Майя (СИ)

-Майечка, о массовых расстрелах, столь ужасном, неслыханном ранее преступлении, стало известно сразу после взятия Киева в ноябре 1943 года. Решение построить мемориал в память о погибших в Бабьем Яру приняли ещё в марте 1945 года, даже выделили бюджет- 3 млн. рублей, но замудохались и не построили, деньги ушли то ли на восстановление разрушенного Крещатика, то ли на, что- то другое. Затем в 1948 году, с лёгкой руки Кремля, поднялась новая волна антисемитизма, так называемая «борьба с космополитизмом». В Киеве был арестован весь цвет еврейской интеллигенции.

- Илюша, как же ты пережил это время?- спросила Майя.

- Я учил детей физики, кто- то ведь должен был это делать. Работал и учился, наверное, я был для них простой серой мышью, меня никто не тронул. Но как ты сама понимаешь, в подобной обстановке, построение памятника погибшим евреям не занимало умы правящих кругов. Даже после смерти «вождя всех народов», еврейская тема была нежелательной и постановление о строительства памятника просто отменили. Не знаю, слышали ли вы об этом, но очевидно, Бабий Яр не согласился с подобным решением и, разозлившись, напомнил о себе очередной трагедией в Куреневке.

-Да, я слышала, нам сегодня, там в парке, рассказал о ней прохожий.- подтвердила женщина.

-Полгода спустя- продолжал свой рассказ Илья- в «Литературной газете» появилось знаменитое стихотворение Евгения Евтушенко:

»Над Бабьим Яром памятников нет» и киевские власти были вынуждены объявить конкурс. Лучшие знатоки своего дела представляли комиссии проект за проектом, а та отвергала их, один за одним, ведь все они содержали еврейскую тематику, столь неугодную верхам. Наконец, под давлением общественности, 2 июля 1976 года памятник был установлен, в остальном ты права, о евреях в нём упоминания нет- заключил Илья.

-Мы ходили по парку, положили цветы у Меноры, у памятника погибшим детям и наткнулись на крест установленный уоновцам. Я даже не знаю, чего во мне больше: боли, негодования или недоумения, как такое могло произойти? Но если на центральной площади города стоит огромный памятник Богдану Хмельницкому, ставшему визитной карточкой столицы, у которого очень многие любят фотографироваться, то ли не зная, то ли забыв, что держащей рукой булаву, он вырезал 250 000 евреев, то возведение креста украинским националистам, усиленно помогавшим фашистам уничтожить в Бабьем Яру такую малость, как 100 000 евреев, ни у кого не должно вызывать удивления! А назвать улицу в честь Петлюры, банды которого вырезали в погромах сотни еврейских семей, не щадя маленьких детей- это уж само- собой разумеется, несомненно других достойных людей в стране не нашлось!- с негодованием произнесла Майя и продолжила- общество мало в чём изменилось, оно было и осталось антисемитским. Украина, наконец получив свою самостоятельность, должна строить демократическое, правовое государство, а не идти на поводу у крайне правых, это прямая дорога в новый Бабий Яр!

-Майя, я разделяю твоё возмущение, но давай лучше о нас. Так вы приехали из Америки?- перебил её Илья.

-Нет Илюша из Израиля- отвечала, чуть остыв, Майя.

-Что- то я совсем запутался- засмеялся Илья.

-В середине декабря 1945 года, я уплыла из Гамбурга в США, на корабле познакомилась с приятной еврейской парой, чудом, как и я, пережившей Холокост. В дороге мы подружились. Они ехали к брату мужа, в Нью-Йорк, так, как мне было совершенно всё равно в какой город ехать, я согласилась на их предложение присоединится к ним. Дорога была утомительной и долгой, меня бесконечно укачивало и рвало, что отбило всякое желание, когда нибудь ещё поплыть в круиз. Наконец корабль причалил к пристани и ступив на твёрдую землю, я почувствовала себя первооткрывателем континента, но мои наивные мечты о новой жизни быстро растаяли. Нам никто не был рад. Америка тоже была заражена антисемитизмом и еврейских беженцев принимать у себя не хотела. Существовали очень жёсткие иммиграционные квоты на въезд. Несмотря на то, что решение о их пересмотре было принято в 1945 году, сам закон о беженцах приняли лишь в 1948 году. Спасибо Хаиму, брату моих попутчиков, он стоптал ноги, бегая от одной еврейской организации в другую, прося защиты, и мы, наконец, получили временные визы. В дальнейшем, поменяв свою иммиграционную политику, Соединённые штаты приняли до 1952 года 400 000 перемещённых лиц, около 20% переживших Холокост евреев.

Еврейская организация «Хиас» помогла мне устроиться на работу санитаркой в больницу и снять угол у приличных людей. В начале учебного года я стала студенткой Нью Йоркского университета и, получив бакалавра по химии, закончила при нём школу медицины. Мой папа всегда мечтал, чтобы я стала врачом и продолжила династию Молтарновских. Изначально, я поступила так из чувства долга, но затем в интернатуре, заинтересовалась педиатрией по-настоящему и, почувствовав, что это моё, именно то, чем мне хотелось бы заняться в жизни, основательно погрузилась в учебу. Прожив в Америке одиннадцать лет, я так и не прижилась. В 1957 году, в один летний, прекрасный день, получив на руки диплом и, невзирая на свою заметную непереносимость к качке, я вновь села на теплоход, плывущий в Израиль.

Глава 6 Киевский вальс.

Сойдя с корабля в Хайфском порту, я как- то сразу почувствовала себя дома, своей среди своих, без проволочек получила удостоверение личности и с головой окунулась в ожидавшее море работы. Первый мой визит в Иерусалим, меня просто потряс, от сознания того, что я нахожусь в сердце Святой Земли, меня бросило в дрожь, у нас называют такое состояние Иерусалимский синдром. У многих городов мира есть свои памятные знаки: у Лондона - Биг Бен; у Парижа - Эйфелева башня; у Нью Йорка - статуя Свободы, а у евреев, как всегда, целая стена плача! Дотронувшись к ней, меня, никогда ранее не писавшей стихи, вдруг прорвало:

«Я прикоснулась рукою к стене

И голос предков проснулся во мне.

Сердце стучало, словно набат,

Это вдруг время шагнуло назад.

Взору предстал вековой длинный путь,

Всё в темноте, только света чуть- чуть.

Люди прошли, позади них шипы,

Я их спросила:» Как, вы, прошли?»

«Мы видели свет и тянулись к нему,

В нём закалили мы силу свою.

Вечно гонимые мы на земле,

Ноги в крови, но сердце в огне.

Шли сквозь изгнанье, презренье и боль.

В муках познали земли этой соль,

И потому дошли до конца,

Что в унисон бились сердца!

Кровью народа окроплен тот путь,