Сила притяжения

— Может, еще томатный сок и эту… плюшку с сыром. Если только она свежая. — Луиза жадно потерла руки.

Когда принесли еду, над столом повисли мясные запахи вперемешку со сладкими, и у Эммета застрял комок в горле. Луиза тем временем разрезала яйца и колбасу вилкой. Щедро намазала тост маслом вместе с петрушкой, лежащей у края блюдца. Облила блины шоколадным сиропом, насыпала в коктейль сахара и размешала пластмассовой трубочкой. Ее завтрак превратился в буйство красок: голубые, розовые, желтые и коричневые, плюс реки растаявшего масла и жира.

— Мммм, вкусно, — причмокивала Луиза, отправляя в рот вилку за вилкой. Петрушка застряла у нее в зубах, словно клочки свежескошенной травы. — Супер, вкуснятина. — В ее устах это звучало как заклинание. Она то и дело смачно откашливалась, будто заглатывала устриц. — Класс.

Эммет сосредоточился на своей тарелке. Воткнув нож в булку, он увидел, как треснула корочка и под ней появилась сероватая мякоть, похожая на плоть какого-то морского животного. Квадратики масла напоминали потускневшую пластмассу. «Это еда, — внушал он себе. — Все продукты натуральные». Эммет попытался представить свежие яйца, этим же утром найденные в теплой соломе, горячий хлеб, только что вынутый из печки и завернутый в целлофановый пакет, масло, сбитое из свежих сливок в маслобойке. Но все равно запахи еды вызывали тошноту. Он сильно захотел пить и попросил официантку принести воды, как утопающий умоляет о помощи.

Она принесла воду в голубых пластмассовых кружках с толстыми ободками.

— Я не могу пить воду из непрозрачных стаканов, — сказал Эммет, с вожделением глядя на стойку бара, где на полках пылились прозрачные стеклянные бокалы.

— Не привередничай, — сказала Луиза. — Пей давай. — С ее губы свисала липкая капля сиропа. Луиза заказала еще один коктейль, осушила стакан через соломинку, хлюпнув, словно воду в трубу засосало.

Эммет отодвинул тарелку. Чтобы спастись от жирных испарений, он прикрыл левой рукой рот и незаметно закрыл одну ноздрю большим пальцем. Он вынул из кармана записную книжку и записал все, что они заказали, каждое блюдо. Он сверился с меню, выяснил, включен ли тост и нужно ли платить за вторую чашку кофе. Перечислив все яды, которые они съели, Эммет вычел их стоимость из суммы, которой они располагали. В правом верхнем углу листка записал сумму, оставшуюся в кошельке.

— Пора начать экономить, — объявил Эммет.

— Зря ты беспокоишься. Мы же скоро найдем работу. — Луиза обнадежила его улыбкой. Ее передние зубы стали кроваво-красными от ягод.

В свободных мешковатых штанах Эммет чувствовал себя пугалом. Его руки болтались, как плети.

— Но кому мы нужны, чтобы нас нанимать?

— Не будь таким пессимистом. Какую захочешь, такую работу и найдешь. Главное верить. — Она побарабанила пальцами по столу. — Верить. Верить. Верить.

— Тшшш, — зашипел он. — Нам нужно список составить, точно знать, что нам нужно и что мы умеем делать.

— Мы можем делать что угодно. Есть, когда захотим, спать и веселиться, когда захотим. Можем выбирать! — Казалось, она выкрикивает каждое слово в громкоговоритель. — Все или ничего. Все или ничего. Что хотим, то и делаем. — Она поскребла ложкой о скатерть.

Эммет не хотел делать что угодно. Ему хотелось чего-то конкретного, чтобы вокруг каждого дня выстроились рамки. Свобода его мучила.

— Что-то еще желаете? — спросила официантка и швырнула счет на стол, будто повестку в суд. Эммет дал ей большие чаевые, чтобы она запомнила его щедрость. Оставшиеся в кармане деньги казались легкими, как пух.

После завтрака они поработали. Орудуя туфлями Луизы, вбили в землю колышки для палатки. Вместе с палаткой в прокате выдавали несколько покрытых сажей камней для костра и складной столик со скамеечкой. Эммет собрал глины у реки и залатал длинную щель в складном столике. Повесил пакет за палаткой, чтобы складывать мусор. Намочил полотенце под ручным умывальником и аккуратно вытер пол в палатке. Они набрали хвороста в лесу и сложили в поленницу: толстые палки снизу, веточки сверху. Одеял у них не было, а вместо матраца они сложили на полу лишнюю одежду в форме человеческих тел. В качестве подушки Эммет решил использовать сложенные джинсы. Двое в палатке еле умещались лежа. Распрямить спину можно было, только стоя на коленях.

