Время, чтобы вспомнить все

— Я как раз собиралась вас туда проводить, — сказала Эдит. — А после этого хотите выпить чаю?

— Мне бы лучше джину, если вы не возражаете. И если, конечно, у вас есть джин.

— Джин с содовой? — спросила Эдит.

— Джин и все, что угодно, кроме кока-колы, — сказала мисс Плейстед.

— Тогда джин с содовой, — сказала Эдит. — Я провожу вас наверх.

— Пожалуйста, не надо. Я найду дорогу. Я в чужих домах просто обожаю всюду совать свой нос.

— Барбара, а ты? — спросила Эдит.

— Я уже умылась в гараже, — твердо ответила Барбара.

Мисс Плейстед ушла бродить по дому, а Эдит и Барбара принялись откровенно разглядывать друг друга.

— Столько лет, — проговорила Барбара. — Столько лет.

— Я часто о тебе думала, — призналась Эдит.

— А я о тебе, — сказала Барбара. — Тебе нравится супружеская жизнь?

— Что за странный вопрос после восемнадцати лет замужества, — ответила Эдит.

— Ты считаешь, он странный? — спросила Барбара. — Я и не думала, что ты выйдешь замуж. И весьма удивилась тому, что ты вышла.

— И я очень счастлива, — сказала Эдит. — У нас двое детей: девочке шестнадцать, а мальчику двенадцать.

— А сколько лет твоему мужу?

— Джо сорок пять, — ответила Эдит.

— А где он сейчас?

— Сейчас он в Монтрозе. Монтроз — город в Пенсильвании. Играет в гольф. Мы оба теперь играем в гольф, — сказала Эдит. — Расскажи мне о себе.

— О себе? Ну ты и сама видишь, — сказала Барбара.

Эдит неторопливо кивнула.

— В девятнадцать лет я вышла замуж, — сказала Барбара. — Боюсь, что парню здорово досталось. Но и мне тоже. С точки зрения наших семей, мы с ним были идеальной парой, но я долго не продержалась, и он чувствовал себя обманутым. Почти два года мы изо всех сил старались сохранить наш брак… а потом я пошла к его отцу и все честно ему рассказала.

— Не может быть?

— Развод прошел тихо, без всякого шума. С тех пор я почти все время живу за границей. Моей семье это только с руки. Когда я их навещала на прошлой неделе, мне пришлось поселить Веронику в отеле. В Европе к нам относятся спокойно. Мы им не нравимся, но по крайней мере они на нас, как здесь, не глазеют.

— Наверное, так оно и есть, — согласилась Эдит.

— Я надеялась увидеть твоего мужа, но после того, как тебе позвонила, засомневалась, стоит ли. Ведь некоторые супруги рассказывают друг другу все без утайки. Ты тоже?

— Нет, — сказала Эдит.

— Тогда выходит, если бы даже он был здесь, ничего бы страшного не случилось?

— Конечно, — сказала Эдит.

— А как насчет других мужчин? — спросила Барбара.

— Других мужчин? — переспросила Эдит.

— Возможно, тебе и невдомек, но ты уже ответила на мой вопрос. А твой муж знает?

— Знает о чем, Барбара?

— Что у тебя были романы с другими мужчинами?

— Но у меня не было романов с другими мужчинами, — возразила Эдит.

— Как знаешь, — сказала Барбара. — Возможно, он и сейчас продолжается, но я тебя не виню за осторожность. С какой стати ты должна мне доверять?

— А ты все рассказываешь ей без утайки? — спросила Эдит.

— Ты имеешь в виду, знает ли Вероника о наших с тобой отношениях? Она догадалась.

— И ты помогла ей догадаться? — спросила Эдит.

— Она догадалась, и я призналась, что так оно и было.

— А ты не думаешь, что могла бы и не признаваться?

— Солгать ей? Я ей никогда не лгала, за все эти четыре года ни разу.

— А что бы ты сделала, если бы она солгала тебе?

— Она однажды солгала, и я вышвырнула ее за дверь, но она вернулась. Она всегда возвращается.

