Через двадцать лет (СИ)

- Ух ты! Сам прибыл? А почему «почти»? – упоминание известного режиссёра из Театра Авангарда возбудило в Дэне здоровое и объяснимое любопытство. Ральф Шеридан слыл разборчивым консерватором, предпочитавшим не соваться дальше своей труппы, своих стен и своих же идей. И, разумеется, его творческие пути никогда тесно не пересекались с репертуаром театра Гордона.

- Сам, как ни странно, - кивнул Джей-Джей, открывая кофе, - а «почти» потому, что это вроде не бандероль, раз от него, просто некий таинственный пакет. С документами. Или с рукописью. Ральф сильно темнил, но передавал тебе привет и просьбу отвезти бумаги Алексу. Сказал, ему должна понравиться – как это? – «работа Рубинштейна».

- Кого-кого?

- Не заморачивайся, вон лежит. Я его клавиатурой прикрыл, чтоб не спутать.

Заинтригованный Дэн вернулся к столу, на котором попеременно царили бардак лёгкий, бардак тяжёлый и бардак свободный классический. Нынешняя стадия относилась к лёгким, а потому нужный предмет отыскался сразу – коричневый плотный конверт с бумагами внутри. Дэн ощупал и оглядел находку со всех сторон, жалея, что босса нет в кабинете и нельзя узнать прямо тут, что внутри. Если и в самом деле рукопись, то Шеридан предусмотрительный – в театральных кругах давно известно, что Алекс предпочитает всё читать в распечатанном виде.

- Ладно, это даже любопытно, - протянул Дэн, аккуратно засовывая конверт в рюкзак, - если там что-то стоящее, я прослежу, чтобы оно было изучено.

- Вот и хорошо, вот и славно, - заулыбался Джей-Джей, - и потом, активный творческий поиск способствует выздоровлению. Желаю удачи.

- Взаимно. Смотри, не наседай особо на Робинсонов – они сейчас во всём подвохи видят. И приятного аппетита.

Запах пончиков и кофе несколько портила спиртовая вонь – где-то возле компьютера тосковал незакрытый в спешке фломастер. Дэн, отсалютовав на манер бойскаута, подхватил рюкзак и шлем и покинул кабинет, в последнюю секунду обратив внимание на сегодняшний свитер Джей-Джея. Тот же самый зелёный свитер – изрядно постаревший – какой был на заместителе в первую встречу…

* * *

Пять дней лицом к лицу со всеми «прелестями» города… Крохотная комнатка, похожая на чулан, оплаты которой хватало на полторы ночи, если только он планировал ещё на что-то тратиться; пробежки по залу кафе со здоровенным круглым подносом – конечно, поднос требовалось держать на кончиках пальцев, и конечно, Дэн, не имевший опыта в сфере официантской эквилибристики, грохнул на второй день тарелку. Случайно. Но репутацию себе испортил сразу и прочно. А потом всё смешалось: кросс до первого театра, магазин, перетаскивание коробок с книгами, километры полиэтилена, ночёвка в подсобке и кросс до второго театра. Пропавшие бумажник и телефон, и неожиданно грянувший мороз… Последний точно стремился напомнить городу, что декабрь – это зима, а зима должна быть суровой.

К тому времени, как список пройденного составляли целых три театра, ноги уже едва несли. Руки дрожали не то от холода, не то от знакомого нервного напряжения. Любимая кожаная куртка против беспощадного ветра мало помогала. Денег не было вовсе, а есть хотелось со страшной силой – и именно от голода ветер казался ещё беспощаднее. Дэн брёл по улицам, щурясь из-за летевшего в глаза снега и ощущая себя героем идиотически недоброй сказки. В голову так и лезли интерьеры родного дома – тёплые, уютные, протопленные и изящно обставленные. Интерьеры, которые он, подчиняясь глупой юной гордости, променял на свободу. Куда там завела его эта свобода? На Корт Сквер?

