Похищение мечты (СИ)

- Если это не противоречит курсу лечения и вашим правилам, мы хотели бы посмотреть на него, - Джерри встал, помог встать жене.

- Милости прошу, милости прошу, - главный врач заспешил к выходу. Здание было внушительных размеров. Они шли по длинным коридорам, переходам, опять коридорам. Всюду тишина, чистота, стерильность. Лишь однажды им встретился у лифта санитар. И вновь никого. Джерри знал, что в стране не хватает госпитальных мест для душевнобольных. Может быть, в этой частной клинике непомерно высокая плата за лечение?

- У вас, по всей видимости, мало больных? - спросил он.

- Видимости, как, впрочем, и слышимости, - никакой, обыгрывая его слова, спокойно ответил главный врач. - Такова конструкция здания, оно построено по удачному в высшей степени проекту. А больных больше, чем должно и можно. И очередь есть внушительная.

- Хотел бы я посмотреть хоть на одного, кто выходит из вашего заведения исцеленным, - сказал Джерри и в ожидании ответа даже остановился. Главный врач не сказал ни слова, лишь бросил на ходу через плечо неприязненный взгляд на любознательного посетителя...

Одиночная палата, в которой находился Дайлинг, была под стать приемной главного врача - большой и светлой. Однако превалировал белый цвет и мебель была минимальной - кровать, кресло, стол. За ним сидел Роберт и что-то быстро, сосредоточенно писал.

- Как видите, - объяснял главный врач, - вся эта стена сделана из бронированного стекла. Сейчас мы пациента видим, а он нас - нет. Сейчас, он переключил рычажок на противоположной стороне коридора, - видимость двусторонняя.

Дайлинг задумался, взглянул прямо в лицо Джерри, встретился с ним глазами. Парсел помахал рукой. Дайлинг нахмурился, оглянулся, словно ища глазами того, с кем здоровались.

Пожал плечами, вновь посмотрел на Джерри, как бы говоря: "Вы же видите - там никого нет". И опять принялся писать.

- никого не узнает, - главный врач говорил тихо, сосредоточенно, - в контакт вступает крайне неохотно, аппетит скверный. Занят либо самосозерцанием, либо диалогом с собой.

Ежедневно проводит за письменным столом восемь-десять часов.

Пишет много. Рукопись никому не показывает - и не дает. Сон прерывистый. Пациент охотно принимает все предписанные лекарства, не отказывается от процедур, прогулок.

Через скрытую в левой стороне дверь они прошли в палату.

- Здравствуй, дружище Роберт, - весело сказал Джерри, усаживаясь на диван прямо напротив стола. - Клянусь Иисусом Христом, Рейчел и я - мы часто вспоминаем о тебе. Как тебе живется, как работается?

Дайлинг продолжал быстро писать. Вдруг он засмеялся - и смех его звучал громко, сухо, надрывно. Постепенно смех перешел в кашель. Он встал, сунул рукопись в стол, подошел к стеклянной стене. Уперся в нее ладонями раскинутых над головой рук, прислонил лицо. Тихонько повернулся, бормоча себе под нос: "Не ломайте альфу, не делайте больно лотосу!". И перебирал при этом четки-невидимки. Вдруг в глазах его появилось выражение ужаса. Он сгорбился и стал отдирать от горла то ли щупальцы, то ли руки, которые его явно душили. Упав на пол, он начал вздрагивать всем телом, пока не застыл и неестественном изгибе, запрокинув голову назад. В широко раскрытых глазах застыла бессмысленная улыбка. На ковер струйкой стекала слюна. Парсел вопросительно взглянул на главного врача: "Положим его на кровать". "Сейчас лучше не трогать", ответил тот. И добавил, что он вызовет лечащего врача: "Главное - покой". Они вышли в коридор. "Может быть, наш приход и явился причиной приступа", - подумал Джерри и до боли сжал кулаки в карманах халата. На лбу и под глазами у него выступил пот. Словно отвечая на его мысли, главный врач сделал необходимые указания внезапно появившемуся лечащему врачу, сказал: "Припадки происходят в одно и то же время, через каждые три дня, и пока нам не удалось докопаться до их истинной причины". Отвернувшись от мужа, Рейчел плакала тяжко, беззвучно.

