Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва

Медленно ступая по хрусткому валежнику, Катя двигалась в глубь тайги. Двигалась, не разбирая дороги, искала случая надломить каблуком валежину, чтобы делать больше треска, оставлять следы. Вела преследователей буреломом, сухим кустарником, перепрыгивала через еловые лапы, по одной ей понятным ориентирам. И вряд ли она когда-нибудь вышла бы по этому пути к железной дороге…

Через час она уже сильно устала. Устала от бесцельного блуждания по бурелому, от наведенного в спину автомата… А идти было нужно! Куда-то дальше, в глушь, в медвежью берлогу, но надо было идти!

Она устала от мыслей, тщетно ищущих выхода.

И вдруг острая догадка заставила ее остановиться. Немец даже ткнул ее автоматом, но она не почувствовала боли.

Дура! Дурочка! Как же она сразу не догадалась? Ведь надо немедля вести на палатку Ильи! Там больше десятка охотников, есть ружья! Полсотни мужчин!

Она резко повернула влево и уже быстрее, увереннее зашагала вперед, стараясь наверстать упущенное время. Волосы ее растрепались, свисали золотыми прядями с плеч, расстегнутые полы куртки болтались, а глаза наполнились сосредоточенной решимостью, — с этой минуты она почувствовала себя хозяйкой даже под прицелом автомата.

Неожиданно впереди послышался гомон, треск сучьев, знакомый запах хвойного дыма ударил в ноздри. Палатка!

Катя испугалась, что преследователи заставят ее молчать раньше, чем она успеет что-то предпринять, закричать. И тогда, обернувшись к немцам, она громко, во весь голос, крикнула:

— Все! Пришли! Ребята, Илья! Сюда!

Немец, идущий последним, резко шагнул в сторону, недоумевая, почему его рослый спутник, щуря глаз, медленно и выразительно поднимает автомат на уровень бровей девушки…

Выстрел, грохочущий, ружейный, ударил сзади, в упор. Великан покачнулся, выронил автомат…

Но в тот же миг второй немец кошкой прыгнул за дерево, присел и, юлой поворачиваясь на полусогнутой ноге, полоснул вокруг себя, поперек Кати, автоматной очередью.

Катя, охнув, присела на мох, обняла жиденький ивовый кустик и сникла. Она не слышала нового ружейного выстрела, не видела, как второй автоматчик ткнулся в корневище сосны.

Неловко подвернув руку, она пыталась встать.

Небо всколыхнулось над нею, стало гаснуть. И сквозь багровую муть совсем близко она вдруг увидела лицо Ильи.

— Катя! Катя-а-а! — издалека, чуть слышно донесся до нее его зовущий крик, страшная боль пронзила ей живот, и все куда-то исчезло.

«Меня нет…» — умиротворенно сказало что-то в самой душе Кати, земля качнулась, как самолет, понесла ее к облакам.

— Катюша… — дрожа всем телом, лихорадочно и неумело рвал Илья рубашку со своих плеч. — Катя, милая, постой! Погоди…

Он кое-как приподнял ее обмякшее тело, начал бинтовать раны. Белое полотно тяжелело, кровянилось, набухало. Он держал ее на коленях, боясь пошевелиться, отупев, смотрел на ее бледное, мученическое лицо.

Потом снова зашумели кусты, Илью окружила толпа дорожников.

Алешка с топором в руке метнулся к Илье, склонился над Катей.

— Неужели совсем, а?

Его испугали поблекшие веки закрытых Катиных глаз. Схватил за руку, припал чуткими пальцами к запястью. Затаил дыхание.

— Т-с-с!.. Братцы! Стучит… Носилки, ж-живо! Стучит, Илья!

Две жерди скрепили ремнями, постелили ватники.

Когда Катю понесли в поселок, Овчаренко осмотрел убитых немцев, взял автоматы, пистолеты и обоймы патронов и, не оглядываясь, пошел над болотом, к поселку.

У самой прорвы, под черемуховым кустом, он нашел Глыбина. Тот замаскировался ветками, сжимая в руках длинную пешню.

— Эй, человек! — окликнул его в спину Овчаренко. — На-ка немецкую бадягу! Это получше твоего дреколья!

Глыбин с готовностью перехватил из его рук автомат.

— А скольки зарядный?

— Гитлера спроси! Можешь и сам глянуть, видать, не меньше сотни. Двух фрицев уложили… Да они-то, гады, Катю Торопову ранили, — трудно выговорил Алешка.

