Судьба офицера. Трилогия

Выйдя из ателье, Эдик сразу же подался в ресторан, но есть не стал - его тошнило и качало, а выпил стакан водки. Потом решил проверить: выехал ли отец из Киева сюда или еще сидит и выжидает? По логике, трус должен бы еще сидеть и ждать вестей от сына, и только уверившись, что Эдику все удалось и что нет никакой опасности, он тронется в путь.

Заказав на почте срочный разговор, Эдик уселся в углу, подальше от людей, чтобы продумать предстоящий разговор, но телефонистка уже звала его к телефону.

- У меня все в порядке, - сказал он, не поздоровавшись и не назвав отца. - Ты приедешь?

- У тебя все в порядке? А у меня? Я могу быть спокойным?

- Материалы дома, могу подождать тебя.

- Подожди. Как мне ехать?

- Как обычно. Все очень просто: твой приятель ничего не помнит. Никого не узнает. Когда ожидать?

- Жди и все!

- Но мне и на работу надо.

- Отпросись за свой счет еще на несколько дней.

- Ладно.

Домой Эдик приехал вечером. Мать уже пришла с работы - в колхозе она не работает давно, но ее привлекает сельсовет к работе, правда, за деньги.

- Набегался? - недовольно бормотала она, ставя на стол ужин. - Как отец, вечно в бегах.

- Какой отец? Вы и сами его не помните, и днем бы не узнали.

Мать засмеялась - тихонько, хитро и бессовестно:

- Если ночью узнавала, то днем - подавно.

Много дум передумал Эдик за эту ночь, он снова почти не спал. И уже для себя решил: как только появится старик и он передаст ему фотоматериалы, так сразу же, не задерживаясь ни на минуту, поедет в Булатовку к Оленичу.

На рассвете послышался легкий стук в окно. Эдик слышал, как мать кинулась к двери, тихонько охая, но радостно и облегченно. Потом зажгла свет, задернула занавесочки. Крыж вошел в комнату - громоздкий, усталый и злой. Без всяких предисловий крикнул хозяйке:

- Ставь чего покрепче на стол! Да огурцов неси, помидоров…

Когда мать вышла из комнаты, потребовал:

- Ну, сынок, вставай! Хочу посмотреть на тебя.

Эдик вошел в кухню - он спал в горнице.

- А чего на меня смотреть?

- А какие изменения в тебе произошли?

- Смотри, если можешь что-нибудь понять.

- Думаешь, я ничего не понимаю в человеках?

- По тем карточкам, думаю, что тебе безразлично, какие люди. Ты только мог отличить живых от мертвых. Причем последние тебе были понятней.

- Ну, что же, правильно ты понимаешь. Хотя и обидно для меня. И жестоко. Но это лучше, чем если бы ты стал как-то юлить, чтобы и меня не обидеть, и себя не замарать… Садись, выпьем.

- Не хочу.

- Что так?

- Я пил. Предостаточно. Меня тошнило от всего этого дерьма. И я прополаскивал свой кишечник.

- Чем завтра думаешь заниматься?

- Поеду в областной центр, передам самолетом снимки для журнала. Не бойся, не это старье. Свои. В субботу и воскресенье я буду свободен. А что? Надеюсь, ты меня не потащишь с собой?

- Именно это я и хотел тебе сказать: поедешь со мной.

- Не могу. Я пообещал девушке… Нет, ты не думай ничего такого - это не пошлость, не баловство. Девочка еще юная, десятиклассница. Дочка председателя колхоза Магарова. Это в Булатовке. Я должен обязательно с нею повидаться.

Эдик заметил, как хмурое и даже мрачное лицо Крыжа разглаживалось и светлело, потом даже улыбка появилась на его губах:

- Отлично! Вот там мы и увидимся. Значит, так, поедешь завтра прямо из областного центра в Булатовку. В воскресенье, где-то после обеда, часа в три-четыре выйдешь к Лихим островам… Я увижу тебя. Хочу покупаться в последний раз в море, посидеть там, отдохнуть, ну и отыскать место клада. А вечером мы с тобой двинемся в обратный путь - прямо в столицу.

Эдик пожал плечами:

- Пусть будет так… Хотя мне и жаль воскресного вечера.