Они купили в городе алюминиевую кастрюлю, три пакета морковки, десять фунтов картофеля и пластиковый цилиндрик морской соли. На распродаже нашли коробку пластмассовых ножей, ложек и вилок и две оставшиеся с Хеллоуина пачки бумажных тарелок и салфеток, украшенных нарисованными оранжевыми гоблинами и черными ведьмами.

Эммет заметил, что, когда они с Луизой шествовали с покупками по тротуарам, люди вокруг умолкали. То же самое случалось и в магазинах, как только они входили. Луиза вертелась, комментируя все, что попадалось им на глаза, не догадываясь о собственной чуждости. Она приветствовала покупателей, расспрашивала продавцов о семьях, будто не замечая, что те не хотят отвечать. Эммет чувствовал себя так, словно тащит на плече труп.

Никто им не был рад. В лагере, кроме них и хозяина, жила только компания охотников на оленей, разодетых в робы цвета древесной коры и вечнозеленых растений.

В первый же вечер Эммет решил сам приготовить ужин. Он разложил на столе бумажные тарелки, на сложенные салфетки поместил вилки. Пластмассовым ножом соскреб кожицу с морковки и картофеля. Потом нарезал овощи кубиками и побросал в кастрюлю. Сложил пирамидку из дров, натолкав между ними бумаги, а потом двадцать минут тер гнутые палки одну о другую, как учили у скаутов, но искру так и не высек.

Напротив их палатки трещал огромный, в три фута, костер. Охотники готовили оленя на вертеле. Освежеванная туша блестела и сочилась в языках пламени. Сначала Эммет хотел подойти к ним с веточкой и одолжить огня, но, понаблюдав, как охотники орудуют ножами, решил, что они исполняют какой-то секретный ритуал. Он будет нервничать и навлечет на себя их подозрения. Даже если они уже видели их с Луизой, он не хотел лишний раз напоминать им, что поблизости живут безоружные.

Эммет одолжил коробок спичек у директора палаточного лагеря. Бумага и ветки горели, но вода не закипала. Он не стал делать костер слишком большим — боялся, что потом с ним не справится. Очаг был всего в двух футах от палатки. Эммет прождал час, ветки превратились в пепел, над кастрюлей стоял пар, но температура была не выше, чем в водопроводной трубе. Луиза, поглощенная своим отражением в зеркальце пудреницы, не замечала его стараний. Она слой за слоем наносила на лицо косметику, время от времени поглядывая на убывающую луну, словно упрекая ее за то, что та недостаточно ярко светит.

Занимаясь костром, Эммет притворялся, что он дома, готовит морковь в соковыжималке и еду для собаки. Температура на улице — около двух ниже нуля. Даже вытянув руки над кастрюлей, он почти не чувствовал пара. Эммет подумал о грядущих месяцах: декабрь превратится в январь, и наступят самые холодные дни в году. Никакого обогрева. А у них и зимней одежды-то нет. И перчаток. Они и дня не прожили в лагере, но уже стало понятно, что долго так продолжаться не может.

Он выудил еду ложкой на тарелки. Посыпал морской солью, так сильно, что овощи покрылись коркой кристалликов. Они ели молча, и в этом молчании были обида и упрек, отчего Эммету делалось холоднее, чем от ветра. Он помнил это чувство с детства, когда за обедом слышал через стол резкие вздохи родителей.

Луиза ела быстро, словно опаздывала на свидание. Закончив, сложила тарелку вдвое и залезла в палатку. Эммет помыл кастрюлю под краном. Потом вымыл пластмассовые приборы и сложил обратно в коробку. Унес грязные тарелки в дальний конец лагеря и бросил в выгребную яму. В палатке он долго дрожал, лежа в куче одежды. Когда температура еще понизилась, они, засыпая, придвинулись ближе и обнялись, но без чувства — так замерзший человек кутается в одеяло.

Три дня Эммет бродил по округе в поисках работы. Он Побывал в местном гастрономе, в редакции газеты, в антикварном магазине. Ему везде отказали. Он ходил от дома к дому и предлагал свою помощь: подобрать оставшиеся осенние листья, срезать сухие ветки у деревьев, убирать снег. Беседуя с людьми, Эммет боролся с дрожью в голосе. Он обезоруживающе улыбался и прятал трясущиеся руки в задние карманы брюк.