История села Брехова, писанная Петром Афанасиевичем Булкиным

- Какие могут быть претензии! - Катюша так и заулыбалась. - Мы с ним просто представления разыгрывали... Как на сцене.

- Это вы правильно, - сказал Мотяков вроде бы тоже с улыбкой. - А насчет производства зайдите ко мне в кабинет, после бюро.

- С большим даже удовольствием...

Мне дали строгача, а Катюшу перевели через неделю в райцентр, продавцом поставили. Дергуна же ее послали в Пугасово, экспедитором на базу. Встретил я его как-то потом в Пугасове, в столовой. Он пьян в дымину.

- Вот ты и донес на меня, - говорю. - Но что ты выгадал? То был на лесозаготовках за пятнадцать верст, а теперь тебя за сорок пять километров отправили.

- Не в том, - говорит, - беда, Петр Афанасиевич. Просто меня чужая личная жизнь заела.

КТО ТАКИЕ ОППОРТУНИСТЫ?

Сидим мы как-то вечером на бревнах - я, Филипп Самоченков и Петя Долгий - все три председателя. Решили Самоченкову дом новый построить, всем колхозом. Ну, и пригласил он выпить. Отказываться неудобно. Выпили, разговорились.

- Когда человек стареет, мозги у него разжижаются, - сказал Филипп.

Петя Долгий засмеялся, а я спросил:

- Ты кого это имеешь в виду?

- Так, к слову пришлось. Старость моя, и больше ничего. Я крепкий на слезу был человек. А вот когда постановление вышло - дом мне построить, не вытерпел. Потекло у меня из обоих глаз... Семена Мотякова вспомнил.

- Где он теперь? - спросил Петя Долгий.

- В Касимове, на речной пристани грузчиком работает, - ответил Филипп.

- Да он вроде бы кадрами заведовал?

- Сняли за пьянку, - сказал я. - Намедни в Касимов приехал. Сошел с пристани. Глядь - Мотяков! Лошадь его с повозкой завязла. Он орет на всю набережную и лупит ее чем ни попади. И вот ведь какой дьявол - все промеж ушей норовит ударить.

- Самая притчина, - сказал Филипп. - Он и раньше в точку метил. Сколько лет я при нем отработал! Семен Иванович, говорю, мне бы дом построить. А он: "Тебе казенный обеспечен на старости лет. Все равно проворуешься". Да разве ж я с целью обогащения работал? Я, бывалочи, только и смотрел за тем, как бы линию держать.

- А как ты ее понимаешь, эту линию? - спросил Петя Долгий.

- Да когда мне было понимать ее? - Филипп даже удивился. - Жизнь не на понятии строилась. И занят был я по горло. Ты вот с утра выехал в район, а в обед глядишь - дома. После обеда спрашиваешь: "Где Петр Ермолаевич?" Говорят - в район уехал. А к вечеру опять по колхозу бегаешь. Я ж, бывало, поеду с утра, отзаседаю там, возвращаюсь на другой день, а тут уж телефонограмма - обратно вызывают. "Сашка, перепрягай лошадей! Поехали..." Один вопрос заострили, второй ставят. И ты, бывало, идешь от вопроса к вопросу, как по столбовой дороге. Тут и понимать нечего. Только линию держи. Когда меня поставили председателем, я испугался: "Что я буду делать? Я же малограмотный!" - "Не бойся, за тебя все решат". И верно, сообща решалось. Ты как ноне премиальные выдаешь? Кто перевыполнит норму на косьбе, к примеру, или на пахоте - получай три рубля. Кто на согребании - два рубля. "Сашка, расплатись!" Сашка вынет ведомость и тут же, опираясь на "Волгу", запишет и деньги выдаст. А раньше? Хочешь премию выдать проведи сначала через правление, потом на исполком вынеси, потом в райкоме утверди. А потом уж акт вручения - соберут весь колхоз, представитель приедет и вручит Почетную грамоту.

Петя Долгий засмеялся, а я сказал:

- Ты, Филипп, путаешь практику с теорией.

- Да нет. Это я к тому говорю, что жизнь у нас ноне пошла вроде бы самотеком.

- Это верно, - сказал я. - Раньше постанов был строже. Бывало, Семен Мотяков соберет нас всех и задаст вопрос: "Ну, что культивируется на сегодняшний периуд?" Допустим, наступление на клевера. Или глубокая весновспашка... Значит, кто пашет мельче, чем на двадцать два сантиметра, тот - оппортунист.

Петя Долгий только посмеивается да головой крутит.