22

Через несколько дней Оленич договорился с председателем сельсовета, что необходимо срезать с обелиска фамилию Крыж и занести имя Ивана Пронова. Пастушенко поставил условие, что для решения исполкома нужны доказательства. И Андрей пообещал, что доказательства будут.

И в тот же день на очередной встрече с ребятами Андрей рассказал о своих поисках и находках. Но неожиданно в кабинет вошел начальник погранзаставы майор Отаров. Оленич скомандовал:

- Встать!

Спасибо майору, нашелся:

- Здравствуйте, товарищи допризывники!

Ответили не дружно, невпопад, но все-таки стоя.

- Вольно! Садитесь, - сказал капитан и улыбнулся.

Майор обратился к Оленичу:

- Позвольте мне сказать несколько слов? Очень тороплюсь. Ребята, вот капитан интересовался историей вашего земляка старшего лейтенанта Пронова. И даже занимался поисками. Хочу помочь ему в этом. Я связался с генералом Стожаром, который во время войны организовывал засылку наших разведчиков во вражеские тылы, поддерживал связь с партизанскими отрядами на юге Украины. Да, он помнит, как отправлял группу старшего лейтенанта Пронова. Пообещал посмотреть в архивах, и если что найдет, то расскажет вам… Он пообещал приехать специально, чтобы встретиться с капитаном и женой Пронова.

- Спасибо, товарищ майор, - взволнованно сказал Оленич.

- Капитан, может, к тебе приставить бойца на помощь?

- Зачем? Я же не лежачий инвалид. Да и помощников у меня хватает. А мой секретарь отлично справляется со всеми делами. Но за поддержку благодарю тебя, майор!

- Не благодари. Это не услуга, а долг. - Отаров козырнул и вышел из кабинета.

Но Оленич был благодарен искренне: это была первая поддержка. Он почувствовал прилив энергии.

- А почему нашего секретаря нет? - спросил он у ребят.

- Тоня поехала в область. Сказала, что решается ее судьба. Но, думаю, как всегда - пошутила, чтобы разыграть нас.

- Да нет, разыгрывать в таком деле, как судьба, она не будет, - задумчиво заметил Оленич. - Ну да ладно, узнаем. Не насовсем же она уехала…

Роман обратился к Оленичу с просьбой рассказать еще что-нибудь о войне. Андрей понимал, что их интересует не вообще война, а его личное участие, особенно жадно они слушают рассказы о трудных, жестоких и трагических эпизодах, когда из безвыходных ситуаций наши бойцы и офицеры находили правильное решение и побеждали противника.

- Хорошо, ребята, я расскажу вам одну историю. Мой рассказ будет состоять из задач с несколькими неизвестными, и вам предстоит понять суть и дать правильные ответы. Так вот, в один из самых трудных боев в наших рядах объявился трус. Когда на стрелковые окопы ползли фашистские танки, он, наводчик противотанкового ружья, спрятался на дно окопа, в надежде, что нас всех побьют, а он, целый и невредимый, очутится в тылу у немцев, а проще говоря, сдастся врагу и спасет свою шкуру. Но в это время передовую проверял командир. Он всегда шел туда, где было труднее бойцам. Он знал каждую огневую точку и заметил, что одно противотанковое ружье не действует. Проверил. Оказалось, наводчик, скрючившись, сидит в окопе и бормочет молитву. Командир заставил бойца выйти из окопа, установить ружье и вести огонь по машинам противника. Но только командир отошел от него на несколько шагов, этот трус схватил карабин и убил командира.

В это же самое время я спешил на тот же фланг: там шел яростный бой. Между первой и второй линией окопов я наткнулся на умирающего комбата. Перед смертью командир сказал, что стрелял в него изменник. Я вышел на передовую, и бойцы мне сказали, что пэтээровец прыгнул с обрыва в реку и, наверное, погиб от огня фашистов. Решив проверить, я нашел узкую расщелину, по ней подполз к самому обрыву и в нескольких шагах от себя заметил притаившегося в кустах изменника. Камешек сорвался с обрыва и покатился вниз. Он насторожился и повернулся ко мне лицом. Я нажал на спусковой крючок пистолета. Выстрел прозвучал почти неслышно, в одно мгновение лицо предателя залила кровь, и он свалился в бурьян. Я посчитал, что убил его, но ошибся: пуля прошла, видимо, через бровь и щеку. Но об этом стало известно через много лет.