Последний барьер. Путешествие Суфия

Я не мог вспомнить, в каком контексте была сказана фраза, возникшая в моем мозгу, но в тот вечер я покинул его дом, гадая, чем была «точка, не имеющая измерения», и кто или что составляло «Работу».

Перед закатом по берегу я дошел до того места, где я должен был встретиться с Хамидом, чтобы посмотреть, как садится солнце. Вокруг не было ни души; не считая трех рыбаков, чинивших свои сети около кафе, я был один. Я не видел Хамида со времени ланча, и из комнаты на первом этаже не доносилось ни звука. Должно быть, девушка до сих пор была с Хамидом.

Я прождал на скалах долгое время, но никто не пришел. Было уже совсем темно, когда я решил вернуться домой, чтобы посмотреть, что случилось. В окнах горел свет, и я слышал грохот посуды на кухне. Я постучался и вошел. Хамид никак не объяснил, почему не пришел, а я не спросил. Он знаком пригласил меня сесть, и поставил передо мной блюдо с черными оливками, немного белого сыра и стакан вина.

— Ешь, — сказал он, — ужин будет немного позже.

Я наблюдал, как он режет овощи около плиты, поражаясь, сколько силы было в каждом его движении. В Лондоне я видел то же самое. Он никогда не разговаривал, готовя еду, потому что, как он говорил, это священное действие, и оно требует делать все осознанно и с уважением: «Будь благодарен за все, что дает тебе жизнь, — говорил он, — и делай себе хорошую пищу для Господа».

Я съел несколько оливок. Они были совершенно необыкновенные, не похожие на все те оливки, которые я ел до этого, и я задавался вопросом, где он их раздобыл. Когда он закончил готовить, я спросил его об оливках.

— А-а, — сказал он, — чтобы получить такие оливки, как эти, требуется очень специфический процесс. — Он сел ко мне, и я налил ему немного вина. — Давай попробуем оливки, поскольку они прошли через многое, чтобы стать такими вкусными, какие они есть. — Потом он начал смеяться, и его живот трясся, раскачивая стол: — Эти же оливки ты ел в Лондоне много раз, — сказал

он, — почему ты не заметил их тогда? Но если бы ты заметил, тогда, возможно, ты не проделал бы весь этот путь до Анталии, чтобы узнать о них.

Чтобы приготовить оливки, такие же как эти, первое, что ты должен сделать — это купить оливки самого лучшего качества, какие сможешь найти. Затем их надо тщательно промыть несколько раз, чтобы из них вышла вся соль. Ты понимаешь? — Я кивнул, стараясь запомнить, чтобы иметь возможность приготовить нечто подобное. — Затем берешь чисто вымытую банку, она должна быть совершенно чистой. Кладешь в нее вымытые оливки и заливаешь кипящей водой. Оливки должны набухнуть. Оставь их в воде достаточно для того, чтобы они увеличились, но не слишком долго, иначе у них лопнет кожица. Затем вылей воду, добавь несколько долек лимона и свежую мяту. И, наконец, наполни банку оливковым маслом, самым лучшим, какое сможешь найти, оно несет в себе аромат оливок. Плотно закрой банку крышкой и оставь ее на сорок дней и ночей. Вот тогда они будут прекрасными. Хотя, они достаточно хороши уже через неделю.

Он опять засмеялся, видя, как я стараюсь запомнить процесс приготовления.

— Давай, — сказал он, — сядем за стол и поужинаем. Оливки могут подождать до завтра.

Мы говорили до глубокой ночи. Он не стал обсуждать события прошедшего дня и на все мои вопросы только отвечал: «Это другая проблема» или: «Еще не пришло время обсуждать эти вещи». Он рассказывал мне удивительные истории о Дервишах Турции и Персии.

— Ты можешь познакомиться с некоторыми из них, — сказал он, — но тебе не нужно идти и искать их. Если твое намерение непреклонно, то кто-нибудь сам придет к тебе. Будь начеку — или пропустишь нужный момент.

Перед тем как я отправился спать, он сказал мне, что надо помолиться. Я пытался объяснить ему, что я не понимаю молитвы и не вижу ни значения, ни цели этого.

