0%

— Знаешь, я не то чтобы.... Ну, в общем, не хочу я иметь... Короче, у меня его так и так не будет, но... иметь ребенка и в то же время не иметь... Как тебе сказать...

— Кончааааай! 210 000 евро! Проснись, включи мозги! — И она исступленно лупит по трубке. — Эй, ты там, да очнись же! Господи, этой идиотке прямо в руки плывут 210 000 евро, а она еще выкобенивается...

Выключив мобильник, я делюсь информацией с друзьями. Дом сообщает, что в Соединенных Штатах последний писк моды — оплодотворить свои клетки искусственным путем, а потом ввести их себе же внутривенно, — по словам тех, кто это уже делал, и нескольких специалистов, такая процедура здорово омолаживает организм. Появляется Софи, прямиком с занятий. Я успокаиваю ее насчет моего здоровья и рассказываю историю, услышанную сегодня утром от одного весьма симпатичного санитара: в психиатрическом отделении врач в сопровождении студентов вошел в палату девицы, которая в этот момент мастурбировала. Больная, ничуть не смутившись, спокойно продолжала свое занятие. Последовал такой разговор:

— Ну, как вы сегодня?

— Аааах!..

— Н-да... Боюсь, нам придется уйти, нынче она не слишком расположена к общению.

Медленная прокрутка.

Пока под местной анестезией мне имплантируют стимулятор, хирург объясняет, что литиевую батарейку нужно менять примерно раз в пять лет.

— Такое впечатление, будто меня превратили в часы, — говорю я.

— Ну тогда это часы в прелестной оправе, — галантно отвечает он.

Медсестра зашивает разрез. Теперь у меня под мышкой, между левой грудью и плечом, появился крошечный, толщиной с монету, прямоугольный выступ.

Быстрая прокрутка, чтение.

Я валяюсь вместе с Софи на пляже одного из окраинных островков (их здесь называют «моту») архипелага Бора-Бора. Она рисует узоры у меня на спине кремом для загара и рассказывает о здешних комарах, вроде бы маленьких, но страшно агрессивных; перед отъездом из Парижа один аптекарь сказал ей, что если к месту укуса приблизить зажженную сигарету, то жар разрушит комариные протеины, вызывающие аллергию. Я гашу свою третью разрисованную сигарету в пустой пачке, в этот момент нам машут с лодки какие-то люди, и мне приходится натянуть нижнюю часть своего купальника Eres с волнистыми оборками по краям, облепленного песком. Очищаем манго. Вдоль берега плывет серая акула, и мы бросаем ей кожуру. Слепящий солнечный свет постепенно меркнет, небо становится оранжевым и отражается в море, как в зеркале. Мы натираемся жидкостью от комаров, настоянной на цветах тиареи. Софи признается мне в любви, целует в пупок, но, поскольку я молчу, она, выждав с полминутки, садится на корточки и рассеянно смотрит вдаль, потом с отрешенным видом начинает собирать вещи в ожидании того типа, который должен забрать нас отсюда на своем «Зодиаке». Я натягиваю маечку, купленную в Colette (спереди на ней значится Pure [18], сзади Deceit [19]), потому что мне уже зябко.

Любовь, если подумать, всего лишь рефлекс, я в этом уверена. Что-то вроде рефлекса собаки, пускающей слюну при виде куска мяса. Вы прикиньте: если чувство к другому человеку прямо пропорционально желанию трахаться с ним, это может быть только что-то очень уж примитивное, разве нет? И больше всего раздражает иллюзия возникающей при этом страсти, неодолимая тяга к другому существу, которое дополняет тебя, как будто ум, красота или невинность — это болезни, передающиеся половым путем. Хотя некоторые вещи, например культура, которая отличается от интеллекта так же, как сахарин от сахара (то есть содержит 0% интеллекта), довольно-таки заразны.

И вот мы с Софи на «Зодиаке», в отеле, в ресторане. Я слушаю щебет маленьких девочек за столиком позади нас...

— Вот эти льдинки с лимоном... Э-э нет, я тебе их уже давала... А у Кандис есть CD Crossroads, слыхала?..

Софи чихает.

