Прямое попадание

- Все? Ничего не забыли? Отчаливаем.

Отец веслом толкается от привальной стенки и проходит на корму (как там пахло! - этот запах бензина, воды и теплого металла будет сопровождать Андрея еще долго). Корма - машинное отделение на лодке: отец берет длинный грязный шнур с деревянной ручкой на конце, куда-то в мотор сует руку, нажимает какой-то рычажок - газа, как Андрей узнал потом - и начинает наматывать черный шнур на алюминиевый диск маховика стартера. Андрей не раз видел в Москве, как это делается: отец сейчас дернет, и раздастся громкий треск, диск бешено закрутится, и лодка пойдет вперед. Отец поставил одну ногу повыше, оглянулся назад - куда смотрит нос лодки - и резко дернул.

Как ему хотелось, чтобы мотор "схватил". И он завелся (этот момент запомнился Андрею как одно из первых ощущений успеха, удачи). Дыр-дыр-дыр-дыррр-рр - все в лодке затряслось, из-под кормы выбило струю воды, отец ухватился за рукоятку и с испуганным лицом, не врезаться бы, описал дугу от пристани, и они заскользили к своей протоке. И вдруг стало тихо.

- Что за черт! Начинается, - раздосадованно произносит отец.

Мама оглянулась и спросила привычно:

- Где весла-то, в ящиках?

- Одно под тобой, другие должны быть в рундуках - ящики дома в комоде. - Отец приучал мать к судовой терминологии. - Водорослей полно.Отец присвистнул. - На винт намотали. Вот конструкция, за границей выпускают винты, им никакие водоросли не страшны. - Маме: - Старайся выбирать места, где меньше водорослей.

Андрей посмотрел через борт вниз и увидел... подводное кладбище, его железные оградки и поваленные кресты были опутаны какой-то красной, мохнатой и длинной травой.

- Затопленное деревенское кладбище, - произнес с кормы отец, не оборачиваясь.

Мама с обреченным выражением стала ворочать в воде веслом, отец поднял мотор так, что задрался винт, перегнулся весь за корму и долго сдирал водоросли. С винта звонко шлепали капли.

- И ты греби, - сказала мама, - бери другое весло. - Показала на рундук, на котором он сидел. - Привыкай, милый мой, расселся, как в гостях.

Андрей поднял крышку рундука, полез за веслом, непривычно тяжелая крышка упала, больно ударила по рукам, весло зацепилось за веревку, от боли и страха он его выпустил, руку выдернул, и крышка из толстой авиационной фанеры грохнула.

- Что ты, что ты, осторожней, - сказала мать, не поворачивая в его сторону головы.

Он опять полез в рундук, достал весло, крышка все-таки хлопнула еще раз - сам испугался хлопка, а когда перекинул весло за борт, оно оказалось такое длинное, что ему с ним не справиться.

- Ты возьми покороче, - посмотрела на него Инга Серафимовна, не прекращая размеренных движений веслом по своему борту. - Их там полно!

- Да-а, хлопец, - оглянулся с кормы отец, - ты выбрал, смотри не утопи. - И продолжил освобождать винт от темной бороды мокрой травы.

Весло Андрей, конечно, скоро упустил - вырвали из рук тяжелые водоросли. На их глазах серебряной тенью оно ушло в темную, неприветливую глубину. Так как веслами отец запасся, Андрея не ругали.

Кабаны и клещи

Показалось, что встали очень рано, но толстые стрелки будильника стояли на половине десятого, Андрей недавно научился определять время, ни у кого не спрашивая, он подошел к комоду и самостоятельно вычислил. Бабушка-хозяйка расторопная, невысокая, с благожелательной улыбкой, уже принесла из леса большой таз с грибами и возилась у печки.

- Я встала-то, наших охотников накормила, проводила да сама в лес, по опушке только прошла. Уборная? Какая же у нас уборная, до ветру, милый, до ветру! Или выйди в коровник...

Что значит "до ветру", Андрей не мог представить: ветер на небе, а ему надо в туалет.

- Зайди за кустики, и все... Что ты как я не знаю! За кустики - это и есть до ветру, - подтолкнула сына Инга Серафимовна.

Андрей вышел на улицу и оглянулся: где отец охотится, не видно ли его с ружьем? - только большой лес за полем, до кустов идти порядочно. Земля кругом изрыта, дерн вывернут, а на картофельном поле видны глубокие острые и раздвоенные следы, но вокруг, кроме кур, никого. Андрей поскорей вернулся домой.

