Том 9. Три страны света

— Вы знаете, что я не могу много пить, — отвечал он тонким и приятным голосом.

— Для меня! — неумолимо возразил видный мужчина, двинув к нему стакан, который пришелся почти на одной линии с носом курчавого старичка.

— Для вас — извольте! Я не знаю, чего бы я не сделал для почтеннейшего нашего Василия Матвеича! да и каждый из нас… не правда ли, господа?

— О, разумеется!

— Василий Матвеич, — продолжал курчавый старичок, — между нами голова. Ему на роду написано ворочать миллионами.

— Вашими устами мед пить! — отозвался видный мужчина, лицо которого засияло, и протянул к старику стакан.

Они чокнулись и выпили.

— Сто лет жить, сто миллионов нажить! — воскликнул курчавый старичок, поставив свой стакан. — Уж как Василий Матвеич вздумает покутить, так у него стыдно становится отказываться… Такое радушие — все нараспашку… десяток гостей назовет, а на сто вина закупит! хе, хе, хе!..

И курчавый старичок залился сухим, дребезжащим смехом.

— Уж кутить, так кутить! — величаво заметил видный мужчина.

— И надо правду сказать, — продолжал курчавый старичок, — кутить он кутит, да и дела не забывает. И бог знает, когда у него хватает на все времени! Человек светский, общество любит; утром — на завтраке; там, глядишь, обед дома, и за обедом гостей тьма; там в театре… как же?.. нельзя и не повеселиться… мы ведь не хуже других. Денег, слава богу, довольно… надо свое сословие поддержать! хе, хе, хе!.. а оттуда частенько к цыганам, к Матрене Кондратьевне… а? есть тот грех?

— Дело житейское, — с гордостью отвечал видный мужчина.

— Думаешь, дело ждет… интерес упущен!.. Не тут-то было! и дело идет своим чередом, товар принят, почта отправлена, счета поверены… а все он же, Василий Матвеич!.. все он! без него в магазине ничего не делается!

И тут курчавый старичок лукаво посмотрел в правый угол, где молчаливо сидел человек с угреватым лицом, худо одетый, худо выбритый и худо причесанный. При взгляде старика по толстым потрескавшимся губам его пробежала злая, радостная улыбка, и он незаметно кивнул головой.

— Не понимаю, просто не понимаю такой деятельности, — продолжал курчавый старичок. — Да научите меня, Василий Матвеич, вашему секрету! я вот едва умею справиться с моим маленьким хозяйством.

— Очень просто, — глубокомысленно отвечал видный мужчина, — строжайший порядок… ежеминутная отчетность, исполнительность?.. аккуратность… все по часам… строгость… ночи не спишь за делами…

— Я так и думал! — воскликнул курчавый старичок и опять лукаво взглянул в правый угол и получил в ответ ту же ядовитую, радостную улыбку. — Вот после того и судите о людях по наружности! А ведь другой, посмотревши на жизнь Василия Матвеича, как он то в театре, то у цыган, то на попойке, то у себя банкет задает, подумает сдуру, что он — извините, почтеннейший Василий Матвеич, — пустейший и ленивейший человек, за которого все делает какой-нибудь приказчик.

Курчавый старичок переглянулся с дурно причесанным господином.

— …и которому, — заключил он любезнейшим и добродушнейшим голосом, — не миновать банкротства! ха, ха, ха! не правда ли, господа?

Курчавый старичок залился своим звонким смехом и светлым, добродушным взглядом обвел все собрание.

Никто, казалось, не заметил, что смех его отзывался зловещей иронией, и все добродушно смеялись вместе с ним, и всех громче и добродушнее смеялся сам видный мужчина!

Худо выбритый гоподин тоже смеялся в своем углу.

— Выпьем же, господа, — воскликнул Борис Антоныч, — за здоровье почтеннейшего и деятельнейшего Василия Матвеича.

— Выпьем! выпьем!

— Вина! — закричал восторженно видный мужчина.

Принесли вино, хоть и в прежних бутылках было еще довольно; пробка хлопнула, и видный мужчина начал наливать.

— А Харитону-то Сидорычу, — заметил Борис Антоныч, указывая на дурно выбритого господина, — помощнику-то вашему… хоть, правду сказать, вы не очень нуждаетесь в помощниках… хе, хе, хе!

Старик опять засмеялся и лукаво щурился то на видного мужчину, то на его помощника.

