Записки иностранки (СИ)

Все ждали, когда проснется Эмиль, потому что по плану у нас еще был поход к соседке – подруге свекрови.

Слава Богу, она живет в доме напротив. Нада, ее муж и мама мужа. Сыновья в Канаде работают. Эмиль не хотел заходить, пришлось сказать, что тетя вручит ему конфету. Пока я разглядывала хоромы – а это действительно оказались хоромы, и фотографировалась с Надой, Эмиль ныл, чтобы дали обещанное. Мадам раскрыла шкатулку, стоящую на столике, а там лежала гора разных конфет. Ребенок засиял и воспрял духом.

Дом очень старый, комнаты огромные, высоченные потолки, кухня с подсобной комнатой наверху, а не как у нас – внизу в подвале. Хозяйка угостила кофе, самолично испеченными сладостями (как наш хворост, но еще с начинкой)  и ливанским десертом – типа нашего сочива. Вареная пшеница с орехами, изюмом и сахаром  (вместо меда) . Если бы ни вой Эмиля, что он хочет домой, я бы еще посидела. Атмосфера в доме была прекрасная. Но пришлось прощаться. Свекры остались.

Возвращались домой пешком, на углах и магистралях стояли БТР и танки. Армия была на чеку… Солдаты строго разглядывали нас с ног до головы, не забывали здороваться и улыбаться. Захотел поздороваться с Эмилем высокий капитан. Разговорились, болтали полчаса, обменялись телефонами. Наверное, каждый второй в Ливане знает наш телефон. Вообще, меня поражает в ливанцах это стремление к общению. Каждый раз, когда куда–то идем, обязательно с кем–то знакомимся. Все спрашивают, всем любопытно.

Пришли домой, свекров еще нет. А горячая вода есть. На радостях, решила постирать и искупаться. Мылась общей мочалкой с шампунем, т. к. гель для душа и свою мочалку забыла взять, а из–под душа вылазить – околеешь.

Ночью ужасно разболелось горло. Наверное, продуло, пока я вешала белье.

Утром еле встала, как будто горло резали. Муж пошел покупать ливанское лекарство. Начался дождь. Шел весь день. С 3–х до 6–ти отключили свет. Эмиль спал, мы сидели в зале, пили кофе, потом чай.

Свекр даже шутил, сам налил мне чашку чая и насыпал сахар. Вечером приехала Худа из Франции – сестра Фираса. Осталась ночевать у нас, завтра ей на работу в Бейрут.

Собирала чемоданы, братец–Ибрагим сделал слабую попытку проверить диск на компьютере. Я озверело сверкнула глазами. В комнатушке стоят 2 огромных чемодана, на кроватях горы вещей, на полу горы пакетов, Эмиль носится как угорелый, служанка со свекровью зашли и смотрят, как я пакуюсь, и Ибрагим тут же, крадется по шагу к заветному месту. Медом там, что ли намазано… После пары попыток понял, что не прокатит, помаячил в коридоре, потом уселся в зале смотреть телевизор.

Как–то грустно мне. Может, из–за дождя. Обещают, что завтра тоже будет целый день лить. А в России сейчас мороз.

Окрашенные в цвет грусти и щемящей тоски, последние дни в Ливане подарили мне встречу с огнями востока – яркими и пестрыми, как и сама жизнь здесь. Встречу с солнцем, которое, наконец, победило дождь и засияло вокруг, согревая людские души. Подарили встречу с морем, которое неистово бушевало и напоследок окатило солеными брызгами, вырвавшись за парапет набережной.

Мы сидели на Айн Мрайси, пили невыносимо горький кофе в прикуску со сладостями, вдыхали запах моря и молчали. Прощались.

Ехали в такси через весь Бейрут, я словно проглатывала эти улицы с такой жадностью, с таким голодом, пыталась запомнить каждый закоулок, дом, тень, оконный витраж…

Прощалась.

Шли пешком по узким улочкам, перебежками – через магистраль. В Барбир. Прощаться с хозяином лавки сладостей. Он был серьезен и грустен. Снова угостили ливанской вкуснятиной, но даже это не прогнало грусть.

Я поняла, что влюбилась. Когда это произошло и как, неизвестно. Из хаоса, страха, страданий, боли и слез вдруг вырвалось что–то главное, очень важное и непобедимое.

