В огне повенчанные. Рассказы

Веригин стоял у стола, пронизанный со всех сторон отчужденными, тревожно-вопросительными взглядами подчиненных ему командиров, которые всего лишь несколько минут назад смотрели на него с такой надеждой…

— Вы что так на меня смотрите?! — строго произнес Веригин.

— Так какой же приказ выполнять, товарищ генерала отходить или держать оборону на старых позициях? — прозвучал хрипловатый голос командира артиллерийского полка.

Этот лобовой вопрос взвинтил Веригина своей прямотой и дерзостью.

— Как человек военный, вы должны знать, полковник, что сила последнего приказа, — на слове «последнего» генерал сделал нажим голосом, произнося его врастяжку, — отменяет требования предыдущего приказа, если даже он идет вразрез с этим последним приказом!

— Это не приказ!.. — басовито прогудел в затемненном углу отсека командир морского артдивизиона.

— А что с командармом Вишневским? Уж не ранен ли? — осторожно задал вопрос полковник Реутов.

— Об этом мне не доложили, — сухо бросил Веригин. Встретившись взглядом с полковником Жмыховым, он спросил: — Николай Петрович, вы только что из штаба фронта. Может быть, проинформируете нас о положении дел и об изменениях, которые вызвали необходимость переброски нашей дивизии из тридцать второй армии Резервного фронта в девятнадцатую армию Западного фронта?

Головы всех повернулись в сторону начальника особого отдела. На посуровевших лицах командиров полковник Жмыхов прочитал напряженное ожидание его ответа.

— На этот вопрос, Владимир Романович, могу сказать только одно: генерал Лукин сейчас выводит из окружения соединения и части своей девятнадцатой армии на Можайский рубеж обороны и подчиняет себе остатки разрозненных и рассеянных противником подразделений и соединений других армий.

— А наша дивизия?! — Левое веко Веригина задергалось. — Она что — тоже уже разбита?! Или рассеяна?!

— Ваша дивизия, Владимир Романович, потеряла связь со штабом тридцать второй армии, в состав которой она до вчерашнего вечера входила. Все ополченские дивизии нашей армии сейчас с боями выходят из окружения. В настоящее время ваша дивизия находится в полосе отхода девятнадцатой армии генерала Лукина. А поэтому решайте сами, как читать записку командарма девятнадцать. Довожу до вашего сведения, что командующий Западным фронтом генерал армии Жуков предоставил генералу Лукину право подчинять себе все соединения и части, а также разрозненные и рассеянные группы войск, выходящих из окружения в полосе его армии.

Лицо Веригина просветлело, словно ему только что сообщили новость, от которой во многом будет зависеть судьба его дивизии.

При упоминании имени Жукова под низким бетонным потолком отсека раздался приглушенный шум. Сдержанные реплики и обрывочные фразы слились в сплошной гул.

— Генерал Жуков?..

— Командующий Западным фронтом — Жуков?!

— Мы не ослышались, Николай Петрович?

— Нет, вы не ослышались, Владимир Романович. Со вчерашнего дня командование Западным фронтом Верховный Главнокомандующий передал генералу Жукову. Резервный фронт как таковой упразднен.

Полковник Жмыхов сел. Веригин аккуратно свернул записку генерала Лукина и на глазах командиров положил ее в партбилет.

— Товарищи, мы будем выполнять приказ командарма и держать оборону в районе своей полосы на левом берегу Днепра. А сейчас — всем по своим командным пунктам! Ждите моих приказаний! — Голос генерала окреп, во всем облике его сказывалась волевая решимость и убежденность в том, что перемены, происшедшие в командовании армии, и слияние двух фронтов в единый, а также приход к руководству Западным фронтом генерала Жукова — все это предвещало более четкое управление боевыми действиями дивизии сверху. — Вопросы есть, товарищи?

— Есть просьба, — раздался в углу отсека бас командира дивизиона морских орудий Кушнарева.

— Слушаю вас, капитан-лейтенант.

Кушнарев встал и заговорил только тогда, когда наступила полная тишина.

— Товарищ генерал, очень бы хотелось, чтобы все ваши приказы командиры полков и приданных дивизии частей и подразделений получили не на таких вот листочках, которые только что прочитали вы. Шлите нам приказы на форменных штабных бланках с вашей подписью. Так, как нас учили в академиях.