- Не сдамся, - прошептал самому себе Дэн, дрожа, как мокрый кот, - умру, но не сдамся. Должен быть выход…

Никто больше не перекроет ему кислород и не погасит пламя. Вслед за интерьерами воображение подкинуло образ отца – человека, которому жутко хотелось досадить и воспротивиться, а ещё образ матери, которой досаждать не было никакого желания. Может, именно тогда высшие силы и сжалились или это Найджел замолвил словечко за непутёвого однокурсника – из снежной пелены выплыла Корт Сквер и потрясающий, будто сладкий пирог, театр Гордона. Афиши, ряды красных дверей, открытая галерея-балкон на втором этаже. Потом – Джей-Джей, спускавшийся по главной лестнице. У того было недурное настроение, задумчивый вид и зелёный свитер под пиджаком. А что было потом, Дэн помнил плохо – ноги донесли до малого репетиционного зала и местного руководства, а тепло и ощущение крыши над головой отключили все защитные механизмы и само сознание.

Пять дней кошмара и десять лет строжайшей дисциплины закончились. Падая в обморок, Дэниел Спаркс вряд ли представлял, что человек, поймавший его, станет однажды лучшим и вернейшим другом…

- …Одно сплошное «хочу»… Что с тобой делать-то?

Это было уже следующим воспоминанием, более-менее чётким. В малом репетиционном соседствовали ряды стульев, диваны и столы, а также чёрные задники, стоящие по разметке сцены. Молодые актёры возились и шумели, поглядывая в распечатки сценария. Двое из общей массы были узнаваемы: один успел засветиться в рекламе пены для бритья, другой – в ролике на автомобильную тему. Узнаваем был и Тим Стронг – тот самый Тим, которого память в первую секунду идентифицировала как «дядю Ваню», уже позднее расширив биографические данные. Тот Тим, что за прошедшие годы накинул себе седин и несколько размеров, а в остальном по-прежнему был мэтром. Сейчас этот мэтр занимал всех репетицией.

Слева на диване сидела Гертруда Вудс – почти такая, как в кино, разве что с иной причёской. Справа ворчало и вздыхало начальство в лице мистера Гаррета. Дэниел не знал, стоит ли ему тоже повздыхать – накрытый режиссёрской курткой, он быстро уплетал печенье и шоколад, впервые осознав, до чего же вкусным бывает банальное песочное тесто. Силы понемногу возвращались, сказка не казалась уже совершенно недоброй.

- Так, ладно, - хлопнув себя по коленям, Александр поднялся с дивана, - мне нужно подумать, а на «подумать» нужно время. Тебе хватит терпения подождать до конца репетиции?

Окинув найдёныша странным взглядом, в котором сочеталось желание дать подзатыльника и потребность снова накормить, мужчина хмыкнул.

- Понял, вопрос дурацкий. В общем, жди.

И он ждал, грея руки о белую кружку и глядя на репетиционное таинство. «Любители истории», совсем уже настоящие, похожие на ожившую экранизацию. Гертруда, в нынешней сцене не занятая, всё ещё сидела рядом, по-женски аккуратно расспрашивая и поправляя сползавшую с его плеч куртку. Дэн что-то отвечал, не зная наверняка, останется ли в театре и можно ли сильно откровенничать. То, что рядом спокойно находится известная актриса, не раз вышагивавшая по красной ковровой дорожке, смущало. Гертруда та, с фотографий, держащая статуэтки, мало походила на Гертруду здешнюю, с морщинками вокруг глаз и треснувшим на ногтях лаком. Разве что брючный костюм и дорогие украшения были похожи. А поведение, манера держаться и сама энергетика отличались дружелюбием и необыкновенной теплотой. Через некоторое время женщина примкнула к мужскому составу, читая знаменитый феминистский монолог об истории. Дэн пожалел, что нельзя каким-нибудь образом записать и увековечить это – обычная рутинная вещь для присутствующих ему самому представлялась выдающейся. Вообще всё в зале было выдающимся, от поддерживаемой актёрами естественности до пианино и сидевшего за ним Александра, который мастерски наигрывал французскую песенку.