— Тогда молись, чтобы понять, — сказал он нетерпеливо. — Посвящение себя Господу необходимо на нашем пути. Вся беда в том, что ты не веришь в Бога. Ты только думаешь, что веришь. Если бы ты знал то, что знаю я, то ты бы молился, но моя молитва не имеет формы. И где твоя любовь и благодарность? Как много раз за день ты не забываешь сказать «спасибо тебе»? Ты полностью зависишь от Бога, и это ему должна быть направлена вся твоя благодарность. До тех пор, пока ты действительно не станешь благодарным, ты всегда будешь отделен от Бога. Ты забыл о молитве, потому что ты забыл о своей зависимости от Него, — и молитва стала просто напрасным повторением слов. Это не молитва. Молитва, о которой я говорю, это молитва из сердца, состояние, когда вся жизнь становится молитвой. Ты должен просыпаться по утрам, восхваляя Его, и ложиться спать с благодарностью за то, что было дано тебе. Он может явиться колючкой, на которую ты наступишь, чтобы пробудиться. Он может явиться ласковым ветром или дождем. Неважно, как Он явится и что принесет с собой, необходимо, чтобы ты был благодарен и признателен Ему, поскольку хвала и благодарность подобны двум поднятым рукам в молитве.

Он долго молчал.

— Один великий Суфий однажды сказал: «Сделайте Господа реальностью, и Он сделает вас правдой». Начинай сейчас, этим вечером понимать значение этого. Ты же хочешь встретиться с Богом лицом к лицу?

Получив резкую отповедь и чувствуя себя пристыженным, я начал, сначала очень тихо, посылать свою благодарность. Казалось, что слова ждали, пока их произнесут. Они потекли в своем порядке.

Был и ответ. Из благодарности выросла радость, которая убрала напряженность и сомнения. Ответ был настолько незамедлителен, что я моментально усомнился и открыл глаза. Хамид все еще был здесь, сидя напротив меня. Когда я закрыл глаза, то вновь почувствовал, как облегчение заполняет мое сердце.

Некоторое время мы сидели молча. Когда, наконец, я поднялся, чтобы пойти к себе в комнату, Хамид улыбнулся мне как бы издалека. В этот вечер мы больше не говорили.

ПЯТАЯ ГЛАВА

За каждым твоим «О, Господи» скрывается тысяча «Вот он я».

Мевлана Джелаледдин Руми

Это знание душа получает от души, — значит не из книги, не словами.

Если знание тайн приходит после опустошения ума, оно становится озарением сердца.

Мевлана Джелалэддин Руми

На следующее утро, как обычно, я пришел в комнату Хамида в 7 утра, но он еще крепко спал. На самом деле он храпел, глухие раскаты доносились из-под одеяла. Комната была завалена книгами и бумагами, и я догадался, что он бодрствовал почти всю ночь. Мое внимание привлекла кипа бумаг рядом с его кроватью, сложенная более аккуратно, чем остальное. Заголовок на первой странице гласил: «Путь служения и отказа — трактат о Суфийских мистиках XIII столетия». Под заглавием была цитата:

Земля и песок горят. Приложи свое лицо к горящему песку и к земле на дороге, поскольку все, кто ранены любовью, должны нести отпечаток на своем лице, шрам должен быть виден. Пусть будет виден шрам сердца, ведь по шрамам узнают людей, идущих путем любви.

Пророк Мухаммад (Мир и благословение ему)

Не в первый раз я поражался Хамиду. Кроме тех вечеров, что я провел с ним в его лондонской квартире, его жизнь была для меня тайной. Иногда я пытался разузнать что-нибудь, но он всегда уводил разговор в сторону, говоря, что его жизнь — это его жизнь, и мне нечего задавать вопросы. Его стремление сохранить тайну было столь велико, что я действительно не имел ни малейшего представления, кем он был.

Я гадал, был ли Хамид дервишем. Бумаги около его кровати заинтриговали меня, и я наклонился, чтобы взглянуть на них. Раскатистый храп все еще раздавался из-под одеяла, и хотя я знал, что вторгаюсь в его личную жизнь, соблазн был слишком велик, чтобы отказаться.

Я чуть было не взял верхний лист бумаги, когда Хамид проснулся. В первое мгновение он не заметил, что я был в комнате. Затем, когда он увидел меня, склоненного над бумагами, он сел в кровати, его лицо было искажено гневом: — Что ты здесь делаешь? Ты так ничему и не научился? Ты вошел в мою комнату без разрешения и имеешь наглость рыться в моих вещах! Что еще ты сделал? Куда еще ты заглядывал? Давай, скажи мне.