Эффект Заебека, или Необыкновенное зеркало инженера Пыхтяева

Возникает, конечно, еще один вопрос: откуда бы это у генеральской жопы взялись две руки, которые она прикладывала к козырьку. Более того, непонятно, откуда на жопе взялся сам козырек. Что ж тут поделать: во всей этой истории гораздо больше вопросов, чем ответов. Во всяком случае, нечаянный эксперимент, поставленный благодаря обычному армейскому головотяпству, показал, каким образом может проявляться эффект Заебека в условиях двойного синфазного пьезоэлектрического резонанса в мирное время. И надо сказать, эффект в этом случае превзошел все ожидания. Прежде всего, удалось установить, что генеральская жопа прописалась в зеркале постоянно, то есть в отсутствие генерала она никуда из зеркала не исчезала. По прошествии некоторого времени жопа даже стала вылезать из зеркала в отсутствие хозяина и наводить в доме порядок: пылесосить ковры, мыть полы, драить ванну и унитаз. Предвижу, мой милый читатель, твой вопрос: "А зачем?". Ответ на него простой: ведь мы уже выяснили с тобой, что именно жопа является источником альтруизма и просто не может его не проявлять.

Один раз генеральская жопа забралась на кухню и сварила там замечательный борщ, который генерал-майор мигом уплел, не поинтересовавшись тем, откуда он взялся и кого следует поблагодарить. Наработавшись, жопа забиралась обратно в зеркало и с нетерпением ждала хозяина, а дождавшись, приветствовала его с большим энтузиазмом. Дело дошло до того, что через пару месяцев после появления в доме новой мебели, генерал-майор почувствовал себя почти счастливым, чего с ним отродясь не бывало. Брюзгливая и злобная гримаса на его лице стала постепенно разглаживаться. Единственно, чего генерал-майор не мог понять, это отчего у него по ночам ноют ягодицы. Понятное дело, ныли они от того, что в течение дня его второе "я" из зазеркалья занималось физическим трудом, как и положено заправскому денщику, но генерал об этом, конечно, знать не мог, как не мог он ничего знать про эффект Заебека, и тем более, про двойной синфазный пьезоэлектрический резонанс.

Вообще, наука и практика соприкасаются друг с другом таким удивительным образом, что вся сумма знаний известна только тому, чье имя не принято призносить вслух, и только он один может знать, у кого и в связи с каким научным открытием болит голова или что-нибудь еще, как в нашем случае. Когда научно-техническая революция внедряет в повседневную практику что-то новое, почти никто не задается вопросом, какая часть тела от этого может заболеть. Да и по прошествии времени, после того как первоначальный энтузиазм уже поутих, и боль в определенных местах налицо, никто не предпринимает радикальных действий, если только боль можно худо-бедно терпеть. И только когда боль принимает повсеместный и совершенно нестерпимый характер, начинаются поиски причины. Но и в этом случае нет никакой гарантии, что причину устранят, потому что слишком много всего на ней уже завязано: одни эту причину производят и продают, другие делают вид, что устраняют наносимый этой причиной вред - то есть тоже что-то продают. И в результате все при деле. И если взять и уничтожить причину, то куда девать всю эту прорву народа, которая останется без работы? Ведь это - социальный взрыв, то есть, крайне опасная вещь, и поэтому ни один политик не отважится устранить такую причину. Вот поэтому в нашем странно устроенном обществе такого рода боль предпочитают терпеть, и терпят до последней крайности, то есть - пока жопа не отвалится. И самое печальное в этом то, что это - единственно возможный для общества способ движения вперед.

И нельзя не двигаться вперед, потому что нельзя стоять на месте. Попробуй только общество встать на месте - и сразу все покатится - думаете назад? Увы, даже и не назад, а в гораздо худшую сторону. И никто не сможет предсказать, что заболит в этом прискорбном случае. Может статься - вообще живого места не останется. Вот поэтому постоянное движение общества вперед это не чье-то сумасбродное желание, а горькая объективная необходимость, не имеющая решительно никакой альтернативы. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Ведь мы не знаем не только рецепта получени или достижения абсолютного блага, но и надежного и достоверного способа избежать абсолютного зла, которое преследует нас по пятам и кусает за пятки. Мы все бежим от него, бежим стремглав, очертя голову, и некогда нам остановиться и подумать, куда, от чего и к чему мы бежим, потому что жизнь наша короткая, а дорога кривая и скользкая. Мы боимся упасть и разбиться вдребезги. Так что, пока есть силы бежать, мы продолжаем спасаться бегством - бегством от собственного несовершенства. Мы бежим изо всех сил, неся его с собой по нашему стремительному и скорбному пути.