Она совсем недолго знала Роберта Дайлинга. И не с лучшей стороны. Но это была человеческая трагедия. Вместе с ней Рейчел оплакивала все трагедии мира. Как она желала всем людям добра и счастья, как она молила об этом. И, конечно, Роберту, конечно же, Роберту...

... По небу медленно ползли черные облака. Они натыкались друг на друга, поглощали друг друга, вытягивались во все стороны причудливыми узорами. И неизменно превращались в конце-концов в огромную пагоду. На каждом выступе пагоды появлялись фигуры невиданных зверей - многоголовых, многолапых, многорогих. Пагода держалась на небе какое-то время, затем рушилась. И вновь черные облака начинали свой медленный небесный пляс.

Роберт шел, по пояс погрузившись в мерно катившую свои воды реку. Низкие пологие берега были сплошь покрыты невысоким колючим кустарником. Дайлинг шел, тяжело передвигая по дну ноги. Армейский китель и брюки, стофунтовые ботинки мешали каждому движению. Несколько раз он порывался сбросить их с себя и не мог. Его мучила жажда. И хотя по поверхности реки мимо него проносились корневища дерев, вздувшиеся трупы зверей и людей, Он остановился и зачерпнул в обе руки речную воду. И вдруг увидел, что это не вода, но кровь. Роберт остановился и долго смотрел, как кровь, просачиваясь сквозь пальцы, стекает в реку...

Дайлинг провел во Вьетнаме уже три месяца, когда ему неожиданно довелось встретиться с Парселом.

- У нас здесь, знаете ли, высокий гость, очень высокий, - устало сказал Роберту сопровождавший его на фронт штабной полковник.

- Кто же это? - заитересовался Дайлинг.

- Сейчас увидите. Он говорит, что вы старые друзья.

Они находились на КП 4-й пехотной дивизии. Сюда доносились отзвуки стрельбы. Бои шли и на северо-западе и на юго-востоке от небольшого городка, где, кроме КП, расположились госпиталь и службы тыла.

Дайлинг долго рассматривал в сильный бинокль склоны ближней сопки. Именно там, по словам штабного полковника, был эпицентр ближнего боя.

- Изучаешь вражеские позиции? - услышал он знакомый голос. Дайлинг оторвал бинокль от глаз, повернулся и увидел стоявшего за его спиной Парсела. Чуть поодаль от него переговаривались вполголоса три генерала.

Джерри обнял Роберта, взял у него бинокль. Быстро прошелся взглядом по гряде сопок, вернул бинокль Дайлингу.

- Видишь вон те вспышки? - спросил Роберт. - Это и есть вьетконговские позиции.

- Вьетконговские позиции, - повторил в раздумьи Парсел.

- Какими судьбами ты здесь? И надолго ли?

- Пути Господни неисповедимы, - Джерри приложил руку к груди. - Вот прилетел на два-три дня посмотреть своими глазами на врата, через которые наши мальчики попадают в рай.

- И как, впечатляет?

- Разве дело в сиюминутном впечатлении? - также в раздумьи произнес Джерри. - Святой Петр свидетель, что я, глядя на все это, чувствую врага могущественного, северного. Он за тысячи миль отсюда. Но его проклятый дух, его идеи - они здесь, вон на тех сопках.

- Россия...

- Великий Боже, конечно, Россия! Ты здесь уже несколько месяцев, верно? Почему, ну почему наши войска не только терпят поражение за поражением, но, по моему мнению - находятся накануне краха?

- Они считают эту войну чужой. Не хотят умирать неизвестно за что.

- Вот именно, неизвестно за что. О, Иисус Христос! Сколько раз я говорил этим болванам из Пентагона: "Удвойте, утройте ставки всем, кто здесь воюет. Удесятерите!". Стимул должен быть - реальный стимул...

Наконец Дайлингу удалось выбраться на берег, и он в изнеможении опустился на крохотную поляну, которую со все сторон обступал черный, колючий кустарник. Он лег на спину, закрыл глаза и вдруг услышал шипение. Оно нарастало, делалось все явственнее. Роберт равнодушно отметил про себя, что шипение исходило не из одной какой-то точки, оно окружало его.

Продолжая лежать с закрытыми глазами, он почувствовал, как холодные мокрые гады поползли через его тело, руки, лицо. "Не кусают", - подумал Дайлинг и потерял сознание...