Выбранные места из переписки с друзьями (Часть 1)

Один ли я не получил возможности высказаться, или были и другие "пострадавшие", мне неизвестно, но ясно одно: В.И. Гусев блестяще справился с ролью тамады на банкете, но не с ролью председательствующего на творческой дискуссии. Если бы на вечере отчетливо прозвучала критика в адрес И. Золотусского, то то обстоятельство, что мне не дали высказаться, свелось бы к личному недоразумению между В. Гусевым и мной. Однако, в связи со сказанным выше, я принужден считать мое несостоявшееся выступление принципиально важным и полагаю необходимым довести его содержание до сведения писательской общественности. Думаю, что это будет особенно полезно для И. Золотусского, а, может быть, и для других авторов, пробующих свои силы в биографическом жанре.

Я не могу здесь воспроизвести текст моего подготовленного выступления это заняло бы слишком много места - но кратко, тезисно укажу, что, дополняя положения П. Мовчана, я намеревался аргументировать ту мысль, что Гоголь в книге Золотусского является не предметом пристального исследования, а лишь внешним поводом сказать "то" и "то". П. Мовчан считает (и убедительно показывает), что Золотусский, в сущности, не любит Гоголя и потому "снижает" его образ. С моей точки зрения, гораздо хуже то, что автор книги не любит истину, не ищет ее. Важна не истина, не литература, не личность и творчество Гоголя, а собственная драгоценная "мысль". И потому книга Золотусского - это не документальная биография Гоголя, а, в лучшем случае, миф о Гоголе, выдаваемый за документальную биографию.

В обосновании этого положения я мог бы привести много убедительных доводов, но здесь вынужден остановиться только на интерпретации "Выбранных мест...", как главном пункте спора вокруг книги И. Золотусского в "Вопросах литературы".

Как известно, Белинский считал эту книгу сознательной подлостью со стороны Гоголя. Если современный биограф, в результате тщательного изучения материала, пришел к выводу, что Белинский был несправедлив в столь резкой оценке, то есть что субъективно для Гоголя "Выбранные места..." были такой же честной книгой, как и другие его произведения, он не только имеет право, но и обязан снять с Гоголя клеймо подлеца. Однако убедительной такая переоценка может быть только в том случае, если биограф ответит на неизбежный вопрос: почему честная книга произвела впечатление подлой, так что от Гоголя отвернулись не только сторонники того лагеря, который представлял Белинский, но и противоположного лагеря (Аксаков и другие). И главное, беря под защиту Гоголя, как честного человека, несправедливо обвиненного в подлости, автор биографии не может брать под защиту идейные позиции, выраженные в "Выбранных местах...". * Это невозможно сделать, прежде всего, из уважения к Гоголю, который очень скоро сам признал свою книгу заблуждением. Но И. Золотусский защищает не Гоголя, а его заблуждение! "Диалог" между Гоголем и Белинским он интерпретирует таким образом, будто спорили "две России" и будто спор этот не разрешен до настоящего времени.

______________ * Напомню читателям, что знаменитое письмо Бенинского Гоголю было написано по поводу книги "Выбранные места из переписки с друзьями". Белинский увидел в ней попытку морального оправдания кнута и деспотизма.

Путь, который указывал России Белинский, -- путь борьбы с крепостничеством, невежеством, полицейским произволом, бесправием народа, телесными наказаниями, а для начала за "по возможности строгое выполнение хотя тех законов, которые уже есть", и путь "самовоспитания" в духе покорности и пресмыкательства перед сильными мира сего, что предлагал Гоголь в "Выбранных местах...", ставятся И. Золотусским на одну доску, как две точки зрения, заслуживающие не только равного внимания, но и равного уважения. Вносить такой релятивизм в сознание читателей значит не только искажать историческую правду, но и подрывать основы нравственности.

Появление в серии ЖЗЛ таких книг, в которых историческая правда подменяется мифами (в этом отношении рядом и даже впереди книги И. Золотусского стоят "Гончаров" Ю. Лощица* и Островский М. Лобанова**), не может не вселять тревогу. Однако еще большую тревогу вызывает та искусственная атмосфера, какая создается вокруг этих книг. Нам усиленно твердят: "Эти книги спорные!" Но спорность создана искусственно. Материалы дискуссии в "Вопросах литературы" показывают: все, кто выступал против, выставили веские аргументы; все кто за, не оспорили их, но противопоставили голословное "несогласие". Какая же это "спорность"?

______________ * Лощиц, Ю.М. Гончаров, М., "Молодая гвардия", 1977, 351 стр. ** Лобанов, М. П. Островский. М., "Молодая гвардия", 1979, 382 стр.

