Дуэт с Амелией

3

Подбежав к нам, она испуганно огляделась и выдохнула:

- Юрген Зибуш! Помоги!

Я вышел из кустов и велел Каро обежать стадо, чтобы овцы не забрели в болото-а то еще подхватят фасциолу. Швофке уже не было в деревне, и я отвечал за овец. Конечно, временно, покуда не найдут настоящего пастуха.

- Мне нужно где-то укрыться! - прошептала она.

Пастухи не задают лишних вопросов.

Я показал ей рукой на кусты. Она назвала меня по имени и фамилии-значит, знала, кто я и откуда, этого мне было достаточно.

Она опустилась на траву, отдышалась немного и покачала головой.

- Этого мало. Мне надо надолго.

- Надолго?

Куда же ее спрятать надолго?

- У вас ведь есть землянка - там, на опушке лиственничной рощи.

Верно, землянка у нас была. И она об этом знала. Каково! Чтобы было где укрыться от холода и непогоды, мы два года назад вырыли себе землянку и покрыли ее дерном. Дернину эту срезали присланные из имения работники, перед тем как распахать кормовое поле для дичи. Но вот о чем она наверняка не знала в землянке хранились наши "сокровища". Я имею в виду черепки.

которые мы нашли на поле и которые нам вообще-то полагалось бы сдать куда следует. О них она, конечно, ничего не знала.

Мы сложили черепки в пустую банку из-под консервов и закопали в землянке. Об этом она уж никак не могла знать.

- Тогда ты, наверно, знаешь и про черепки? - спросил я.

- Какие черепки? - Она глядела на меня в полном недоумении. Нет, она и вправду ничего не знала.

Именно на том самом месте мы и нашли черепки: осколки горшков и ваз, а может.

и кувшинов, точно уже ничего нельзя было понять. В общем, посуда из обожженной глины, от которой остались одни черепки...

Когда я в первый раз их увидел, мне сразу вспомнилась сказка о переборчивой королевне, которой потом пришлось взять в мужья нищего, просившего подаяние под окнами ее дворца. Нищий заставил ее делать из глины горшки и продавать их на рынке.

Но вскоре откуда ни возьмись появился пьяный гусар на коне, перевернул прилавок и все переколотил-вею "глиняную посуду", как говорилось в сказке. Может, вес это произошло именно тут!

Я сказал тогда Швофке:

- Слушай, здесь когда-то был рынок.

а вон оттуда выскочил всадник на белом коне...

- Да нет, - ответил тот, - здесь было поселение древних людей. Приезжали из музея и все точно определили, где и что.

Оказалось, поселение бронзового века.

Это примерно за 2000 лет до рождества Христова. Поселение, видимо, разрушили.

и земля втянула его в себя. оно уходило все глубже и глубже, пока совсем не исчезло.

Когда шесть лет назад начали вырубать и корчевать тракторами рощу, землю изпод корней выперло, и при вспашке глиняные черепки вывернулись на поверхность.

Один из рабочих обнаружил этот "старый хлам". Тогда понаехали специалисты из музея и огородили весь участок: лишь спустя полгода ограждение сняли.

И все же Швофке, проходя по этому месту, каждый раз что-нибудь да находил.

- Вот. погляди-ка, это от горшка для жира, говорил он. - Край донышка.

Край был четко виден. Он выгибался правильной дугой видимо, черепок был частью круга, частью круглого донышка.

В нем растапливали жир, - утверждал Швофке.

Снаружи донышко, во всяком случае на том кусочке, который мы нашли, было черным-от огня. Внутри же оно было темно-коричневое-от жира.

Сосуд тех времен. Сделанный руками человека просто так, без гончарного круга; сперва глина скатывалась в колбаски, потом колбаски сгибались и накладывались друг на друга. Мы нашли еще треугольный черепок - очевидно, от верхнего края вазы; снаружи по нему тянулись две едва заметные продольные канавки-не очень ровные, правда, да и с чего бы.

- В этих канавках никакой нужды не было, - заметил Швофке. - Но, закончив работу, он окунул мизинец в воду и дважды провел им по свежей глине.

- Кто "он"?

- Ну он. - Швофке показал большим пальцем куда-то себе за спину, в те далекие времена. Как будто там все еще стоял этот "он" и радовался. У него была борода, и глаза его глубоко сидели в глазницах.

Швофке положил изогнутый вещий обломок на ладонь, и черепок точно вписался в нее, словно и его рука тоже относилась к тем временам, словно один человек вложил его в руку другому: "На вот, возьми!"

- Да - вздохнул он. - Каких же усилий им это стоило...

- Кому "им"?

- Кому-кому!

- Ну да, верно! - поддакнул я, хотя ровно ничего не понял: никак не мог сообразить, что он этим хотел сказать.

Ну ладно. А теперь, значит, прибежала Амелия и просит убежища. Никогда бы мне такое даже во сне не приснилось.

- Если тебя ищут, - сказал я, - то сейчас в землянку нельзя. - Я объяснил ей, что придется подождать до наступления темноты.

- А кто сказал, что меня ищут?

Я засмеялся.

4

Если смотреть на деревню Хоенгёрзе с холма Петерсберг, то она кажется просто рощицей. Домов совсем не видно; лишь труба винокурни пальцем торчит в небо, извещая: здесь живут люди!

Амелия сидит, подтянув колени к подбородку. - еще ребенок, но уже взрослая девушка-и задает мне вопросы, а я отвечаю на них; в такую игру я еще не играл.

- Где же Хоенгёрзе? - спрашивает она.

- Понятия не имею. - И я оглядываюсь вокруг, но ничего не вижу.

- А как ты сюда попал?

Сообразив, что ей это будет интересно, я отвечаю:

- Из Берлина приехал.

- Ах да... - Она вспомнила. - А почему там не остался?

- Обстановка там чересчур нервная.

Ответ ей нравится. Она откидывается на спину и давится от смеха.

Значит, тоже помнит.

Потом она переворачивается на бок и смотрит на меня как бы другими глазами.

Очевидно, она жила ожиданием, что явится некто и скажет ей какие-то главные в жизни слова. И вот он явился!

- Да, - отвечаю я на ее взгляд. - И вот я тут.

Не такой я человек, чтобы долго сдерживаться. И я уже улыбаюсь, и меня уже подмывает рассказать ей что-нибудь интересное о веселой жизни в Берлине, к которой она так стремится.

- Ты когда-нибудь собирала осколки от снарядов?

Ага, вот я ее и огорошил, не знает, с чем это едят, не имеет ни малейшего понятия о тамошней жизни. После ночных налетов, если выйти с утра пораньше, так в половине шестого, можно найти эти осколки либо в сточной канаве, куда они попали, просвистев по улице, либо во дворе -там они обычно в песке застревают.