Где–то писала, как сначала отторгала этот мир, не принимала его, сопротивляясь всеми силами. Как он опутал и заманил в свои сети, не знаю. Но часть меня навсегда останется здесь, на востоке.

С утра поехали за билетами, оказалось, цены повысили, не хватило денег, что мы взяли.

Я привыкла, не нервничаю. У ливанцев так принято, все делать в последнюю минуту. Еще, как по заказу – 2 дня циклон в Ливане, в горах снег, дорогу замело. Неизвестно, как мы в Сирию будем добираться. Через Бека? Если будет солнце, то поедем на машине со свекрами. А если опять дождь – едем на автобусе сами до Триполи, потом в Алеппо. Маячит мысль, а вдруг не доберемся? Ну через месяц поедем, что такого.

Спокойна как мамонт, учитывая, что через месячишко "обжираловки", я на него  (мамонта)  как раз буду смахивать – в натуральную величину.

Поехали заправили баллон с газом. Потом свекровь долго выбирала овощи на рынке.

В 12 отрубили свет. Приехала с работы Худа. Подождала пока свекровь приготовит обед. В темноте, покушали, и разбежались. Худа – домой. Мы – гулять. В доме было страшно холодно. На улице тоже похолодало, но в дубленке я быстро согрелась и уже жалела, что пошла в ней. Мы шли в мой любимый район – Барбир. Это старые дома в восточном стиле, многие из них — полузаброшены, рассыпающиеся, не жилые. Это всевозможные лавчонки барахла и одежды, сладостей и ювелирных изделей, распахнутые двери маленьких магазинчиков, где продают и перемалывают кофе, узкие–узкие улочки и дороги, все впритык понатыкано, и аромат свежемолотого кофе летит над всем районом. Забрели в лавку всякой арабской всячины – под потолком висят старые восточные люстры, старинный тажин в углу, огроменные кувшины и лампы алладина, всевозможные сувениры – красотища.

Все спуталось в большой цветной клубок – где мы только не были в эти дни. Эмиль оставался со свекровью, а мы гуляли по Бейруту.

Он немыслимый. Не поддающийся схематичности и логики. Каждую минуту меняющейся, и вечный — по своей сути, внутренней наполненности. Бесконечно красивый, мой Бейрут.

Я уже скучаю по нему, зная, что придется уезжать. Тоскую, каждый раз выходя на балкон и вглядываясь в прекрасную панораму города. Тоскую, когда брожу по улочкам и пересекаю магистрали. Слезы сами брызжут из глаз в предчувствии расставания.

Просыпаясь в другой стороне света, выходя на другой балкон, выпивая другую чашку кофе, я буду все время вспоминать эти оранжевые черепичные крыши старых, полуразрушенных, истлевших домов, в которых… живут люди, паутину электрических проводов, хаотично "разбросанных"в самом поднебесье. Стая белоснежных голубей "разрезает"небо, кружа и кружа над домами – символ мира, жизни и победы над войной и смертью.

И опять рыча и сигналя, промчатся мимо бешеные мотоциклы, а за ними вслед будут возмущенно гудеть таксисты. В старой печи, прямо на улице, под навесом разожгут огонь, и начнут выпекать лепешки, и не будет отбоя от покупателей. А рядом — мини–рынок фруктов и овощей, к привезенному свежему товару сбегутся женщины в хиджабах и чернокожие служанки. И так каждый день… Все это я вижу с балкона. Но уже не в Бейруте. Туман–марево, летящий над морской синевой и над виднеющимися далеко–далеко белыми домами Ливана, застилает мои глаза, наполняя их опять слезами.

Прощай, мой лавандовый рассвет над Бейрутом. До новой встречи. Я буду очень скучать…

Глава 13.

В ОЖИДАНИИ СОЛНЦА

Долго–долго тянется время. Сладкий бархатный чай остывает в тонких изящных стаканчиках. Семь утра. Солнце едва проснулось, а уже чувствуешь кожей приближение жары. Марево разливается по городу шлейфом легчайшего тумана. Это знак – наступающий день будет неимоверно знойным. Впрочем, как и вчера, и неделю назад, и все месяцы лета плюс осень… Ни капли дождя.

Здесь, на Востоке, все дни как один – долгий, медленный, тягучий, без начала и конца…

Мой Восток начинается с запахов. Они настолько специфические, разные и необычные, что с непривычки брезгливо морщишь нос. Удивительное дело: в каждой стране он  (запах)  свой.