— Бохоже, что... бежду оргазбом и чиханием... — она сморкается, — много общего.

Какой-то тип за соседним столом объявляет, что не может спать на неглаженых простынях. Девчонка, сидящая напротив, тихим голоском отвечает, что ей очень нравится спать в грязной постели.

Быстрая прокрутка, чтение.

Я говорю себе, что уже пора взрослеть. Выкидываю прочь свою коллекцию «киндер-сюрпризов», оставив только фею, на головку которой Софи наклеила мое крошечное лицо, вырезанное из какой-то фотографии, осматриваю пуфики и решаю, что нужно купить стулья.

Верещит домофон: это Жозеф. Он поднимается, сообщает, что у него болит голова, и мы с ним роемся в аптечке; он ухмыляется при виде пузырька «попперса», который Дамьен когда-то купил, чтобы «расслабить» меня перед тем, как заняться содомией (эта попытка кончилась моим истошным воплем: «Вынь, вынь, вынь! Жжет, жжет, жжет!»). Жозеф говорит, что початый флакон лучше хранить в холодильнике. Потом из чистой вежливости спрашивает, как дела с работой. Отвечаю, что скоро еду в Германию, сниматься для рекламы румян.

— Ты по-немецки-то говоришь?

— Софи научила меня одной фразе — «Ich verstehe nicht», это значит «Ничего не понимаю».

Бли-и-ип! Это Инес, она рассказывает, что была в Тунисе и что страховая компания Europe-Assistance вывезла ее оттуда, так как «представь себе, вывихнула лодыжку в своих чертовых Gucci на высоких каблуках». Потом мы болтаем еще о чем-то, и она загадывает мне загадку, услышанную от Рассела Кроу, — про Лос-Анджелес и йогурт, но ее плохо слышно, а переспрашивать мне неудобно, поскольку я уже изобразила веселый смех.

Мы с Жозефом смотрим на DVD Time Code [20], потом я говорю, что нашла слово «гомосексуальность» в философском словаре и узнала, что, по мнению Фрейда, все мы проходим эту стадию в той или иной форме, прежде чем стать гетеросексуалами, откуда следует, что (цитирую) «гомосексуальность является фиксацией на стадии инфантилизма или же регрессией в эту стадию», конец цитаты.

— Ты как считаешь, я инфантильна? — спрашиваю у Жозефа.

— Я знаю, что кое-кто держит у себя CD с ремиксами Шанталь Гойя (я колочу его диванной подушкой по голове)... Ой, не надо! Я уже забыл, кто это...

Появляется Софи в своем коротеньком топе Eat me whole [21], целует меня, одновременно у Жозефа звенит в часах будильник; он бросается к телеку с криком: «Шабрина» началась!» Софи жарит картошку, а я тем временем проверяю электронную почту и обнаруживаю «мыло» от Людивин, в котором она сообщает, что в настоящий момент: а) страдает непереносимостью электропроводов, б) не способна выйти на улицу без бутылочки с водой. Во время ужина Софи берет меня за левую руку и нежно ее сжимает.

Быстрая прокрутка, чтение.

19 часов. Софи, Жозеф и я в кафе «Ле де Маго»: апельсиновый сок — «Монако» [22] — ананасовый сок. Жозеф рассказывает, что он намекнул С., чей отец работает в картотеке полиции, что ему нравится такая-то девушка, и на следующий день С. притащил ему распечатку на пять страниц с полной информацией о ней. Потом мы вспоминаем одну нашу приятельницу, объевшуюся каротина, чтобы выглядеть загоревшей, и в результате ставшую оранжевой. Затем следуют рассуждения о погоде (я объявляю, что готова выйти замуж за радиатор) и о Людивин, которая задает себе слишком много вопросов. На это Жозеф говорит, что быть уравновешенным — не значит находить ответы на поставленные вопросы, а значит уметь вовремя остановиться и не задавать их себе. Возле церкви Сен-Жермен какой-то шут гороховый врубает магнитофон, и окружающее пространство погружается в звуки new age. Мы еще долго обмениваемся философскими взглядами на жизнь, так что, когда наступает моя очередь, я уже и не знаю, о чем говорить.