Критик Ю. Селезнев (он же заведующий редакцией ЖЗЛ)* активно выступает в печати как защитник "незыблемости" классического наследия. Он мечет громы и молнии в так называемых модернистов, то есть в тех, кто пытается как-то по-своему, нетрадиционно истолковать некоторые страницы великой русской литературы. А вот в дискуссии на страницах "Вопросов литературы" Селезнев вдруг заявил себя сторонником "нового", "современного", "нетрадиционного" прочтения классики. Именно за такое прочтение он превозносит книги Ю. Лощица, М. Лобанова и И. Зотусского, изображая дело так, словно эти авторы стараются по-современному подойти к классике, а отсталые ортодоксы "побивают" их цитатами из Белинского и Добролюбова, словно после них и сказать ничего нельзя.

______________ * После Ю. Н. Короткова, которого изгнали из ЖЗЛ за идеологически "вредную" линию, серию возглавил Сергей Семанов, а после того, как его назначили главным редактором журнала "Человек и закон" (в карьерном отношении это был подскок на несколько ступеней), серию ЖЗЛ возглавил Юрий Селезнев.

Не могу пройти мимо еще вот какого обстоятельства. "Вопросы литературы" вынесли на обсуждение не только "Гоголя", "Гончарова", "Островского", но и другие книги о писателях, вышедшие в серии ЖЗЛ в последние годы, среди них "Герцен" В. Прокофьева* и "Писарев" Ю. Короткова.** В. Жданов *** сказал несколько добрых слов в адрес этих книг, но его никто не поддержал. Никто и не оспорил. О чем спорить, если это бесспорно хорошие книги. В литературном отношении они нисколько не уступают трем "спорным" (на мой взгляд, превосходят их), а в научном отношении тут и сравнивать нечего: книга Ю. Короткова, например, это подлинное открытие Писарева. Писатель-исследователь больше двадцати лет отдал этой работе, почти вся книга основана на новых, найденных самим автором архивных материалах. Подробной биографии Писарева не было - теперь она есть. Капитальное приобретение для критики, литературоведения, истории русской общественной мысли, для биографической литературы. Может быть, книга Ю. Короткова "ортодоксальна"? Нет! Многие из тех ходячих ярлыков, какие были наклеены на Писарева, соскоблены автором. Но сделано это аккуратно, тонко, с любовью к исторической правде как она есть, а не к "мифологии", не к сенсационной "спорности". Но никто не называет этот труд подвигом - книгу почти не замечают.

______________ * Прокофьев В.А. Герцен, М. "Молодая гвардия", 1979, 400 стр. ** Коротков Ю.Н. Писарев, М. "Молодая гвардия", 1976, 368 стр. *** В.В. Жданов был видным литературоведом, автором многих книг, в том числе биографий Добролюбова и Некрасова в серии ЖЗЛ.

Все это не так парадоксально, как кажется с первого взгляда, ибо, в ущерб книгам подлинно талантливым и добросовестным, критики определенной ориентации целенаправленно поднимают шумиху вокруг недоброкачественных произведений тоже строго определенной ориентации. Делается это не из-за литературных или научных достоинств, не из-за "незыблемой" или, напротив, "новой" трактовки классики, а потому что в указанных произведениях проводятся идеи, направленные на подрыв нравственных ориентиров, на которых базируется общественное сознание. Стремясь дезориентировать читателей в указанном отношении, авторы и идут на мифологизирование исторической правды и классической русской литературы. Не случайно Ю. Лощиц объявляет Гончарова создателем "мифологического реализма". Это понадобилось биографу для того, чтобы перетолковать в обратном истинному смысле идейно-художественное содержание великих творений писателя. Когда Обломова, олицетворяющего физическую и моральную деградацию уходящего с исторической сцены крепостничества, объявляют "положительным героем мира Гончарова", а действительно положительный герой его мира Штольц возводится в ранг дьявола, "князя тьмы" (Ю. Лощиц); когда Кабаниха, олицетворяющая самодурство темного буржуазного быта, становится чуть ли ни положительным героем мира Островского, а Катерина - отрицательным (М. Лобанов); когда освободительное движение в России XIX века объявляется бесовщиной, тайно направляемой из зарубежных масонских центров (Ю. Лощиц), а борьба лучших людей России за женское равноправие трактуется как половая распущенность (М. Лобанов); и, наконец, когда апология лакейства и крепостничества в "Выбранных местах..." Гоголя объявляется "путем исторического развития", равно пригодным для России, как и борьба с крепостничеством (И. Золотусский), -- то "спор" выходит далеко за рамки академических проблем литературоведения и биографического жанра.