— Я вас понял, капитан-лейтенант. Штаб дивизии будет придерживаться этого правила. А сейчас — всем по своим боевым местам! Держать четкую и непрерывную связь с моим КП и со штабом. Всем приготовиться к круговой обороне!

Генеральский блиндаж командиры покидали молча, не глядя в глаза друг другу, унося в душе щемящую тревогу не столько от предчувствия надвигающейся трагедии, сколько от той неопределенности и неразберихи, которые усугубляли тяжесть положения.

В отсеке кроме Веригина остался полковник Жмыхов. Веригин подошел к нему и сел рядом на толстый березовый чурбак.

— Что же это получается, Николай Петрович? За три месяца войны — третий командующий фронтом. Бросают дивизию из одной армии в другую.

В этот момент в отсек вошел адъютант и доложил, что по срочному и важному делу прибыл начальник химслужбы дивизии майор Нечитайло.

— Что у него?

— С какими-то пакетами. Белый как полотно.

— Давайте, но только не больше двух-трех минут. Майора Нечитайло, фанатично несущего химслужбу в дивизии, неистощимые на выдумки и подначки москвичи из химроты (а все они были с образованием, многие пошли в ополчение после трех-четырех курсов институтов) в шутку прозвали Хлором Ипритычем еще в Москве, когда дивизия только формировалась. Прозвище это за майором закрепилось прочно. Да он и не сердился, когда в кругу командиров кто-нибудь из товарищей называл его Ипритычем. Но иногда отшучивался: «Хоть горшком назови — только в печку не ставь».

Один вид майора Нечитайло заставил Веригина встать. И без того бледные всегда щеки Нечитайло теперь были пепельно-серыми. Округлившиеся глаза и вздрагивающие губы делали лицо майора до того жалким и испуганным, что Веригин не выдержал и повысил голос:

— Ну что?! Что ты трясешься как овечий хвост?!

— Пакеты…

— Что пакеты?!

— Начал сбрасывать со своих «рам» над окопами нашей дивизии пакеты… — Голос Нечитайло дрожал. Прижимая к груди три синих бумажных пакета он переступал с ноги на ногу.

— Что в них?

— Насекомые…

— Что?!

— Какие-то малюсенькие насекомые, подвид нашей блохи, только поменьше… Сами черненькие, головка красненькая, ножки тонкие-тонкие… Я в лупу их рассматривал. Сроду таких насекомых не видел…

— Какого же дьявола ты принес эту гадость ко мне на КП?

— Эти пакеты целенькие, товарищ генерал, из них они не выползут, пакеты запечатаны. Выползают из тех, которые разрываются при ударе о землю…

Веригин и полковник Жмыхов переглянулись.

— И какое же ваше мнение, майор? Что они этим хотят нам сказать?

Нечитайло переступил с ноги на ногу, кашлянул в сторону и, боязливо озираясь, словно боясь, как бы кто не подслушал, с придыханием ответил:

— Пахнет бактериологической, товарищ генерал…

— Ну это ты уже хватил, майор. Какой смысл противнику заражать бактериями землю, на которую он рвется и из-за которой проливает кровь?

— Не землю заражать, товарищ генерал, а солдат, — с опаской и робко высказывал свои соображения майор Нечитайло.

Прижимая к груди пакеты, майор переводил взгляд с генерала на полковника и обратно. Ждал указаний.

— Этого еще не хватало!.. Что вы делаете с насекомыми, которые расползаются? — спросил Веригин, явно обеспокоенный тревожной новостью.

— Солдаты их бензином, бензином… Дохнут сразу же. Но только… — Жалкий вид и трясущиеся губы майора раздражали генерала.

— Что только?!

— Всех-то разве успеешь бензином?.. Они тут же расползаются по траве и теряются из виду.

— А что вы скажете, Николай Петрович? — обратился Веригин к начальнику особого отдела.

— Дело серьезное. Полагаю, что эти пакеты нужно срочно направить в штаб фронта, а оттуда — в Москву. Необходима профессиональная биологическая экспертиза. Гитлер способен на все. Там, где начинается фашизм, там кончается логика человеческого поведения.