Новый год в октябре

– Это наука, о которой ты мечтал, мой друг, – заметил Прошин.

– Наука? Компоновка всем известный схем, – наука?! Так. Спасибо. И за напарника спасибо! Ты бы мне еще Авдеева подсунул!

– А ну, – вдруг строго сказал Прошин, – покажи зубы…

– Зачем?

– Покажи, говорю!

Глинский недоуменно оскалился.

– Ишь, – укоризненно сказал Прошин. – Здоровый у тебя клык вырос на Авдеева…

Сергей побледнел от обиды, закаменев лицом, губы его дрогнули, шевельнувшись в ругательстве, он повернулся к выходу, но Прошин, перегнувшись через стол, ухватил его за рукав.

– Злопамятный ты мужик, – заговорил он, посмеиваясь. – И нет в тебе великой благ ости человека мудрого: умения понять и простить. И чувство юмора у тебя как у носорога. Ну, получил по морде. Было. Но от кого? От влюбленного, ревнивого дурака. Кстати, раскаявшегося в этом своем хамском деянии. Забудь!

– А это?! – Сергей машинально указал на синяк.

– Пройдет.

– Так ведь и жизнь пройдет!

– Не зуди, – тон Прошина стал деловит и угрюм. – Колю я помиловал, да. И вот почему. Во времена былой безыдейности ты, друг ситный, предложил мне маленький бизнес: сделать музыкальную студийную аппаратуру, сдав ее в аренду. Помнишь, надеюсь? Ну да, как же, до сих пор, небось, денежки капают…

– Д–давно… ничего… – спотыкаясь на каждой букве, промямлил Глинский.

– Заливай. Прикарманиваешь дивиденды и меня за нос водишь, вот и вся твоя порядочность. Короче. У Коли Авдеева имеются документы, указывающие на присвоение гражданином Глинским исправных деталей, путем подлога выданных за списанные. – Он выдержал паузу. – Теперь ясно, что значит умение понять и забыть?

Глинский издал звук, похожий на стон.

– Мы с ним пришли к джентльменскому соглашению. – продолжал Прошин. – Он молчит, соблюдая в отношении тебя политику нейтралитета, и вы воюете холодной войной за сердце и прочее мадемуазель Ворониной. Вариант из серии – меньшее из двух зол. Но… все может быть. Не терзай его, не дразни зверя, выставляя напоказ свой успех… И работай над темой «Лангуст». В ней твое спасение. Ты делаешь прибор с Лукьяновым. Он разрабатывает его как надо, ты – как скажу я. И, когда начнется подгонка блока к генератору, снимешь фазово–частотные и прочие характеристики на всем рабочем диапазоне. Интервал: полгерца.

– Но это же гора графиков! – ахнул Сергей. – А расчеты какие!

– А с расчетами – к Роману Навашину, – участливо сказал Прошин. – Он математик. Ученый. Получает за это дело зарплату. Ну, а при условии представления мне подобного научного материала я смогу внятно ответить на вопрос о растаявших детальках, увязав их с теми бумаженциями. Да, детальки ушли. На такую–то работу.

– Господи… – пробормотал Глинский, мало что соображая.

– Конечно, – чеканил Прошин, – никто об этих расчетах и ведать не должен. Один увидит, второй сболтнет, А третий, то бишь Коля, сопоставит… И уж тогда я не ручаюсь за твое светлое будущее. Естественно, расчеты сделаешь в наикратчайший срок, потому как мирные пакты частенько и вероломно нарушаются, смотри данные из всемирной истории… Человечество просто погрязло в коварстве!

У Глинского нервно дергалась нога, вышибая морзянку по паркету. Прошин отвернулся, пряча улыбку. Итак, первый ход сделан. Соперники стравлены, и теперь, темня друг перед другом, примутся за общее дело. И умно и смешно. Настроение омрачал лишь Лукьянов. Если тот – хваткий, бескомпромиссный – уловит связь между тремя китами, на коих зиждется афера–докторская: датчиком, диссертацией и «Лангустом», то киты… перевернутся кверху брюхом.

– Так я пойду? – спросил Глинский тускло.

– Давай, – согласился Прошин, листая записную книжку.

