Доктор Живаго

газона.

-- Окна замазали? -- спросил прозектор.

-- Нет, -- сказал Юрий Андреевич и продолжал писать.

-- Что так? Пора.

Юрий Андреевич ничего не отвечал, поглощенный писанием.

-- Эх, Тарасюка нет, -- продолжал прозектор. -- Золотой был человек. И сапоги починит. И часы. И всё сделает. И всё на свете достанет. А замазывать пора. Надо самим.

-- Замазки нет.

-- А вы сами. Вот рецепт. -- И прозектор объяснил, как приготовить замазку из олифы и мела. -- Впрочем, ну вас. Я вам мешаю.

Он отошел к другому окну и занялся своими склянками и препаратами. Стало темнеть. Через минуту он сказал:

-- Глаза испортите. Темно. А огня не дадут. Пойдемте домой.

-- Еще немного поработаю. Минут двадцать.

-- Его жена тут в больничных няньках.

-- Чья?

-- Тарасюка.

-- Знаю.

-- А сам он неизвестно где. По всей земле рыщет. Летом два раза проведывал. В больницу заходил. Теперь где-нибудь в деревне. Основывает новую жизнь. Это из тех солдат-большевиков, которых вы на бульварах видите и в поездах. А хотите знать разгадку? Тарасюка, например? Слушайте. Это мастер на все руки. Ничего не может делать плохо. За что ни возьмется, дело в руках горит. То же самое случилось с ним на войне. Изучил и ее, как всякое ремесло. Оказался чудным стрелком. В окопах, в секрете. Глаз, рука -первый сорт! Все знаки отличия не за лихость, а за бой без промаха. Ну. Всякое дело становится у него страстью. Полюбил и военное. Видит, оружие это сила, вывозит его. Самому захотелось стать силою. Вооруженный человек это уже не просто человек. В старину такие шли из стрельцов в разбойники. Отыми у него теперь винтовку, попробуй. И вдруг подоспевает клич: "Повернуть штык" и так далее. Он и повернул. Вот вам и весь сказ. И весь марксизм.

-- И притом пренастоящий, из самой жизни. А вы что думали? Прозектор отошел к своему подоконнику, покопался над пробирками. Потом спросил:

-- Ну как печник?

-- Спасибо, что рекомендовали. Преинтересный человек. Около часа беседовали о Гегеле и Бенедетто Кроче.

-- Ну как же! Доктор философии гейдельбергского университета. А печка?

-- И не говорите.

-- Дымит?

-- Одно горе.

-- Трубу не туда вывел. Надо вмазать в печь, а он верно выпустил в форточку.

-- Да он в голландку вставил. А дымит.

-- Значит дымового рукава не нашел, повел вентиляционным каналом. А то в отдушину. Эх, Тарасюка нет! А вы потерпите. Не в один день Москва построилась. Печку топить это вам не на рояли играть. Надо поучиться. Дров запасли?

-- А где их взять?

-- Я вам церковного сторожа пришлю. Дровяной вор. Разбирает заборы на топливо. Но предупреждаю. Надо торговаться. Запрашивает. Или бабу-морильщицу.

Они спустились в швейцарскую, оделись, вышли на улицу.

-- Зачем морильщицу? -- сказал доктор. -- У нас клопов не водится.

-- При чем тут клопы? Я про Фому, а вы про Ерему. Не клопы, а дрова. У этой всё поставлено на коммерческую ногу. Дома и срубы скупает на топливо. Серьезная поставщица. Смотрите,