Санин (сборник)

Лошади, фыркая и помахивая хвостами от мух, остановились, и все приехавшие, оживленные дорогой, воздухом и запахом воды и леса, разом высыпали из обеих линеек.

Ляля стала звонко целоваться с двумя готовившими чай барышнями. Лида поздоровалась сдержанно и представила им своего брата и Юрия Сварожича. Барышни смотрели на них с молодым тайным любопытством.

– Да вы и между собой, кажется, незнакомы, – вдруг спохватилась Лида. – Это мой брат, Владимир Петрович, а это – Юрий Николаевич Сварожич.

Санин, улыбаясь, мягко и сильно пожал руку Юрию, который не обратил на него никакого внимания. Санину был интересен всякий человек, и он любил встречаться с новыми людьми, а Юрий был убежден, что интересных людей мало, и потому всегда был равнодушен к новым знакомствам.

Иванов уже немного знал Санина, и то, что он о нем слышал, ему понравилось. Он с любопытством посмотрел на Санина и первый подошел и заговорил с ним. Семенов равнодушно подал ему руку.

– Ну, теперь можно и веселиться! – закричала Ляля. – Со скучными обязанностями покончено!

Сначала всем было неловко, потому что многие видели друг друга в первый раз. Когда же стали закусывать и мужчины выпили по нескольку рюмок водки, а женщины – вина, неловкость исчезла, и стало весело. Много пили, смеялись, острили – и иногда очень удачно, – бегали взапуски и лазили по горе. Лес был так зелен и красив, везде было так тихо, светло и ярко, что ни у кого не осталось на душе ничего темного, заботного и злого.

– Вот, – сказал запыхавшийся Рязанцев, – если бы люди побольше так прыгали и бегали, девяти десятых болезней не было бы!

– И пороков тоже, – сказала Ляля.

– Ну, пороков в человеке всегда будет предостаточно, – заметил Иванов, и хотя то, что он сказал, никому не показалось особенно метким и остроумным, смеялись все искренно.

Пока пили чай, солнце стало садиться, и река стала золотой, а между деревьями потянулись длинные косые стрелы красноватого света.

– Ну, господа, на лодки! – крикнула Лида и первая, высоко подобрав платье, пустилась бегом к берегу. – Кто скорее!

И кто бегом, кто более солидно, все потянулись за ней и с хохотом и шалостями стали рассаживаться в большой, пестро раскрашенной лодке.

– Отчаливай! – молодым бесшабашным голосом крикнула Лида.

И лодка легко скользнула от берега, оставляя за собой широкие полосы, плавно расходящиеся к обоим берегам.

– Юрий Николаевич, что же вы молчите? – спросила Лида Сварожича.

– Говорить нечего, – улыбнулся Юрий.

– Неужели? – протянула Лида, закидывая голову и чувствуя, что все мужчины ею любуются.

– Юрий Николаевич не любит болтать по пустякам, – начал Семенов, – и ему…

– А, ему надо серьезную тему? – перебила Лида.

– Смотрите, вот серьезная тема! – закричал Зарудин, показывая на берег.

Там, под обрывом, между узловатыми корнями старого покосившегося дуба, чернела узкая и угрюмая дыра, заросшая бурьяном.

– Это что же? – спросил Шафров, который был родом из других мест.

– Пещера здесь, – ответил Иванов.

– Какая пещера?

– А черт ее знает… Говорят, что здесь когда-то была фабрика фальшивых монетчиков. Их всех, как водится, переловили… Ужасно скверно, что это «так водится», – вставил Иванов.

– А то ты бы сейчас фабрику фальшивых двугривенных открыл? – спросил Новиков.

– Зачем?.. Целко-овых, друг, целковых!

– Гм… – произнес Зарудин и слегка пожал плечами. Ему не нравился Иванов, и шуток его он не понимал.

– Да… Ну, переловили, а пещеру забросили. Она завалилась, и теперь туда никто не ходит. Когда я был еще младенцем, я лазил туда. Там довольно интересно.

– Еще бы не интересно! – закричала Лида. – Виктор Сергеевич, пойдите туда… Вы храбрый!

У нее был странный тон, точно теперь, при людях и при свете, она хотела издеваться и мстить Зарудину за то странное и жуткое обаяние, которое производил он на нее вечером, наедине.

– Зачем? – недоумевая, спросил Зарудин.