— А тебя не тревожит то, что она может уйти к какому-нибудь мужчине?

Барбара весело рассмеялась.

— Вероника? Мужчины — ее конкуренты. Она если и уйдет, то только не к мужчине.

— Наверное, я весьма невежественна. У нас здесь такого почти не случается.

— Брось свое высокомерие, Эдит. Не надо строить из себя стопроцентную американку. Там, в школе Ханны Пейн, разве не ты меня на все это подтолкнула? А ведь ты нигде больше не жила, кроме как в своем пенсильванском Гиббсвилле.

Эдит ничего не ответила.

— Не волнуйся. Если бы не ты это сделала, сделал бы кто-нибудь другой. Интересно, что там поделывает Ронни?

— Пойду посмотрю, — сказала Эдит.

— Давай я ее позову, — предложила Барбара.

Она позвала Веронику, но ей никто не ответил, и Эдит услышала тяжелые шаги Барбары по лестнице и в комнатах наверху.

— Ее нигде нет, — вернувшись, объявила она.

— Она, наверное, пошла погулять, — сказала Эдит.

— Давай и мы пойдем погуляем.

Они спустились с террасы и направились к запруде и, не успев еще к ней приблизиться, увидели мисс Плейстед: она стояла на краю запруды, обнимая за плечи Энн и внимательно слушая, что та ей рассказывала.

Обе женщины мгновенно остановились.

— Все ясно, — сказала Барбара. — Это твоя дочь?

— Да, моя дочь, — ответила Эдит. — Я хочу, чтобы ты забрала свою приятельницу и вы уехали отсюда как можно скорее. Не устраивай ей сцен, но я хочу, чтобы вы уехали немедленно.

— Можешь не сомневаться, — ответила Барбара. — Ронни!

Мисс Плейстед, застигнутая врасплох, обернулась и поспешно убрала руку с плеча Энн.

— Да, Бобби?

— Я готова ехать, — сказала Барбара.

— Иду-у! — прокричала мисс Плейстед.

Она улыбнулась девочке, они пожали друг другу руки, и Ронни зашагала прочь. По дороге она снова обвела взглядом окружающий ландшафт, но ни разу не взглянула в сторону Эдит и Барбары.

— Я не хочу с ней ни о чем говорить, — сказала Эдит. — Придумай любые объяснения, какие тебе заблагорассудится. До свидания, Барбара.

— До свидания, Эдит. Будь уверена, я ей сейчас такое устрою…

Поддавшись порыву, Эдит поцеловала Барбару и поспешила прочь.

Барбара и ее подруга двинулись прямо к автомобилю, и из окна гостиной Эдит наблюдала, как машина сделала круг в конце подъездной аллеи. Она видела, как Барбара что-то сердито выговаривает своей подруге, а та невозмутимо приглаживает свои белокурые волосы и натягивает на голову берет. Когда машина скрылась из виду, Эдит поднялась наверх, переоделась в купальный костюм и, спустившись к запруде, присоединилась к дочери.

— Вода холодная? — спросила Эдит.

— Не очень, — ответила Энн.

— Как тебе понравилась мисс Плейстед? — спросила Эдит.

— Ее зовут мисс Плейстед? Она назвалась просто Ронни. Она представилась: «Я Ронни». Она ведь англичанка?

— Кажется, да. Приятельница моей школьной подруги.

— В школе Ханны Пейн?

— Да.

— Не знаю даже, понравилась она мне или нет. Они уехали?

— Да. Жаль, что ты не успела познакомиться с моей подругой, но они торопились, — сказала Эдит.

— А как зовут твою подругу?

— Барбара Дэнворт. Мы последний раз виделись, когда я была твоего возраста.

— Мисс как-там-ее-зовут Ронни хотела, чтобы мы пошли на прогулку, но я сказала ей, что тут водятся змеи, а она ответила, что не боится змей, тогда я сказала ей: «Зато я их боюсь». Спорю, она в жизни не видела больших гремучих змей и никогда даже не слышала о мокассиновых.

— О чем еще вы говорили? — спросила Эдит.

