Том 6. Осударева дорога. Корабельная чаща

В 1935 году Пришвин вместе с младшим сыном Петром совершили поездку в Архангельскую область к границам Коми АССР. Пришвин был привлечен рассказами и легендами о «немеряных» лесах, расположенных в бассейне реки Пинеги. Прибыв поездом 10 м&я 1935 года в Вологду, Пришвин на пароходе 18 мая приплывает в Великий Устюг, на следующий день – в Котлас, а далее продолжает плавание по Северной Двине и Вычегде до Верхней Тоймы, где наблюдает сплав, бревен. Переправившись на правый берег реки Тоймы, Пришвин с проводниками-охотниками верхом и на лодке достигает границы Коми АССР, а затем по Пинеге, на пароходе, поднимается до Архангельска, где и заканчивает свое путешествие, продолжавшееся сорок один день. Впечатления об этой поездке на север, закрепленные на страницах путевого дневника Пришвина, дали писателю обширный «познавательный» материал, использованный в «Корабельной чаще». Работая над «Корабельной чащей», Пришвин обращался и к своим путевым очеркам «Берендеева чаща» (1935), опубликованным им после возвращения с севера. Настя и Митраша в «Корабельной чаще» повторят часть пути Пришвина. Надо отметить, что и эти персонажи «Кладовой солнца», а затем «Корабельной чащи» не выдуманы Пришвиным. В 1946 году писатель приобрел дом в деревне Дунино под Звенигородом. Здесь Пришвин собирает материалы для романа о новых отношениях в крестьянской семье, о победе в этих отношениях нового над старым. В августе 1950 года нм были написаны три первые главы «Лесной повести» («Лесной колхоз, или Справедливая жизнь») о семье лесника Василия Кузнецова (Василия Веселкина), женатого по-старому, «по сговору», без любви на крестьянке. Во время Великой Отечественной войны Кузнецов (Веселкин) служил кладовщиком на военном заводе (из-за больной ноги его не призвали в армию). На заводе Кузнецов (Веселкин) сошелся с «красивой вдовой с тремя детьми», утаив о своих детях-близнецах Зине и Васе. Лесник тоскует по оставленным им родным детям, хочет взять их в новую семью, по этому противится его теща, олицетворяющая собой старые крестьянские понятия о семье. Тогда Кузнецов (Веселкин), вспомнив рассказ лесника Антнпыча об удивительной корабельной чаще, уходит на лесоразработки на север. Зина и Вася находят отца, и он возвращается домой. Таким представлялся Пришвину сюжет его семейно-бытового романа из современной крестьянской жизни. Однако, написав по собранным для романа материалам рассказ «Молодой колхозник» (первоначальное заглавие – «Арина, мать солдатская»; 1950), автор дальнейшую работу над романом прекратил. Для своей новой повести Пришвин, вернувшись к сюжету и персонажам романа, переносит теперь акцент с бытовой драмы в крестьянской семье на изображение природы. Начало второй главы «Лесной повести» («Солнце всем одинаково светит…») станет началом и «Корабельной чащи».

Сочетание в «Корабельной чаще» плана «географического» и плана «человеческого» и определило жанр произведения как повести-сказки. Для Пришвина сказка – это не противопоставление вымысла действительности, а такая поэтизация реальной действительности, которая прокладывает путь в «небывалое», где мечта сливается с реальностью. В начале апреля 1952 года Пришвин отмечает в дневнике: «Вспомнить ошибки свои, как художника, из-за верности правде (натуре). – Вы думаете это путь – глядеть в натуру? Нет, это не путь: надо глядеть и туда, и в себя. В путешествии, благодаря трудностям, возбуждается в себе борьба с ними, и когда, двигаясь вперед, видишь лучшее, то это потому видишь, что сам к нему подготовился. На месте сидишь и ничего не видишь, но можно и на месте жить в тревоге, и тогда будешь, сидя на месте, открывать новые страны (это можно просто рассказать в Лесной повести)» (ЦГАЛИ).

Поэтизация действительности в повести-сказке «Корабельная чаща» выражается в том, что, верный «правде (натуре)», Пришвин устраняет из своего произведения все случайное, «будничное». Создавая индивидуальные характеры, Пришвин подчиняет второстепенное главному. Герои его произведения обращены к читателю прежде всего своей «сущностной», духовной стороной; их личная жизнь, биография каждого, подобно большим и малым ручьям, сливаются в единую и широкую реку жизни всего народа.