– Я пойду, – вызвался Юрий и покраснел, испугавшись, что подумают, будто он рисуется.

– Дело – хорошее! – одобрил Иванов.

– Может, и ты пойдешь? – спросил Новиков.

– Нет, я лучше тут посижу. Все засмеялись.

Лодка пристала к берегу, и черная дыра сквозила теперь над самой головой.

– Юрий, не делай, пожалуйста, глупостей, – приставала к брату Ляля. – Ей-богу, глупости!

– Конечно, глупости, – шутя, соглашался Юрий. – Семенов, передайте мне свечу.

– А где я ее возьму?

– Да сзади вас, в корзине!

Семенов флегматично достал из корзины свечу.

– Вы в самом деле пойдете? – спросила одна из барышень, высокая, красивая, с полной грудью девушка, которую Ляля называла Зиной и фамилия которой была Карсавина.

– Конечно, отчего же нет? – притворяясь равнодушным, возразил Юрий и сам припомнил, как таким же равнодушным старался он быть во время опасных партийных похождений. Это воспоминание почему-то было ему неприятно.

У входа в пещеру было сыро и темно. Санин заглянул туда и сказал: брр!

Ему было смешно, что Юрий полезет в неприятное, опасное место, потому только, что на него смотрят другие люди.

Юрий зажег свечу, стараясь не смотреть на других. Его уже мучила тайная мысль: не смешон ли он? Казалось, что как будто смешон, но в то же время как-то странно выходило, что не только не смешон, а удивителен, красив и возбуждает в женщинах то таинственное любопытство, которое так приятно и жутко. Он подождал, пока разгорится свеча, и, смеясь, чтобы обеспечить себя от насмешки, шагнул вперед и сразу утонул в темноте. Даже свеча как будто потухла. И всем стало действительно жутко за него и любопытно.

– Смотрите, Юрий Николаевич, – закричал Рязанцев, – там, бывает, волки прячутся!

– У меня револьвер! – глухо отозвался Юрий, и голос его из-под земли прозвучал как-то странно, точно мертвый.

Он осторожно пробирался вперед. Стены были низкие, неровные и сырые, как в большом погребе. Дно то поднималось, то опускалось, и раза два Юрий чуть было не сорвался в какие-то ямы. Он подумал, что лучше воротиться или сесть, посидеть, а потом сказать, что ходил далеко.

Вдруг сзади послышались шаги, скользящие по мокрой глине, и прерывистое дыхание. Кто-то шел за ним. Юрий поднял свечу выше головы.

– Зинаида Павловна! – удивленно вскрикнул он.

– Она самая! – весело отозвалась Карсавина, подбирая платье, чтобы перескочить через яму.

Юрию было приятно, что это она, веселая, полная, красивая девушка. Он смотрел на нее блестящими глазами и улыбался.

– Ну, идемте же дальше! – несколько смущенно предложила девушка.

Юрий послушно и легко пошел вперед, уже совсем не думая об опасности и старательно освещая дорогу только Карсавиной.

Стены пещеры, из коричневой сырой глины, то придвигались, точно с молчаливой угрозой, то отступали и давали дорогу. Местами вывалились целые груды камней и земли, а на месте их чернели глубокие впадины. Громада земли, нависшая над ними, казалась мертвой, и что-то страшное было в том, что она не валится, а висит неподвижно, поддерживаемая своим невидимым могучим законом. Потом все выходы сошлись в одну большую и мрачную пещеру, с тяжелым воздухом.

Юрий обошел ее вокруг, ища выхода, и за ним ходили качающиеся тени и пятна света, глохшего во тьме. Но выходов было несколько и все завалены землей. В одном углу печально догнивали остатки деревянного помоста, напоминая вырытые из земли и брошенные доски старого сгнившего гроба.

– Мало любопытного! – сказал Юрий, невольно, и сам не замечая того, понижая голос. Громада земли давила.

– А все-таки! – прошептала Карсавина, блестящими от огня глазами оглядываясь вокруг. Ей было жутко, и она бессознательно держалась ближе к Юрию, точно отыскивая у него защиты.

И Юрий это заметил, и это было ему приятно, вызывая какую-то умиленную нежность к красоте и слабости девушки.

– Точно заживо погребенные, – продолжала Карсавина, – кажется, крикни… никто не услышит!