестно, то малоприятно.

Судьба распорядилась по-своему и вполне милосердно к нам, двум неблагодарным отпрыскам незадачливой фамилии. Отец задохнулся от приступа бронхиальной астмы рано утром (в четыре часа) в воскресенье. Вызванная медбригада не смогла его оживить, несмотря на искусственное дыхание и прочие лечебные процедуры и средства.

2

В родительскую квартиру на пятом этаже я поднялся одним махом. Дверь была полуоткрыта. По квартире сновали худые низкорослые женщины неопределенного возраста в темной одежде. Мать, отечная, заплаканная, оборотила ко мне морщинистое в старческих веснушках лицо:

— Приехал, сыночек. Хорошо. А от Нины с Олегом вестей нет. Давали уже две телеграммы, но без толку.

В комнатах на прежнем месте стояла жалкая мебель, висели ковры многочисленные зеркала были завешены, а тела отца видно не было. На мой молчаливый вопрос одними глазами мать ответила:

— В морге он. Жара стоит страшная. Боялись, что детей не дождется.

Тут же все сели за стол в гостиной, пообедали, и я поехал в фирму, ведавшую похоронными услугами в городе. Сопровождала меня, вернее была не только проводником, но и советчиком двоюродная сестре Надя Устинова, старше меня лет на шесть-семь. Я не видел её, по крайней мере, четверть века, за прошедшее время она похудела, стала ниже ростом, как бы усохла. Была она в черном платке, в темном одеянии, похожая на небольшого скуластого жука, молчаливая, но очень точная в своей решимости и решительная в своей точности, в чем мне ещё предстояло убедиться.

Мой похоронный опыт к этому времени исчерпывался присутствием на десятке похорон, нравственно-эмоциональными страданиями по преждевременному уходу знакомых и друзей и только с тестем я отчасти занимался организационной работой: одевал покойного, клал в гроб, нёс его, но основные тяготы всё равно легли на мою бедную жену, она не подпустила меня к ряду узловых дел, боясь, что испорчу дело, не сумею найти нужного языка с исполнителями процедур, поскуплюсь на оплату (грабеж, впрочем, почти узаконенный), впрочем, отчасти просто жалея жалкого невропата, каковым меня не без доли истины считала.

В местной похоронной конторе взаимоотношения с клиентурой были отлажены как конвейер. С помощью старшей кузины (какое забытое слово) я заказал гроб, венки, памятник, катафалк, машину для перевозки гроба в морг и оттуда в квартиру, подписал договор и внёс авансом триста тысяч рублей. Вечером был семейный совет, собрались племянники и племянницы по материнской линии, решали, как расставить силы, примеривали, планировали, утешали мою мать.

3

Ночь прошла без особых происшествий. Утром на машине соседа по лестничной площадке мы с той же Надей отправились в похоронное бюро оплатить услуги могильщиков и зарегистрировать место на кладбище, хотели также съездить на кладбище выбрать конкретное место для могилы поближе к похороненным родственникам, а после этого надо было мчаться в морг забирать отца для последнего прощания.

На вчерашнем семейном совете решили похороны устроить на кладбище возле поселка Кислотные дачи, там было почти родовое место упокоения N-ских Устиновых: рядом лежали отец матери, её младшая сестра, два брата (сводный и двоюродный), множество племянников и племянниц. Только любимая моя бабушка Василиса Матвеевна лежала далеко от второго мужа, в Новых Лядах, где доживала век у старшей своей дочери, моей вздорной тётки Анастасии Федоровны, о которой речь ещё впереди.

Машина провезла нас с Надей новой почти лесной дорогой (впрочем, дорога эта уже существовала, до моего отъезда на ПМЖ в Москву) мимо кладбища, прокатив потом по центральной улице Второго участка, улице Веденеева мимо дома, где когда-то была моя первая и последняя отдельная N-ская квартира, где два года жила дочь Злата, мимо детского садика, в который она с великой неохотой ходила, и горькая наша экскурсия вывела к похоронному бюро на улице Щербакова, центральной улице поселка ПДК, расположенному в полуподвале прямо напротив такого же полуподвала через улицу, где располагался книжный магазин, возглавляемый В. Поповым, одним из первых живьём увиденных мною писателей, сочинившим роман "Две силы", но так и не удостоенным принятия в N-скую писательскую организацию. Магазина, конечно, давно не было в природе, до книг ли окраине города N., слава Богу, похоронные конторы несколько лет как появились! Они людям, безусловно, нужнее всяких там книжных лавок.