Ведьмы цвета мака

…Тем временем, пока Марина и Иван предавались плотским утехам, Оскар, тот самый молодой человек, что подносил еду посетителям пиццерии, вышел на улицу. Небо, распустив толстое брюхо, устремило на него яркие, промытые прохладой звёзды, а луна засеребрилась смехом. Молодой человек, предвкушая долгую прогулку, остановился застегнуть куртку, но шарф неловко застрял в «молнии». Послышался звонок, и в дверях пиццерии показались его коллеги. Оскар хотел было попросить, чтобы ему помогли, но отвернулся и двинулся дальше, глядя на луну, которая качалась в синей густоте, подложив себе под голову тучу.

Около телефонной будки он заметил старика, играющего на аккордеоне, у него было приятное восточное лицо с беззубым ртом. Он пел так протяжно, что казалось, его голос окутывает улицу туманом. Глаза старика приветливо улыбались, а губы с ними спорили, сложившись в грустную дугу, спина была прямой, и на неё нанизывалось стариковское достоинство. Молодой человек положил сто рублей. Нищий величаво поклонился. Оскар не выдержал и спросил:

— Какой сегодня день?

— Хороший, — нараспев ответил нищий.

Рядом с ним мяукнул котёнок. Оскар погладил его рассыпчатую шерстку.

— Продайте?

— Не могу, — продолжая петь, ответил нищий.

— Тогда можно, я куплю ему молока?

— Можно.

На тротуар упала золотистого цвета зажигалка старика.

— Пусть к твоим ногам падает всё золото мира, — сказал нищий и спрятал озябшего котёнка за пазуху.

— Я сейчас…

— Иди, иди!

Когда Оскар принёс пакет молока, старика нигде не было видно, на земле беспомощно мяукнул котёнок. Оскар взял его на руки, зверёныш, дрожа, попытался залезть за пазуху. Молодой человек извинился за то, что не работает «молния», и предложил ему карман.

Вверху, в горящем окне, стоял женский силуэт и вслушивался в темноту, девушка открыла оконную раму и свесилась вниз — по улице шёл большой кенгуру с выглядывающим из кармана кенгурёнком, а за ними следовала мелодия.

Всё неожиданно стихло, Наташа вернулась в свет и оперлась руками на стол. На клочке бумаги была набросана модель юбки, всего несколько штрихов, а какая слаженность и ловкость линий! Наташа оторвала ладони от блестящей поверхности стола, ей стало неприятно от того, что там остались влажные следы. Она посмотрела на свои работы — бумага та же, фломастеры те же, одна кровь в жилах, а всё не то. Девушка рванулась к телефону.

В трубке послышалось учащённое дыхание и сдавленный голос Марины. Наташа зажмурилась, сделалось стыдно и больно одновременно, она никак не могла представить, что Марина может заниматься любовью, что она извивается в постели, раздираемая стонами, с раскинутыми ногами, загнанная под мужчину, который вторгается в её мокрое, склизкое лоно. Наташе было противно, невыносимо думать об этом, хотя она столько раз видела тёткиных любовников. Она бросила трубку и поднесла к самым глазам Маринин набросок, он вонял похотью. Наташе захотелось Вадика, она опустила рисунок вниз, так низко, что из губ вырвался сдавленный звук, она упала на стол, с силой стукнувшись об угол.

В открывшейся без стука двери появилась Зина, как Наташе показалось, мать смотрела на неё с презрением. Зинино лицо было словно разобрано на сотни картонных кусочков таинственного паззла, который кто-то когда-то бросил в саду, чтобы он мок и кис под дождём, так и не обретя той законченной цельности, к которой стремится всякая женщина. Потерянность, смешанная с недоверием, и тупой весёлостью, проступали в каждой черте её неповоротливого лица.

— Наташка, ты чего?

— Думаю.

— Ты разве умеешь?

— Умею! — Наташа вскочила и с яростью навалилась на дверь, выпихнула мать из комнаты.

— Да что с тобой?!

— Надоела. Иди спать!

— Ты как с матерью разговариваешь, дрянь такая? Ещё раз такое услышу, так по морде надаю, что мало не покажется!

От злости Наташу начало трясти, она порывисто открыла дверь, занесла руку, Зина съёжилась и побледнела.

— Совсем взбесилась! — шёпотом сказала она.

В это же время Иван стряхнул с себя женские руки и решительно отправился в лабораторию, а Марина, тщательно заперев за ним дверь, побрела чистить зубы. Обессиленная, с зудящими сосками, она бормотала себе под нос, что воистину слова созданы для того, чтобы врать! И что же ей делать — эдак она навсегда останется бедной! Марина рассматривала своё сонное отражение и не без гордости думала, что торговать собственными чувствами она никогда себе не позволяла, в каком бы бедственном положении ни находилась. Нёбо немного разъела паста, свет невыгодно падал на лицо, пальцами Марина раздвинула складки вокруг губ. Когда она была ребёнком, она любила точно так же растягивать кожу, только тогда не было морщин. Лицо менялось, а человеком она оставалась одним и тем же — наивным, легкомысленным, полным разнообразнейших предчувствий. Ей всегда казалось, что она может всё, абсолютно всё, и в то же время это бережно хранимое чувство странным образом переплеталось с постоянным волнением о человеческой беспомощности и убогости…

Оборвав свою мысль, она вышла из ванной комнаты — завтра хоть и воскресенье, но надо рано проснуться, пойти в ателье, отсчитать необходимое количество денег и поехать далеко-далеко выбирать оборудование.

Глава 20

В смутном полуподвальном помещении Марину встретила женщина сильно выраженного монголоидного типа. Она была рыжая, то ли крашеная, то ли полукровка. Марину поразила невероятная яркость веснушек на помятом лице киргизки, или казашки, а может быть, и калмычки — бог их разберёт! Кто-то словно высыпал несметное число весенних точек на косое лицо азиатки, предлагая каждому расставить их по собственному усмотрению, поэтому они метались в хаосе по широкому лицу продавщицы, узкие глаза которой смотрели настороженно, а плоский нос всё время держался по ветру.

Азиатка кланялась и гортанным голосом коверкала русские слова, но продавать оборудование наотрез отказалась:

— Токо се купили.

— Что?

— Токо се купили. — И она сложила руки крестом.

— А заказать со склада нельзя?

— Никак незя. Последнее подали, — и она засмеялась рассыпчатым смехом.

— А когда будет новая поставка?

— Неско-о-о.

— Что?

— Неско-о-о. — Продавщица опять засмеялась, прикрывая ладонью свой рот.

— Не скоро…

Продавщица закивала часто-часто — Марина испугалась, что шея азиатки не выдержит, и голова, оторвавшись, покатится по линолеумному полу, и ей придётся поднять её и стоять, как Юдифи. Женщина сделала в сторону Марины нетерпеливый шаг. Покупательница несколько удивилась, что восточный человек проявляет такое нетерпение.

— Выпить хочется? — буркнула Марина. Лицо азиатки, помимо веснушчатости, имело явные следы алкоголической привязанности.

Вдруг из задней комнаты выбежал мужчина и пронзительно запищал на непонятном языке. Высоко подпрыгнув и покраснев так, что даже жёлтый цвет кожи не смог скрыть его ярости, убежал обратно.

— А вы откуда?

— Ись Китая. — Продавщица рассыпалась смехом.

Опять появился щуплый человек, совершил всё тот же прыжок, поджав под себя короткие ноги, и прокричал что-то явно агрессивное, обращаясь к женщинам. У Марины засосало под ложечкой. Китаец вздёрнул плечами и скрылся в дверях. «И где же дзенское спокойствие?» — спросила себя Марина, поправила на шее красный шарф и двинулась к выходу. За её спиной раздался хлёсткий звук и вопль. Она обернулась, китаянка побледнела и как-то обмякла, устремив на Марину замерший взгляд, затем поклонилась и решительно взяла её под локоть.

Оказавшись на свежем воздухе, Марина попыталась объяснить себе столь странное поведение китайцев и, не найдя ответа, решила поехать обратно в ателье.