— Ни о чем. Она спросила меня, сколько мне лет, и, когда я ей ответила, она сказала, что я выгляжу старше. Вот и все. Она еще сказала, что в Италии у нее есть потрясающая подружка моего возраста. Что мне до ее подружки в Италии? — Энн неожиданно умолкла.

— О чем ты задумалась? Она сказала что-то еще?

— О, она мне не понравилась.

— Не понравилась? Почему?

— Из-за того, что она сказала, — ответила Энн.

— Что именно? Скажи мне. Они уехали, и я уверена: они никогда больше не вернутся.

— Это не ее дело.

— Что именно?

— О, она сказала мне: «Знаешь, у тебя потрясающий передок». Знаешь, что такое «передок»? Вот здесь.

Девочка нырнула в воду и поплыла, и Эдит поняла, что Энн считает разговор оконченным.

Ирония заключалась в том, что эта пронесшаяся мимо угроза напугала Эдит ничуть не меньше, чем то, что могло бы произойти, и Эдит чувствовала, что понесла наказание — или подверглась угрозе, равносильной наказанию, — и это парадоксальной природы наказание было свыше. Если бы Всевышний решил назначить ей изощренное запоздалое наказание, то именно так бы он ее и наказал. Она вернулась с купания без отпущения грехов, которое, как она надеялась, ей принесет холодная вода, и радовалась тому, что Джо был сейчас далеко, потому что, будь он рядом, она скорее всего в панике во всем бы ему призналась. Ее не очень-то пугало то, что Джо ее сурово осудит, — он был снисходителен к любым отклонениям от нормы, поскольку благодушно полагал, что ему самому ни одно из них не свойственно. Но она всю жизнь избегала взрывов эмоций и неожиданных признаний просто потому, что полная откровенность была не в ее натуре. Почему ей не свойственна была полная откровенность, для нее самой не было тайной: она отдавала другим только то, что должна была отдавать, но в ответ ожидала большего. Признавшись в своих давнишних отношениях с Барбарой, она ничего большего в ответ получить не могла, так как Джо уже давным-давно ей признался, что, когда учился в старших классах частной школы, они с приятелями на виду друг у друга занимались мастурбацией. Она же в ответ на его весьма невинное признание ни в чем ему не призналась (и он принял ее притязание на непорочность за чистую монету). Теперь же, столько лет спустя, ее признание в романе со школьной подругой и в том, что роман этот длился целый год, дало бы Джо над ней преимущество, которого она всю их совместную жизнь старалась ему не давать. Он был мужчиной и ее мужем, и это признание, разумеется, даже теперь даст ему над ней власть, и она уже не сможет обладать им в той мере, в какой требует ее душа. Но больше всего Эдит пугало то, что может теперь случиться с Энн. Если по иронии судьбы из-за этой гадкой истории что-то произойдет с Энн, месть ее мужа будет столь же расчетливой и жестокой, сколь естественна и неистова его любовь к дочери. В эти последние годы стремлений к поставленной цели Джо, сам того не зная, заслужил у Эдит совсем иное, чем прежде, уважение. Поездки, беседы с новыми знакомыми, то, что он не сдавал позиций, — все это превратилось в повседневные хлопоты или по крайней мере воспринималось как хлопоты. Все это требовало от него усилий, терпения, доброжелательности и выносливости. И Джо, поставив перед собой цель, заставлял себя справляться поочередно со всеми задачами. Но если целью Джо станет наказание жены, он сумеет призвать на помощь те же самые резервы: свою энергичность и настойчивость, — и с их помощью измучит ее и добьется ее разрушения. Эдит радовалась (не испытывая при том чувства благодарности), что Джо был в Монтрозе, в безопасном удалении от ее вполне вероятной, вызванной отчаянием откровенности. Эдит знала, что к утру она уже придет в себя, но также знала, что ночь ей предстоит нелегкая. И у нее неожиданно появилось сумасшедшее, безумно непоследовательное желание поговорить с Ллойдом Уильямсом. Он был единственным человеком, с которым ей хотелось поделиться, но у благоразумной Эдит хватило благоразумия этого не делать.