- Сегодня-то, - воскликнула хозяйка от печки, - сплю и слышу, как кто-то на огороде ходит и разговаривает.

- Ой, а мы ничего не слышали.

- Вы с дороги-то как спали! Потом захрюкало. Они думаю, я щас с печки, за ухват, и тихо-тихо через коровник на огород. Свиньи окаянные! И много... Ружье бы, да охотники наши далеко, пока до сеновала добегу - испугаю.

- А это кто, ма? - Андрей замер за столом с кружкой молока.

- Поросята лесные, - ответила хозяйка.

- Кабаны, - сказала Инга Серафимовна. - Дикие кабаны.

- Они, они, я слышала, их как-то еще зовут, у нас - свиньи и свиньи, их в лесу много. Они днем-то не выходят, ты не бойся, Андрей. Ночью и то редко когда придут... Но злые, ох злы, ох злы! Не смотри, что свинья, человека повалят, загрызут... Из простого ружья их не подобьешь, специальный заряд надо! Наши мужики пробовали, так они все ушли, даже крови не оставили, какая шкура у него толстая.

Поем и пойду охотиться на кабанов, решил Андрей, но ни одного кабана так и не увидел, а вот на барашке довольно скоро прокатился.

В деревне были еще охотники, все, конечно, перезнакомились и ревниво следили за чужими успехами. Никите Владимировичу с молодым Чоком везло - это был период вдохновения и удач. Трофеи закатной поры лета: куропатки, кулики - не так далеко были клюквенные болота, утки, чирки, - ревниво подсчитывались охотниками вечерами, и отец Андрея оказывался каждый раз добычливей остальных.

После ужина либо выходили на улицу и бросали вверх старую печную дверцу и били по ней влет - проверяли, у чьего ружья лучше бой, либо пили в избе чай и при свечах рассказывали охотничьи истории. В помещение пускали собак, с которых под разговор снимали клещей. Псам это доставляло жуткое удовольствие, они вжимались головами между колен своего хозяина и в такой позе замирали, только нервная судорога блаженства по временам прокатывалась по их напряженным телам. Клещей складывали на бумагу и сжигали. Одного клеща Андрей снял у себя в паху, почти точно в том месте, где у него остался шрам после полета с соседского забора.

- Это, брат, опасная штука, - сказал отец. - Попадется энцефалитныйпиши пропало: пойдут мозги набекрень, ни один врач не вылечит.

Впечатления и развлечения

На охоте Никита Владимирович изменился. Отец казался Андрею выше, красивей, сильней, недоступней. Его действия были солидны, спокойны, он веселился вместе со всеми - но все время, Андрей это почувствовал, был на промысле. И остальные охотники это видели - у них, в отличие от Назарова-старшего, не было такого настроя - на результат, а без него, это понимали все, охота - прогулка. Они завидовали своему товарищу и под конец ходили на поля и в лес с вялой обреченностью неудачников: ну что идти, когда он все равно полный ягдташ принесет. Никита Владимирович вставал рано и, если другие спали, уходил один, не пропускал ни одного дня, промышлял даже в пасмурную погоду и обязательно что-нибудь приносил. Хозяйка уважала его за солидность и добычливость и, когда "Владимирович" задерживался, не начинала без него трапезу.

После вечерних разговоров при свечах - керосин хозяйка экономила, а электричества в деревне не было - шли на сеновал, где спали крепко и без сновидений. На сеновале днем интересно: во-первых, сено - как густой воздух, по нему ползаешь, а земли не касаешься, во-вторых, в него можно зарываться, зарываться, и не было конца этой веселой, шуршащей массе, в которой, если притаиться, никто тебя не заметит, в-третьих, если замаскироваться около гладких и длинных еловых кольев с очень твердыми и острыми маленькими сучками, то можно преспокойно наблюдать за тем, что происходит во дворе. Весь день там что-то подбирают с земли куры, и их по очереди обходит петух. Он негромко им что-то советует, а то и приказывает, иногда вдруг вскидывает голову, тогда его гребешок возмущенно вздрагивает и светится, он негодующе стыдит какую-нибудь пыльную дуреху, та отбегает на какое-то расстояние, останавливается, поднимает плавно одну лапку, смотрит, склонив голову набок, начинает клевать. Ближние к глазу мальчика соломинки чуть дрожат, расплываются, и за ними ничего не видно.