— Нальем и Харитону Сидорычу, — отвечал видный мужчина, терпеливо выжидая с нагнутой бытылкой, пока осядет пена в стакане старичка. — Харитон Сидорыч! — продолжал он, дополнив стакан, совсем другим тоном: — что вы там, заснули, что ли? рыбу удите?

— Чего изволите? — подобострастно сказал худо причесанный господин, почтительно вставая.

— Приросли, что ли, к месту-то, батюшка? мне гостей помнить или вас? Могли бы и сами подойти… я вина не жалею… давайте стакан.

Харитон Сидорыч подошел со стаканом, и, когда видный мужчина наполнил его, он молча возвратился на прежнее место.

— Уф, руку отморозил! — сказал видный мужчина, ставя на стол порожнюю бутылку.

— Здоровье Василия Матвеича!

Все взяли стаканы и встали. Встал и курчавый старичок, но он почти не сделался выше.

— Скажи, пожалуйста, — обратилась удивленная Полинька к своей приятельнице, — тут есть какой-то маленький старичок. Что он, без ног, что ли?

— Нет, он уродец, горбун.

— А кто он такой?

— Да в компании с моим мужем. Вот он-то и дает деньги…

— А какой странный, сколько ему лет?

— Говорят, уж пятьдесят с лишком.

— А лицо, точно как у ребенка; волосы почти все черные! А глаза-то, глаза…

— У него отличные глаза, — заметила Надежда Сергеевна.

— Да, большие, черные, только как противно их прищуривает! А брови как нахмурит вдруг, так даже страшно делается… Он, должно быть, презлой…

— Муж уверяет, что он прекрасный человек… — Он так хвалит твоего мужа…

— Муж говорит, что он даже бедным помогает.

Вдруг занавеска с шумом распахнулась: вошел видный мужчина. Его глаза так блестели, щеки были так красны, а телодвижения так размашисты, что Надежда Сергеевна испугалась и побледнела.

— Что нужно? — быстро спросила она.

— Пуншу! — отвечал видный мужчина. — Мы пили, пили шампанское… да что толку?.. Только слава, что вино!.. Так уж вы, Надежда Сергеевна, поусердствуйте, а мы всегда с нашей благодарностью.

И он хотел обнять ее. Но она с отвращением уклонилась.

— Полно, пожалуйста; не нежничай! лучше перейдите в другую комнату, а то детей перебудите!

— Дети… а! Петька, вставай!

И видный мужчина шел к кроватке ребенка.

— Тише; ну зачем вы его поднимаете? — сказала Полинька, скрывавшаяся в углу комнаты.

— А, Палагея Ивановна! как поживаете? не угодно ли к нам? — закричал видный мужчина.

Надежда Сергеевна дернула Полиньку за платье и покачала головой.

— Нет, я сейчас пойду домой, — отвечала Полинька.

— Ну, как желаете… Так налей же пуншу, да позабористей!.. Ну, что хмуришься?.. ведь ты у меня умница!

И он обнял ее за талию,

— Оставь меня! — сердито сказала она.

— Не годится, нехорошо! Добрая жена не должна сердиться на мужа… муж глава… Ее дело смотреть за детьми… Ах, дети! дай я их покажу!

— Они спят, не трогай! — твердо сказала мать, подходя к кроватке сына.

— Не умничай! — сердито возразил видный мужчина.

— Я не позволю, не позволю!

И она смело посмотрела ему в глаза. Но он подошел, к кроватке и закричал:

— Эй! Петька! вставай!

Сын проснулся и приподнялся.

— Вылезай: пойдем кутить!

— Боже! — воскликнула мать и в изнеможении села на диван.

Видный мужчина взял ребенка и в одной рубашке понес его к гостям.

Ребенок начал плакать; отец грозил ему:

— Ну, молчать, а не то смотри!

Полинька подошла опять к занавеске и видела, как он поднял ребенка над головой и закричал:

— Господа! вот вам будущий книгопродавец Кирпичов; прошу любить да жаловать!..

— Я боюсь, чтоб они не дали ему вина! — с отчаяньем сказала мать и тоже подошла к занавеске.

Отец учил сына танцевать; сын хмурился и готовился разреветься.

— Господа, выпьем за здоровье будущего миллионера!.. — сказал маленький горбун, — Хе, хе, хе!

— Браво, браво! — гаркнули все так дружно и громко, что ребенок страшно испугался, кинулся к отцу и пронзительным плачем присоединился к общему хору.