Иго любви

Вера молча поднимается и выходит из комнаты.

«Ах», — раздается на пороге. Это Поля вернулась из кухни и сторонится, чтобы дать дорогу барышне.

Аннушка всхлипывает еще громче, с каким-то сладострастием.

— Пошла вон, дура! — вдруг спокойно и громко говорит артистка. И садится на постели с лицом и жестами совсем здорового человека.

За эти часы она вспомнила о бароне. Кто знает? Еще не все потеряно.

Барон Норден фон Норденгейм приезжает с визитом дня через два после бала. Но Веру в гостиную не зовут. Надежда Васильевна на этот раз осторожна. Она сама занимает гостя, и он уезжает очарованный, выпросив разрешения бывать запросто.

На этой же неделе у Нероновой обычная вечеринка. Барон получает приглашение. Весь вечер он играет в карты. Вера не обращает на него внимания. Она окружена молодежью. Племянники «крестной», генеральши Карповой, кончающие корпус кадеты, играют в фанты и в почту с Верой и барышнями, родственницами Спримона. Молодежь поголовно влюблена в Веру. Она держится, как принцесса, равнодушно принимая все знаки поклонения. Она остроумна, у нее живая фантазия, она увлекается игрой, и ответы ее вызывают взрывы смеха.

Барон часто оглядывается на молодежь, улыбается и вздыхает. Играет он в этот вечер рассеянно.

— Дайте ручку, — говорит кадет Пьер, опускаясь на колени перед Верой.

— Если бы вы были героем, если бы вы были оттуда, я сама поцеловала бы вас…

— Ну, так поцелуйте барона Нордена! Он под Севастополем был и Георгия получил.

За ужином барона сажают рядом с Верой. Покручивая ус, барон любуется прелестной девушкой, опять вздыхает и… молчит.

«Ну-ну!.. — думает Надежда Васильевна, насмешливо поблескивая глазами. — Если он эдак целый год будет раскачиваться…»

А Вера почтительно угощает барона. Благоговейно рассматривает Георгиевский крест. Уши ее горят. Так вот какие герои, настоящие! Он оттуда. Может быть, видел Федю… Может быть… Если б поговорить с ним… если б спросить…

Надежда Васильевна сияет. Ложась спать в два часа ночи, она ласково целует и крестит Веру.

— Тебе было весело, детка?

— Да, мамочка… Барон такой милый…

— Не правда ли?..

— Он герой, мамочка… Мне было страшно говорить с ним…

— Глупенькая!.. Такая красотка…

Она смолкает внезапно.

— Мамочка, он не похож на других. Такой тихий, скромный, все молчит…

Долго по ее уходе Надежда Васильевна улыбается в полумраке спальни. Потом мысленно молится Смоленской Божией Матери, покровительнице невест.

Барон ездит через день, и Вера его ждет. Он любит крепкий чай со сливками, Вера это заметила.

Надежда Васильевна постоянно присутствует, сама разливает чай, сама ведет разговор. Вера молча и жадно вслушивается. Надежда Васильевна, как бы читая в душе дочери, заставляет барона рассказывать о войне. И трагические воспоминания в устах этого человека облекаются в жизненные образы, теряют весь ужас, кажутся такими обыденными явлениями. Потрясающие подробности обороны, картины смерти… а рядом жизнерадостный анекдот… Вера смеется. Она не замечает лысеющего лба барона, его припухших век. «Герой, герой…» — поет ее душа.

Через неделю Надежда Васильевна осторожно спрашивает:

— Он тебе нравится, Верочка?

— Ах, мамочка, он такой славный, простой!.. С ним так легко говорить!

Под разными предлогами Надежда Васильевна опаздывает к трехчасовому чаю, потому что барон ездит теперь каждый день.

— Мамочка скоро вернется, — утешает гостя Вера. Она искренно убеждена, что барон, как и все мужчины, влюблен в ее мамочку.

Один раз наедине с гостем Вера, набравшись храбрости, спрашивает:

— Скажите… вы… вы не знали… офицера Спримона? Федора Васильевича Спримона?.. Там… на войне?

Барон щурится, припоминая.

— Что-то слышал… как вы сказали?.. В каком полку?

— Вы были… в сражении под Альмой?