— Да ну?!

— Боюсь, как бы не начисто…

— Горбачеву донес? Нет? — встревожился Глыбин. — Так чего же ты болтаешь тут без толку? Валяй мигом, ну?!

Горбачева удалось отыскать поблизости, в окружении бригадиров стройучастка. Здесь же оказалась и Аня Кравченко. Алешка встревожился, бросился к ней, минуя Горбачева:

— Вам, докторша, в поселок надо скорей! Туда Катю понесли! Тяжело ранена она!

Аня бросилась к дороге, не сказав ни слова.

Уже подходя к поселку, задыхаясь от бега, она услышала далеко справа частые автоматные очереди и шум. Потом у первой буровой грохнули взрывы, поднялся дым.

«Это у Золотова. Там отобьются, — уверенно подумала она. — Там взрывники… Но Катя! Только бы успеть к ней! Только бы успеть!..»

20. Государственный экзамен

На этом тишина кончилась. Не дождавшись своих разведчиков, встревоженные выстрелами, немцы обрушились на левый фланг заслона, шумихинский. Они обстреляли опушки из автоматов и бросились вперед цепью, прочесывая тайгу. Судя по редким ружейным выстрелам, Шумихин стал отходить.

И на этот раз Николай вынужден был оценить почти военную четкость его действий. Невзирая на трудность минуты, Шумихин сообразил послать к Николаю связную.

— Шумихин прислал! — захлебываясь, скороговоркой частила Шура Иванова, подбирая свои растрепанные косы. — Немцы отжали нас от болота. Отходим… Семен Захарыч передал, что часа полтора может продержаться и не допустить немцев к поселку…

— Много их?

— Точно не знаю. Семен Захарович еще передал, что человек пятнадцать ушли в сторону, к буровой.

Николай задумался.

Что делать? Он сознавал, что всю группу десантников, собранную в кулак, задержать не удастся. Можно было бы выловить диверсантов поодиночке, в крайнем случае блокировать в болоте, но вот они уже вырвались на простор.

Начальник участка! Мирно работать, заботиться о производстве и людях, вверенных тебе, воспитывать их — это, оказывается, меньшая половина дела. Пришел час, когда нужно думать и действовать так, чтобы плоды твоего труда, бессонных ночей и настоящего сражения с тайгой не пропали даром, не пришлось начинать все сызнова, с первой землянки!

Как быть?

— Сейчас нужно использовать психологический момент, — раздался незнакомый голос.

Кто это сказал?

Пока Николай размышлял, Смирнов, Глыбин, Серегин и другие бригадиры не сводили с него глаз — они надеялись, ждали от него важного решения. А решения пока не было, и это, по-видимому, почувствовал инженер в огромных роговых очках, с которым Николай не успел еще как следует познакомиться.

— Психологический момент, — повторил инженер Бейлин, подхватив Николая под руку. — Пока немцы преследуют группу Шумихина, нам нужно заходить в тыл… Вы ориентируетесь в местности? Куда проще догонять немца, даже если он с автоматом, чем встречать его лицом к лицу с охотничьими ружьями. Понимаете? Надо не упустить острый момент. Можно сесть диверсантам на плечи, даже вполне вероятно…

Николай резко обернулся. Люди ждали.

— Овчаренко!

Алешка оказался рядом, с автоматом в руке. Непривычно-серьезный, будто повзрослевший на десяток лет.

— Лети с Шурой к Шумихину! Передайте, чтобы отходил быстрее, не терял людей, слышишь? Но и отрываться от фашистов не смел! Все понял?

— Так точно!

— На рожон не лезь! Убьют — все дело провалишь. Шура, смотри за ним!

Алешка кивнул девушке и бросился в кусты. Зеленый подлесок зашуршал и, пропустив связных, сдвинулся плотной стеной.

На всякий случай оставив здесь, у болота, засаду из четырех охотников с ружьями, Николай поднял весь заслон — человек в двести.

Автоматные очереди не прекращались, постепенно откатываясь к поселку. Сейчас весь отряд Горбачева был на левом фланге немцев. Оставалось покрыть два километра вдоль болота, чтобы зайти к ним в тыл. Тогда можно внезапно ударить из леса, биться врукопашную…

Впереди бегом продвигались охотники с ружьями, Николай с пистолетом, Глыбин с автоматом и шофер каротажной машины с малокалиберкой. И те, что, по древнему обычаю, держали в руках колья и рабочий инструмент, шли за ними доверчиво, смело.