Жених царевны

нягиня. – Ох уж эта мне Машутка!.. Своего горя поверх головы, а тут еще с нею…

Прибралась княгиня, пошла к царевне, да как взглянула на нее – руки опустились. Совсем не в себе Иринушка: глаза горят, то засмеется вдруг невпопад, то заплачет.

Ласкает ее Марья Ивановна, уговаривает, расспрашивает, не болит ли где, не желает ли чего царевна. Но Иринушка отвечает:

– Ничего не болит у меня, мамушка, ничего мне не хочется, скучно только. Отчего скучно – сама не знаю. Места себе не нахожу…

– Так в садик бы вышла, прошлась, теплынь нынче, благодать.

– Ох, и гулять не хочется. А вот что, мамушка, прикажи ко мне позвать Машуню.

– Ладно!

Уходит княгиня от царевны да и не возвращается.

Посылает Ирина за Машей то того, то другого. Возвращаются посланные ею с одним и тем же ответом: нигде нет Маши, никак отыскать ее не могут.

Ждет царевна и волнуется все больше и больше.

Наконец сама она вышла, обошла весь терем, в сад спустилась – нет нигде Маши. Спрашивает она о ней, никто ничего сказать не может. И в то же время замечает она, что все как-то странно на нее смотрят.

Кинулась Ирина к княгине Марье Ивановне, дрожит вся, рыдает.

– Где Маша? – спрашивает она.

Княгиня видит, что нельзя больше скрывать.

– Нет ее, убежала она, твоя любимица!

Царевна так зарыдала, будто сердце разрывалось на части.

– Неправда это, скрываете вы от меня… своего добились, схватили, видно, ее, повели на пытку!.. Это зверь этот… дьяк… Тороканов!.. Да как же он смеет, ведь мне обещали, что ее не тронут… Как же мне-то не сказались?!

Она, как безумная, побежала отыскивать царицу. Нашла ее и вся в слезах, в исступлении молила и в то же время требовала, чтобы отдали, возвратили ей любимицу.

Но царица ничего не знала и не понимала, в чем дело. Призвали княгиню, призвали Настасью Максимовну и, наконец, привели к царице Пелагею.

Ирина из всех этих докладов и рассказов должна была убедиться, что ее предположение неверно. Тут не Тороканов, не на пытку повели Машу.

Так что же? Один ужас заменился другим. Значит, она не послушалась, значит, она так и сделала, как предполагала. Убежала она к нему… Отчего же не возвращается?!

– Послать людей искать эту девчонку по городу! – распорядилась царица.

– Чтобы нынче же ее нашли, не булавка ведь… Да и куда же это она могла убежать? – обратилась царица к дочери. – Ты вот ее заступница. Ты меня уверяла, что девчонка эта ни в чем не повинна, ну так и объясни нам, знать ты должна – где она?

Ирина опустила голову и молчала. Что могла она ответить?

– Вот и выходит, – продолжала царица уже совсем раздраженным голосом,

– что мы с Марьей Ивановной, потакая тебе, в дурах остались. Не надо было тебя слушаться. Ишь, невидаль какая, сокровище, золото! Все, вишь, на нее напраслину возводят, все, вишь, виноваты, она одна права!.. Слушай ты, Марья Ивановна, – повернулась царица к княгине Хованской. – Как отыщут эту негодницу, так ты ее запри. Мне доложи, а я дьяка пошлю поспрошать ее. Нет уж, Иринушка, плачь