Вера кусает задрожавшие губы и усердно мешает ложечкой в чашке.

— Да, конечно. Жаркое было дело. А почему вы…

— Он был убит… одним из первых…

— Так… так, вспомнил. Ординарец Спримон… Первая жертва. Первый герой… А почему вы…

Вера вдруг падает головой на стол. Плечи забились.

Барон вскочил, перепуганный. Он так боится женских слез. Трясущимися руками он подает воду.

— Он был… моим… же… же… ни… хом…

О, как отрадно плакать! Как отрадно открыть свою душу и дать волю подавленной годами тоске и ужасу воспоминаний!

— Бедная девочка, — ласково шепчет барон, стоя над плачущей Верой. Он робко гладит ее плечо. Душа его вдруг загорается. Эти бессильные слезы, эта неведомая жалость, как птица крылом, задевает в его сердце какие-то забытые, запыленные струны. И вот они зазвучали так странно… так нежно…

Спазм перехватывает его горло. Глаза загораются от подступивших слез.

— Милая девочка, — шепчет он. Неожиданно наклоняется и целует волосы Веры.

Она вздрогнула и замерла под этой лаской. А слезы полились еще слаще. Она внезапно убегает.

Барон отходит к окну и долго глядит в небо. Рука его нервно дергает ус.

Часы бьют. Уже смерклось. Вздохнув, он смотрит на дверь, куда скрылась Вера. На цыпочках идет к роялю, берет свою каску и выходит в переднюю.

— Что это вы так скоро, ваше сиятельство? А я было шла лампу зажечь, — вкрадчиво спрашивает Поля, накидывая ему на плечи николаевскую шинель с бобрами и пелериной. — И Надежда Васильевна запоздала что-то.

Молча, сунув ей в руку серебряный гривенник, барон выходит на крыльцо.

Он идет медленно, на носках, как бы боясь шумом и движением спугнуть то новое и прекрасное, что родилось в его собственной душе из слез прелестной девушки.

Теперь, оставаясь наедине, они постоянно говорят о Феде.

При посторонних умолкают, даже при Надежде Васильевне. И эта невинная тайна теснее сближает их.

Нет… Барон не знал Федю, а лгать он неспособен. Но он сам был в этом ужасном бою, он знает участь того полка, и в его устах передача самых маленьких подробностей, самых незначительных фактов дышит потрясающим реализмом. И все кажется ценным и нужным. Не устаешь слушать.

А когда барон уходит, то до самой ночи Вера живет впечатлениями этих рассказов. И опять плачет, уткнувшись в подушку. И все слаще становятся ее слезы. И все бледнее становится ее печаль.

Надежда Васильевна опять в подавленном настроении. Возобновились бессонница, жестокие мигрени.

Филипповна снова появилась в доме. Надежда Васильевна запирается с нею. Вера надменно не замечает «эту бабу»… Прислуга шепчется и смолкает, когда барышня входит в столовую.

Но теперь сама Надежда Васильевна решительно отклоняет все предложения свахи. Если Вера отказала Лучинину, на что тут надеяться? Втайне она верит в барона. Но когда же, когда это выяснится? Жизнь уходит. Она так редко, такими урывками видит Володю, то за кулисами, куда она ходит по старой памяти теперь, не играя сама, но по-прежнему живя театральными интересами, то на улице, то в домике его матери тайком, без ее ведома, в ее отсутствие. Мучительные, жгучие, ослепительные мгновения! Она живет ими несколько дней. Возвращается полная ликующей радости и не может потушить блеска глаз, не может сдержать трепета рук, подавить дрожь в голосе. Лгать… Опять лгать!.. Вера не должна догадываться. Она не простит. Она возненавидит Володю.

Вера шла к матери в спальню. Поля точно выросла на пороге.

— Не ходите, барышня… Мамашенька плачут…

Вера отступает, удивленная. Бледные брови приподнялись, яркие губы открылись… Но у Поли она не спросила ничего.

Вот она стоит у окна, в столовой, и печально глядит на улицу. О чем она плачет? Вера согласилась бы на все жертвы, чтобы видеть мать счастливой и жизнерадостной.

За спиной она слышит шаги Поли, потом осторожный звук перемываемых чашек.

Вдруг до нее долетает шипящий звук голоса: