Нищие

Но, заметив, что угрозы никак не действуют на здоровенных парней, цыганка вновь зашлась в надрывном плаче и причитаниях. Она лежала на животе, юбка её задралась, и трусищи красного цвета и невероятных размеров больше походили на переходящее красное знамя, которое в период построения развитого социалистического общества выдавалось на хранение передовым коллективам трудящихся.

Яхтсмен, увидев такую нестандартную картину у себя в офисе, сам чуть было не расхохотался. Но вовремя сдержал порыв смеха и грозно с лестницы спросил: * Ну, что ещё здесь происходит? Что за цирк устроили?

Цыганка в ту же секунду подняла голову, увидела его и, определив в нем главного, лихо, словно мяч, подпрыгнула и со слезами обратилась к нему: * Ай, дарагой. Зачем меня, старую, сюда привезли. Атпусти, дарагой, меня. Дома детки малые без мамки плачут...

Но Яхтсмен, оглядев своих подопечных, заулыбался, с сердца словно камень тяжелый слетел - у кого-то хватило смекалки притащить этот пузырь сюда. * Кто её приволок? - спросил он, оглядывая быков. * Суп, - сразу несколько человек показали пальцами на парнягу, сидящего в кресле в темном углу и не принимающего никакого участия в общем веселье около перекатывающейся цыганки. * Молодец, Суп, - похвалил своего братка Яхтсмен. - Как же ты её сюда доволок? * На такси, - скромно ответил Суп. * На такси? - изумился Яхтсмен. - Какой же дурак тебя с ней в такси посадил? Она же орала, небось, как резаная? * Не-а, - устало ответил Суп. - Я приметил, как она у всех монахинь из ящиков деньги собрала и пошла к Савеловскому вокзалу. Тут я дурачком прикинулся, вытащил пачку десяток и стал у неё на глазах пересчитывать. Она ко мне и подвалила, давай, говорит, погадаю. А я ей - все отдам, если поглядишь на мою жену и скажешь, блядует она или нет. Взяли такси и приехали сюда. Вот и вся история. * Ну, коли ты, Суп, сюда эту барышню привез, тащи теперь её ко мне в кабинет.

Цыганка, кое-как успевшая подняться, вновь плюхнулась на палас и забилась в истерике: * Отпустите, суки, порежут вас всех. Вы ещё не знаете, на кого нарвались.

Огромных размеров Суп поднялся с кресла, подошел к цыганке, сгреб её в охапку, забросил, словно огромный мешок с пшеном на плечо и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Он так сдавил обширное тело тетки, что та уже и не думала голосить, а лишь хрипела, чтобы он ослабил захват.

Так он занес её в кабинет Яхтсмена, свалил на диван и выпрямился, ожидая дальнейших приказаний. * Вытряси у неё все из карманов, - попросил Яхтсмен. * Я сама, - сказала цыганка и стала вытаскивать разную дребедень вперемешку со смятыми купюрами.

"Если у цыганки окажется больше пяти-шести миллионов, - подумал Яхтсмен, - значит, она могла быть той самой сборщицей пожертвований, которой сдавали деньги старшие групп. А значит, эта птичка прямиком выходила на главу табора и разработчика монашеского спектакля". * Это все? - удивленно спросил Яхтсмен, разглядывая кучу банкнот. На его взгляд, сумма, выложенная на стол цыганкой, была не больше трехсот тысяч. * Все отдала, дарагой! - сказала цыганка и, заметив, что ей не верят, добавила: Все до копеечки. * Суп, - обратился к своему братку Яхтсмен, - сделай из тети неваляшку.

Цыганка не успела сказать и слова, как Суп взял её за то место, что у женщин называется талией, легко перевернул вниз головой и, прижав цепкими руками хрипящую тетку к груди, начал вместе с нею подпрыгивать.

Из многочисленных потайных карманов на паркет вылетели перевязанные резиночками пачки денег, какие-то коробочки с парфюмерией, предметы дешевой бижутерии.

Яхтсмен, глядя на этот клоунский номер, расхохотался, вышел из-за стола и поднял четыре пачки с купюрами. Теперь он понял, что цыганка была из аппарата управления операцией "Монахиня". И, видимо, Савеловский вокзал был её последней точкой во время обхода и сбора пожертвований. Суп её взял в тот момент, когда она ещё не успела поменять мелкие купюры, сданные савеловскими монахинями, на крупные, как это она успела сделать с деньгами, собранными в других местах. Жадность и подвела цыганку, клюнувшую на то, чтобы обобрать и лоха, которым, по её мнению, мог оказаться Суп.

Яхтсмен опытным глазом определил, что в перевязанных пачках - не меньше восьми миллионов рублей. * Оставь её в покое, Суп, - приказал Яхтсмен, - и этого добра хватит, чтобы догадаться, какого пингвина ты сюда приволок.

Суп тут же разжал руки, и цыганка, упираясь ладонями в пол, чтобы не грохнуться всей свой массой, как мешок с опилками, сползла с быка.

Пока она сидела на полу, растрепанная, размазанная, поправляя свои юбки и кофточки, Яхтсмен, словно заправский кассир пересчитал деньги. Было восемь миллионов пятьсот тысяч. Если учесть, что дневной сбор с одной группы монашенок, равнялся, как правило, полутора миллионам, то значит, цыганка успела оприходовать выручку у шести групп монахинь. Или же с двух автомобильных пробок. Яхтсмен знал, что одна автопробка постоянно образовывалась на Нижней Масловке. А где же на Савеловском могла быть ещё одна ? "Стоп! - догадался Яхтсмен, - так они трясли автомобилистов, паркующихся около самого вокзала!"

Смех и веселое настроение покидали Яхтсмена и ярость все больше заполняла клетки головного мозга - полторы тысячи баксов с двух точек! Очень неплохо. С его точек! С его территории! * Так, - сказал он, глядя на неё с ненавистью, - если будешь крутить - ни табора, ни своих детей больше не увидишь.

Цыганка всем телом повалилась на пол, обхватила голову руками и надрывно завыла. Она догадалась, что из-за своей жадности попала в лапы организованной преступной группировки. Она, сама занимающаяся криминальным мошенническим бизнесом, понимала, что просто так ей теперь отсюда не вырваться. Здешние ребятки заставят её сказать все о "сборе денег в пользу храмов", о своем таборе, о тех, кому она сдавала выручку. Но она также понимала, что за передачу всей этой информации в таборе её по головке не погладят. Самое малое наказание, что ей грозит, так это дикие побои. Но и здесь её тоже не пожалеют. Мало того, избиение может закончиться зверским убийством. Да и знала она, пожилая женщина, что не выдержит всех пыток и побоев, которым она подвергнется за молчание. Говорить все равно придется... * Кому отдавала деньги? * В общую кассу табора. * Сколько цыган в вашей группе работали монахинями? * Все женщины. Человек тридцать. Они были старшими групп. Монахинь же вербовали на вокзалах. * С вашими мужиками кто-нибудь из московских общался? * Не знаю, - пожала она плечами. - К нам много разных русских приходит. С ними мужчины разговоры разговаривают. * А где сейчас разместился ваш табор?