- Тебе смешно, - сказал Филипп, - а я за этот оппортунизм чуть билетом не поплатился. И все через политзанятия. Бывало, Покров день подойдет, и политзанятия открываются. Что за манера? Тут перепьются все, по улице ныряют, в грязи челюпкаются, а они - политзанятия. Да мало того. Ему еще вопросы задавай. А вопросов не будет, значит, не усвоил.

- Меня за эти вопросы тоже таскали, - ввернул я. - Провели мы вот так же первое политзанятие, не то на Покров, не то на Миколу. "Вопросы имеются?" Встал Парамон и говорит: "Мне надо бы знать, крепостное право отменено?" - "Понятно... Еще вопросы?" Лектор посмотрел на нас мрачно. Все молчат. "Крепостное право было отменено в одна тысяча восемьсот шестьдесят первом году. Понятно?" - "Понятно..." Уехал он. А на другой день уполномоченный заявляется: "Товарищ Булкин, что у вас тут за крепостное право открылось?" - "Извиняюсь, говорю, у нас высшая фаза, то есть в коммунизим идем полным ходом". - "А провокационные вопросы почему задаете?" - "Чистое недоразумение, говорю, потому как мы каждый год политзанятия начинали изучать с крепостного права. А инструктор сам перепутал, с другого периуда начал. Потому и спросили..." Ну, лагушок выпили и мирно разъехались.

- Ты дешево отделался, - сказал Филипп. - У меня оборот другой вышел. Как раз накануне Покрова дня приехал инструктор из районного комитета. "Где парторг?" - "Теще за дровами уехал". - "Тогда собирай ты людей. Мы, говорит, вкратце пройдем главу". Вкратце так вкратце. Послал я техничку школьную, сам пошел по избам. Пособирали всех кого нашли - и коммунистов и беспартийных. Думаю - сойдет. Ладно. Расселись, а ночь уж на дворе. Он - в свою тетрадь, а мужики храпака задают. Уж он читал нам читал - часа два. Потом и говорит: "Вопросы имеются?" Ну какие вопросы на Покров день? Кто очнулся, - сидит, в пол смотрит, кто зевает. Думаю, надо задать вопрос, а то еще скажет - не на уровне. Поднял я руку и спрашиваю: "А кто такие оппортунисты?" Он с минуту посмотрел на меня строго, вроде бы впервые видит, и сказал якобы про себя: "Хорошо". И записал что-то в тетрадь. Потом спрашивает: "Еще будут вопросы?" Ну кто ж ему задаст еще? Ежели он меня записал в тетрадь, то и другого запишет. А потом вызовут отчитывайся. Все молчат. "Ладно, говорит, два часа читал я вам про оппортунистов, а вы еще вопросы задавать!.. Хорошо". Захлопнул тетрадь и уехал. Вот тебе через день вызывают меня в райком. Я спрашиваю бухгалтера Якова Ивановича: "Может, какие данные требовали?"

"Нет, говорит, данных никаких. Приказ явиться лично".

Ну, думаю, беда. Без данных вызывают, да еще лично, значит, не к добру.

Везет меня Сашка, а я от озноба зуб на зуб не попадаю. Выпил в Богоявленском, думал, согреюсь. Нет! Трясет, как в лихорадке. Ну за что меня вызывают? По дороге все передумал. И верите - раз пять преступником себя почуял. Может, думаю, за то, что хлеб в скирдах погнил? А может, потому, что льны посеял на нове в низине и они вымокли? Ну, черт его знает...

Приехали в Тиханово поздно. Известное дело - постояльцы. Мясо привезли, меду. Хозяин поллитру поставил. Ты пьешь, и хмель тебя не берет. И сон не в сон.

На другой день утречком подхожу к райкому - пустынно. Никто больше не идет. Не то что председателей - собаки не видать. Ну, беда! Зашел я в приемную. Вот тебе - милиционер Тузиков передо мной... Стоит, как на часах. У меня так все и оборвалось. Дурная примета. Милиционера заранее вызвали. Я потоптался и вроде бы не то спрашиваю, не то извиняюсь:

- Меня вызывали?

- Ежели вызывали, заходи.

И не смотрит на меня. Стучу в дверь - никто не отвечает. Открываю - а там еще одна. Эх, думаю, совсем спятил. Позабыл, что у них перед кабинетом промежуток, вроде предбанника. Это, наверно, для того устроено, чтобы дух перевести.

Вхожу в кабинет:

- Здравия желаем!

- Садитесь.

Сел. Смотрю - народа никого, одни они. Листок бумаги перед каждым. Только карандашами шуршат. А сам Мотяков без сапогов, в одних носках ходит и плюет. Как это называется? Ну, что я в школу намедни привозил для плевания... Вроде табуреток?