6.

Не бытие может кто-то иметь, а само бытие имеет всех, в том числе и кого-то. Эммануил Кант

Между тем, подполковник Пыхтяев вовсю доводил свой прибор до ума. Он вычислял параметры слежения, сдвиги, поправки к траекториям смещения, поправки на теорию относительности и кривизну пространства, уточнял критерии распознавания и поиска объектов слежения и так далее и тому подобное. Все изменения и поправки немедленно передавались по специальному радиоканалу на пульты управления каждого прибора, вне зависимости от его местонахождения. Долетели эти сигналы и до мебельного склада Главного хозяйственного управления Генштаба, и до двух ничем не примечательных зеркал, стоявших в квартирах уже известных нам офицеров. Зеркальная поверхность на мгновение вспыхнула, по ней прошли мягие упругие волны, а затем все успокоилось, и никто ничего не заметил.

Наш изобретатель задался целью перемещать удаленные объекты в пространстве с помощью своего прибора. Кроме того, он также рассматривал возможность физического воздействия на удаленные объекты. Дело осложнялось тем, что опытный прибор ничего, кроме жопы, показывать не желал. Но если подойти с умом, можно было использовать и этот эффект. Например, научиться отыскивать в приборе жопы членов высшего военного командования вражеской армии, чтобы в самый ответственный момент важного совещания во вражеском Генеральном штабе произвести диверсию. Представляете себе: вражеский бригадный генерал или даже, может быть, маршал стоит у карты и показывает на стрелки, обозначающие направления главного удара, и в этот момент неизвестно откуда втыкается ему в жопу напильник, по самую рукоятку. Согласитесь, что очень трудно излагать дальнейший план стратегического наступления, имея в качестве очевидной помехи прямоугольный напильник с грубой насечкой.

Впрочем, вернемся к другому нашему герою, нежному и ласковому офицеру, который мечтал соединить орудие любви, находившееся у него, как и положено, спереди, с предметом своей безответной и неутоленной страсти, находившейся по противоположную сторону от орудия любви. В жизни великого танцора тоже произошли значительные перемены. Первой эти перемены обнаружила домработница, которая вела домашнее хозяйство Халивана Хутебеевича. Это была дама средних лет, молчаливая, добросовестная и беспредельно преданная. Она сопровождала великого артиста на гастроли, сдувала пылинки с его костюмов, заботилась о его багаже, гладила его рубашки, начищала его ботинки, следила, чтобы нежно и преданно любимое ею божество было вовремя напоено, накормлено и уложено спать. Одним словом, настоящий ангел-хранитель. Имя у ангела хранителя было тоже подходящее: Ангелина Аскольдовна. Разумеется, уж кто-кто, а она знала обо всех слабостях и грешных страстях своего подопечного во всех деталях, но никогда ни один корреспондент или просто случайный человек не добился от нее хоть одного слова, которое бы добавило что-то новое к тому, что уже было в официальных коммюнике. На наглые или игривые или двусмысленные вопросы она отвечала, что по роду своей службы она не имеет с этим ничего общего, и потому сказать об этом ничего не может.

Именно благодаря чрезвычайной скрытности и огромному такту этой удивительной женщины никто не имел ни малейшего шанса узнать, как изменилась жизнь ее патрона. А жизнь Халивана Хутебеевича изменилась чрезвычайно. Во-первых, были отменены все гастроли, сокращены репетиции, и симпатичные юноши совсем перестали посещать этот дом. Халиван Хутебеевич выглядел все более рассеянным и погруженным в себя, он часто блаженно улыбался счастливой улыбкой влюбленного, хотя его никто не посещал, и сам он никуда не ездил. Было ясно, что происходит что-то чрезвычайное. Нельзя сказать, чтобы Ангелина Аскольдовна была излишне любопытна, но она стала внимательно прислушиваться к звукам, доносившимся из комнаты Халивана Хутебеевича, в надежде найти объяснение происходящим переменам.