Пальцы сами раскрыли ее на букве «И». Поразмыслив, он набрал шесть цифр, затем дождался, когда за Сергеем закроется дверь, и – крутанул диск еще раз.

– Ира? – спросил Прошин и затаил дыхание.

– Да.

– Это Алексей…

– Кто? А… Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Он помолчал. – Ира, я хочу вас увидеть.

– Зачем?

– Ха, – сказал Прошин. – У вас убийственные вопросы. Хочу, и все тут.

– Вы что… влюблены в меня? – с вызовом, но без иронии спросила она.

– Да, – серьезно подтвердил он. – Именно так.

– Видите ли, – в голосе ее появилась поучающая скука, – вы, как мне показалось, неглупый человек, и играть с вами в прятки… Я должна сразу отказать вам. У меня есть… ну, без пяти минут муж, и обманывать его я не собираюсь.

– Я остановлю часы.

– Не стоит… – Она засмеялась. – Часы… Нет. Я все же напрасно дала вам свой телефон. До свидания.

– Постойте! – воскликнул он, но на том конце дали отбой.

Прошин, покраснев от досады, шмякнул трубку на аппарат. Но, едва та коснулась рычагов, телефон звякнул, перепугав его этим своим неожиданным вывертом и вогнав в еще больший конфуз.

– Да! Заорал Прошин с ненавистью.

– Алексей Вячеславович? – Тон секретарши Бегунова был вежлив и сух.– Соединяю с городом… Тут какие–то иностранцы, а директор в отъезде…

Что– то щелкнуло, и донеслось смущенно– вопросительное:

–Хелло?

–Да, сказал Прошин. – Иностранный отдел.

– Добрый день; а–а… Мое имя Лорел Хэтэвей, – старательно выговорил женский голос. – Мы из инститьют космоса исследования… А–стралия. Мы здэсь. Отель. Мы проездом. И надо говорить об обмен специалист. Мы имеем время до вечерка. Потом – самолет.

– Я понял, – сказал Прошин. – Буду через час. Я еду к вам.

Он опустил трубку. Замер, словно боясь спугнуть еще нечетко оформившуюся мысль. Затем неуверенной рукой нащупал лежащий на столе бумажник, кожаный мешочек с ключами и сунул их в карман. Стрелка настенных часов дернулась и задрожала вверху циферблата. 13.00.

Он позвонил в диспетчерскую, схватил дубленку; уже выйдя в коридор, вновь суетливо возвратился, достал из сейфа «аварийную» бутылку «Изабеллы» и бросился вниз.

– Вынимание, вынимание! – вещал во дворе динамик голосом Зиновия. – Машина 00–70 – к подъезду номер два!

Белая «Волга», недовольно пофыркивая на легкий снежок, плавающий в воздухе, выползала из мрачного чрева гаража.

Сорок минут дороги показались Прошину сорока часами. Он буквально изнывал под бременем уже выверенной, будоражившей его идеи, что затмила и перепутала все, казалось бы, непоколебимые планы и требовала теперь воплощения в жизнь.

Клеть лифта мягко затормозила плавное свое скольжение, он выскочил в коридор, мгновенно узрел нужную дверь и, приблизившись к ней, застыл, закрыв глаза и машинальна проверив, застегнуты ли пуговицы в надлежащих местах и не сбился ли галстук.

Когда он открыл глаза, дверь была распахнута, и на него вопросительно смотрела голенастая блондинка со вздернутым носом, на котором висели очки в каплевидной оправе. В глубине номера, возле журнального столика, заставленного лимонадом и буфетной снедью, виднелся диван; на нем восседал грузный краснолицый мужчина с обширной веснушчатой лысиной и с трубкой в зубах. Тугая «бабочка» поддерживала все три его подбородка.

– Добрый день, – сказал Прошин. – Я сотрудник Бегунова. Моя фамилия Прошин. Я начальник иностранного отдела и одной из лабораторий.

– Отчень карашо, – сказал мужчина на диване.

– Мы… – девица протянула Прошину руку. – Хэтэвэй. Я – Лорел. Он – Джордж. Мы быть… путешествовать в Европе…

– Были в отпуске? – подсказал Прошин.

– Да. Отпуск. – Она замолчала, подбирая слова, затем рассмеялась, видимо, так и не найдя их… – Мы говорим по–русски. Да. Мы теперь учимся с вами.