22 марта 1952 года Пришвин делает (еще в дневнике) первый набросок начала «Корабельной чащи» (в окончательном тексте начало шестой главы второй части), в котором зачином для всего произведения становится народное представление о войне (тема «детского сиротства»). 19 апреля 1952 года Пришвин пишет новое начало для своей повести, в котором углубляет психологическую характеристику героев, Насти и Митраши, связывая тему «детского сиротства» с темой «материнства». После смерти матери, получившей известие о гибели на фронте мужа, Настя заменяет брату мать. «Вот этого о сиротах никто не знал, что живые маленькие существа не могут жить без отца и матери. И что если их нет, то кто-нибудь заменит их детям, как взрослым заменяют часто детей их милые домашние животные. Так и Митраша с виду был такой самостоятельный мужичок, и Настя в хозяйстве у него под рукой. Если же подглядеть потихоньку их домашнюю жизнь, то часто Настя ему была, как мама. Если же люди видели, как она в хозяйстве ему подчинялась, то на самом деле Настя подчинялась не ему, а отцу. Так у многих сирот бывает, что родители как бы невидимо с ними живут и управляют» (ЦГАЛИ). Рассказу о детях Веселкина и о полученном ими письме от отца Пришвин теперь предпосылает рассказ о самом Василии (пока еще названным Герасимом) Веселкине и его «елочке», выросшей в тени великой сосны. Последняя реликтовая сосна, срубленная лесником Антипычем на фанеру для самолетов в лесу под Переславлем-Залесским, предвосхищает возможную, но не неизбежную участь реликтовой Корабельной чащи, а красавица ель, в которую превратилась хилая «елочка» Веселкина, открывшаяся после падения срубленной сосны «на весь великий солнечный свет», является символическим образом судьбы самого Веселкина, решающего, как и автор, тревожащую обоих проблему «хочется» и «надо».

Символический смысл открывающей «Корабельную чащу» главы «Васина елочка» сам автор определяет в дневнике (запись от 23 мая 1952 г.) следующим образом: «…Вася еще мальчиком освободил деревцо от тени соседа, срубил его, и елочка ожила, и с ней в душе он пошел на войну. Вместе с тем освободить северный лес от сентиментальных привкусов: тайга, так и тайга. И через это ярко дать чувство радости человека, когда он вырубается из леса на поляну» (ЦГАЛИ). 31 мая 1952 года Пришвин, продолжая работу над главой «Васина елочка» (в дальнейшем она станет первой частью «Корабельной чащи», разделенной на четыре главы), пишет завершающий главу черновой вариант поэтического отступления на тему «лес и человек» («От Москвы и до северных морей, если сверху посмотреть, то все будет лес и лес…»; (ЦГАЛИ). В окончательной редакции «Корабельной чащи» это отступление найдет свое место в четвертой главе первой части повести.

Еще на первом этапе работы над «Корабельной чащей» Пришвин сознавал необходимость дополнить образ Веселкина-отца (правдолюбца) образом «жизнелюбца», идущего к общему делу своим «путиком». В повести-сказке Это охотник-полесник Мануйло. Его образ настолько занимал писателя, что на какое-то время даже оттеснил в сторону другие персонажи. Так, 20 апреля 1952 года, намечая план повествования о детях-сиротах, Пришвин пишет: «Как люди отправляют детей к отцу, я бросаю рассказ о них – и к Мануйле». И дальше: «Василий Веселкин и Мануйло» (ЦГАЛИ). В архиве Пришвина сохранилась заметка «Герой нашего времени», важная для уяснения того, как в сознании автора оформлялся творческий замысел его произведения. Как видно из этой записи, Маиуйло сначала мыслился Пришвиным как отец Веселкина: «Конфликт отцов и детей в отношении сказки у Мануйлы и у сына Васи, равно как у бабушки – тещи и ее внуков. Сказка (искусство), как атмосферная тень против солнца. Показать на росте тенелюбивой елки и человека роль ОТЦА. Образ Митраши из „Клад<овой> солнца“ как прообраз Веселкина. Отец-сказочник, сын без воображения, но что-то вместо сказки, подобное „правде“, и эта правда за счет сказки. Итак, смена двух поколений, как смена сказки на правду и в свете правды сказка как ложь („эстетизм“)… Сказка все-таки личное дело и как личное она вытесняется правдой… Отец и сын – творчество бесчеловечное и правда, как творчество человеческое. Мануйло погиб на первой войне. Сын его сказку превращает в правду. Найти выражение начала человека в природе… Правда единичная и правда единая, правда – частное дело, как личное поведение в правде, и правда как общее дело (философия общего дела)» (ЦГАЛИ). Образ полесника Мануйлы в «Корабельной чаще» – собирательный. Со «сказочником» Мануйлой мы встречаемся еще в первой книге Пришвина «В краю непуганых птиц» (1907), чем-то напоминали его Пришвину охотники Осип Романов и Александр Губин, бывшие его проводниками во время путешествия по Пинеге в 1935 году (см. «Берендееву чащу»; наст, изд., т. 4). В 1952 году, перечитывая Н. Лескова, Пришвин узнает своего Мануйлу в «Очарованном страннике». По свидетельству В. Д. Пришвиной, в образе Мануйлы из «Корабельной чащи» Пришвиным переданы и некоторые черты встреченного писателем во время эвакуации крестьянина Ивана Кузьмича, колхозного счетовода. Был он соседом Пришвина по деревне Усолье (см.: В. Пришвина. Круг жизни, с. 32). В июне 1952 года вчерне были написаны третья («Друзья») и четвертая («Мануйло из Журавлей») части «Корабельной чащи» (знакомство Веселкина в госпитале с пинжаком Мануйлой и «хождение» Мануйлы в Москву к М. И. Калинину с жалобой на колхоз «Бедняк»: «Они не хотят меня принять со своим путиком, а я не хочу быть единоличником». 30 июня 1952 года Пришвин набрасывает краткий план пятой («Утиная вечерка») и шестой («Красные Гривы») частей повести.