Ведьмы цвета мака

— Хочешь мои полотна?

— Я не могу претендовать на национальное достояние.

— Ты мне очень нравишься, очень. Ты необыкновенная! Твои нежненькие волосики, твой аленький ротик, твой голубенький глазок, я не могу жить без тебя!

До этого они не виделись два с лишним месяца, и Марат Георгиевич только прибавил в весе.

— Помогите мне!

— О да! — сказал он и укрылся за хрустальным столом, уселся в хрустальное кресло и сам стал хрустальным и звенящим на сквозняке.

— Мне нужно сто тысяч долларов на расширение производства.

Художник звякнул глубоким вздохом, застыл, а потом начал быстро перебирать бумаги, словно зарываясь в них с головой.

Марина стояла и не знала, что делать, но вдруг её колени задрожали и пошли камнем вниз, коснулись пола, женщина протянула вперёд руки.

Художник не поднимал головы.

Марина продолжала стоять на коленях, напоминая себе блудного сына, он продолжал смотреть в бумаги и звенеть. Постучали, Марат Георгиевич, вернувшись в плоть и кровь, ринулся к женщине, подняв её на ноги, нарушил всё живописное очарование этой сцены, вторгшись в неё поцелуем, который прилип старческим запахом к Марининой шее.

Секретарь осведомилась, приносить ли шампанское сейчас или чуть позже.

— Дура! Дура! — рассердился Марат Георгиевич и затопал ногами, замахал руками, а потом, откинувшись назад всем своим куцым корпусом, обернулся к Марине: — Я дам тебе деньги, но ты будешь моей!

Марина попыталась раскроить своё лицо в благодарную мину, но в эту минуту подали шампанское и фрукты, и Марат Георгиевич решительно обнял её за талию. Его бледные, слегка смазанные гигиенической помадой губы попытались опять повиснуть на ней. А ещё через десять минут Марина сидела в дежурной машине Марат Георгиевича, к которому приехала зарубежная делегация, и он должен был везти её на Поклонную гору.

Марина доехала до пиццерии, неподалёку от которой находился магазин «Интим». Ей давно хотелось зайти в него, но всё как-то не решалась. Переступив порог узкого, как гроб, помещения, она поразилась необыкновенному разнообразию резиновых гениталий обоих полов — всех цветов, конфигураций и размеров. Полная женщина пятидесяти лет с румяным лицом пристраивала на полку разверзшуюся пластмассовую вагину, а члены, казалось, как сталактиты, свисают с потолка.

— Вам чего? — деликатно осведомилась она.

— Я только посмотреть.

— Смотрите, от нас не убудет, — сказала кустодиевская девушка и подмигнула Марине круглым, как отражение самовара, глазом.

Марина растерянно уставилась на прилавок, потом опустила голову и стала изучать название кассет: «Хот энимал».

— Это в мире животных, — пояснила продавщица.

«Однополая любовь», «Порно из Гамбурга». «Страсть по-русски 2», — прочитала Марина, и вдруг перед её лицом вырос огромный чёрный член. От неожиданности она отпрянула и больно врезалась в косяк двери.

— Вы не пугайтесь! И не стесняйтесь меня. Я тут для того, чтобы помогать людям! — сказала продавщица, и Марина, как загипнотизированная, потянулась к половому органу, взяла его в руку. Продавщица повернула красную кнопку у его основания, и он начал вибрировать. Марина улыбнулась:

— Ах, вот почему вибратор, а я никогда не могла понять! Славная вещь!

Продавщица, обрадованная потеплением в их отношениях, добавила:

— Надо ещё и смазочку взять, а то сухонько будет.

— Спасибо, я в подарок. У вас есть порнография со стариками?

— Надо подумать. — Продавщица заглянула куда-то в тетрадь, полистала её, потом забралась на стул. Из-под плиссированной чёрной юбки показались две толстых ноги, перетянутые резинкой полосатых гольфов. Продавщица грузно спустилась, поправила кружевной воротник и протянула кассету. — После еды не рекомендуется.

Марина дошла до перекрёстка двух дорог и стала ждать Ирму — свою подругу-журналистку, известную в Москве модницу. Она была редактором на «Молодом TV» в программе «Стиль» и женщиной самой замечательной во всех отношениях, начиная от причёски, похожей на стружку для упаковки бьющейся тары, и кончая улыбкой, напоминающей оскал шоколадного зайца из советского детства.

