Мир, каков он есть, видение Бабука, записанное им самим

духовник, мужчина красноречивый, побеседовал с нею в этой гостиной столь пылко и столь умилительно, что у дамы, когда она вернулась, глаза были влажные, щеки пылали, походка стала шаткой и голос дрожал.

Тут у Бабука возникло сомнениене прав ли дух Итуриэль. Обладая даром внушать окружающим доверие к себе, он в тот же день узнал все секреты этой дамы:

она ему призналась в слабости к молодому магу и заверила, что во всех персепольских домах он встретит то же, что видит в ее доме. Бабук пришел к убеждению, что такое общество существовать не может; что ревность, раздоры, жажда мести должны подрывать тут все семьи; что слезы и кровь должны литься непрерывно; что мужья, разумеется, перебьют возлюбленных своих жен или сами будут ими перебиты и, наконец, что Итуриэль поступит прекрасно, если одним взмахом уничтожит город, погрязший в нескончаемых бесчинствах.

Он был погружен в эти мрачные мысли, когда в дверях показался степенный человек в черном одеянии и смиренно попросил позволения переговорить с молодым чиновником. Тот, не вставая с места, не удостаивая вошедшего взглядом, надменно, с рассеянным видом протянул ему несколько бумаг и отпустил его. Бабук спросил, что это за человек. Хозяйка дома шепотом ответила:

- Это один из лучших адвокатов в городе; уже пятьдесят лет он изучает законы. А этому господину только двадцать пять лет, два дня как он сатрап законов, и вот он поручил адвокату составить конспект тяжбы, кото-рую ему предстоит судить и с которой он еще не успел ознакомиться.

- Молодой повеса правильно поступает, прося совета у старика,-заметил Бабук,-но почему судьей будет не сам старик?

- Шутите,-ответили ему,-никогда чиновники, состарившиеся на низших трудных должностях, не достигают высокого положения. Этот молодой человек занимает ответственный пост потому, что его отец-богач, а у нас право отправлять правосудие покупается точно так же, как участок земли.

- О нравы! О злосчастный город!-воскликнул Бабук.-Дальше идти некуда.

Купившие право судить, несомненно, торгуют своими приговорами. Я вижу здесь только бездны несправедливостей.

В то время как Бабук изливался так в своем изумлении и скорби, юный воин, в тот самый день возвратившийся из армии, сказал ему:

- Почему вы против того, чтобы чиновничьи должности продавались? Купил же я право встретиться со смертью во главе двух тысяч солдат, которыми я командую; за то, чтобы лежать на земле тридцать ночей подряд в красном мундире, а затем получить две раны от стрел, которые я чувствую и по сей день, мною уплачено в этом году сорок тысяч золотых дариков. Если я разо-рюсь на том, чтобы служить персидскому императору, которого никогда в глаза не видел, то господин судейский сатрап вполне может кое-что заплатить за удовольствие судить тяжущихся.

Возмущенный Бабук не мог не порицать в душе страну, где с торгов продаются военные и цивильные должности; он сразу же пришел к заключению, что тут, повидимому, совершенно незнакомы ни с требованиями войны, ни с законами