Через двадцать минут от назначенного времени из такси вылезла женщина, одетая в кожаные, песочного цвета штаны и замшевую куртку. Её походка, немного взвинченная и истеричная, в то же время была полна уважения к себе и являлась неким рупором, через который Ирма сообщала миру, что идёт очень важная персона, наверное, так ходили управляющие в русских крепостных хозяйствах, каждый шаг которых грозил обрушиться ударом плети на спины крестьян.

— Опять опоздала! — сказала Марина.

— Извини! Брала интервью у Олёшина.

— Это ещё кто?

— Ты что! Тоже мне швея! Он сейчас в Париже работает. У него свой бутик на rue de Midi или Minuit, не помню, в общем, фешенебельно, там же бутики Gucci, Armani и прочей шелудени.

— Когда же у меня будет свой бутик?

— Никогда! У тебя модели немодные.

— Сама ты немодная! А мои модели красивые. Женщина должна носить то, что ей идёт, а не то, что модно.

— Ну, ты у нас не Коко Шанель!

— Это почему же? Это твоя американская безапелляционность.

Ирма рассыпалась в смехе и вошла в кафе.

— Мир надо спасать красотой. Хочешь, я тебе новые эскизы покажу? — Марина подняла кусок бахромы, слетевший с Ирмы.

Марина с поспешностью достала рисунки, разложила перед Ирмой.

Редактор пробежала их и остановила глаза на приборе с солью и перцем, углубилась в него, казалось, в его блестящей поверхности она видит, как проплывают незнакомые галактики рушатся целые цивилизации. За Марининой спиной раздалось урчащее посапывание, она раздражённо обернулась.

— Красивые! — с замиранием сказал Оскар.

— У вас что, насморк? — спросила Марина.

— Почему?

— Сопите.

— Марина, ну что ты! Видишь, тебя ценят! Ах ты, неблагодарная дива! Одной моей знакомой посчастливилось взять автограф у Мадонны, и знаешь, что та ей написала? «Fuck off». — Ирма осклабилась бесстыжей улыбкой и подмигнула официанту: — Вам, молодой человек, надо изменить причёску! Волосы у вас тусклые и невыразительные. Сделайте что-нибудь модное и в меру вызывающее, и на вас сразу же обратят внимание! Лишь бы был информационный повод! — И Ирма, стукнув по плечу растерявшегося официанта, захохотала. Опять на пол упал кусок бахромы.

— Какая же ты нетактичная! — прошипела Марина и вгляделась в лицо молодого человека. — В прошлый раз я на вас чай опрокинула?

— Ничего страшного…

— Что у вас есть хорошего? — перебила его Ирма.

— Пан-пицца, — ответил официант, продолжая рассматривать рисунки. Он даже отодвинул один из них, чтобы лучше видеть нижний.

— Отлично, мне пиццу и свежевыжатый апельсиновый сок. И сделай милость — не плюй мне в еду и пошевеливайся, дорогуша, а то у меня в животе начались от голода спазмы! А когда я голодная, я, право же, невыносимая!

Оскар ушёл.

— Педик!

— Голубой?

— Аж фиолетовый!

— Откуда ты знаешь? — удивлённо спросила Марина.

— Пять лет замужем за человеком, который сейчас трахает восемнадцатилетних мальчиков, — не шутка! Я даже слышала, что мой бывший повадился в детский дом.

— Зачем?

— Молодая, дешёвая, безропотная натура! Кстати, у меня недавно был день рождения, а ты меня даже не поздравила!

— А ты меня даже не пригласила!

— Я не справляла.

— Врёшь, я в «Неделе» читала, что у тебя была вечеринка в ресторане «Колумб»!

— Ох, и дорого же вышло!

Марина достала из сумки чёрный член.

— Это тебе мой подарок. От педиков до искусственного члена — один шаг. Я твоя подруга, а ты меня на день рождения не позвала. Я для тебя недостаточно известная?

— Ты вообще неизвестная, а там были сплошь нужные люди и никого для души. Нет у меня денег, нет, — с каким-то непонятным азартом сказала Ирма.

— Сколько раз я тебя просила помочь мне. Ты могла бы про меня снять сюжет. Сука ты неблагодарная! Когда тебе нужна моя помощь, ты у меня месяцами живёшь. — Марина встала.