Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)

-- Миссис Маклейн,-- прошептал мужской голос,-- не пугайтесь! Мне хотелось поговорить с вами наедине.

Тот самый молодой англичанин; произнес это торопливо.

-- Мне показалось, вы чем-то расстроены.

-- Да нет, ответила она, пытаясь вспомнить его имя: Роберт, Ральф?.. Нет, не то: неважная у нее сегодня вечером память на имена.-- Мне и раньше приходилось бывать в компаниях бывших военных.

-- Все равно, ему не стоило вести беседу на эту тему.

Ах да, Родни, его зовут Родни!

-- Я имею в виду Элдреда. Все потому, что вы американцы -- вы и фотограф. Он просто одержим тем, что вы творите там, во Вьетнаме. Его комната увешана самыми отвратительными фотографиями -- он их собирает. Вот почему он так подружился с Кэрролом. Элдред очень мирный человек, сама мысль о насилии для него невыносима. Но он слишком вежлив, чтобы вступать с вами в открытый спор, и вообще очень любит американцев. Вот и вспоминает постоянно все эти ужасы, через которые ему пришлось пройти. Будто хочет всем сказать: "Не нужно больше всех этих ужасов, прошу вас!"

-- Творим... во Вьетнаме? -- как-то бессмысленно переспросила она, чувствуя себя полной идиоткой -- стоять здесь, возле женского туалета, на темной лестнице, и объясняться с этим нервным молодым человеком -- он говорит с придыханием и вдобавок, кажется, ее боится. Лично я ничего во Вьетнаме не творю.

-- Разумеется! -- заторопился Родни.-- Ну, просто дело в том... что вы американка, видите ли... Он в самом деле необычный человек, этот Элдред. Стоит познакомиться с ним поближе, лучше его узнать -- не пожалеете.

"Что это он тянет резину? -- зло подумала она.-- Зачем ему это?" Все стало ясно, когда Родни предложил:

-- Можно мне проводить вас домой, миссис Маклейн? Безопасность вам гарантирована. Как только соберетесь домой, предупредите меня, ладно?

-- Я пока не до такой степени пьяна,-- с достоинством ответила она.

-- Конечно, нет,-- поспешил согласиться Родни.-- И прошу меня простить, если подумали, что у меня сложилось о вас такое впечатление. По-моему вы великолепная, очень красивая женщина.

Никогда бы, конечно, этого не сказал, если бы на лестнице было светло и она видела его лицо, причем отчетливо.

-- Очень любезно с вашей стороны, Родни. Она не произнесла ни "да", ни "нет".-- Ну а теперь не пора ли вернуться к столу?

-- Да-да, пойдемте! -- Родни взял ее за руку и повел вниз по лестнице; рука у него дрожала.

"Английская воспитанность",-- отдала она ему должное.

Был у нас там один сержант, по прозвищу Трижды Стальной Брат,-оживленно повествовал Гаррисон, когда они подошли к столу.

Он вежливо встал, когда Розмари садилась на свое место; Кэррол отделался символическим, типично американским жестом -- дернулся, делая вид, что встает.

-- Этот сержант очень высокого роста для японца,-- Гаррисон уселся опять на свой стул6 -- мышцы на руках выпирают плечи мощные, а с губ всегда свисает будто приклеенная сигарета. Мы прозвали его Трижды Стальным Братом, потому что он раздобыл где-то железную биту для гольфа и никогда с ней не расставался. Чуть чем-то недоволен, а такое случалось довольно часто,-избивает этой битой всех, по его мнению, виновных без разбора.

И Гаррисон повторил беззлобно, даже с симпатией, словно у него и у этого злодея японского сержанта есть о чем вместе вспомнить:

-- Да, Трижды Стальной Брат.-- И продолжал дальше: -- Больше всех в лагере, судя по всему, он не любил меня,-- хотя уже до меня убил несколько человек,-- этим он занимался время от времени. Убивал просто так, без всякой личной неприязни,-- по долгу службы, так сказать. Но вот со мной все обстояло совершенно иначе... мое существование просто выводило его из терпения. Стоило ему увидеть меня, как он, улыбаясь, спрашивал: "Послушай, ты все еще живой?"

Он немного говорил по-английски и часто этим пользовался, делая вид, что он никого не собирается обижать. По-моему, он подслушал мои нелестные отзывы о нем, а я и не знал тогда, что он не все, но понимает по-английски. Может, я когда-то не так улыбнулся -- ему не понравилось.

В общем, я потерял счет, сколько раз он меня избивал до потери сознания. Но всегда занимался своим ремеслом аккуратно, не забивая меня до смерти.

Мне казалось -- он, словно людоед, ожидает, когда же я сам покончу с собой. Такой исход его вполне устраивал. Мысль -- "Никогда я не доставлю ему такого удовольствия!" -- придавала мне силы выжить. Но если бы война продлилась еще месяц-другой, я, несомненно, не выдержал бы. Может, еще бутылочку вина, последнюю, на посошок? -- И он махнул единственному оставшемся в пустом ресторане официанту.

-- Полицейские,-- молвила Анна,-- да они везде и всюду одинаковые.

Вечером она выглядела еще моложе; глаза сейчас такие же большие, щенячьи, как у того несчастного ребенка на фотографии.

-- Ну и что стало с этим сукиным сыном? -- поинтересовался Кэррол,-- он так развалился на стуле, что подбородок его покоился на груди, на смятой черной шерсти свитера; из-за стола был виден только его торс, обтянутый тонкой темной тканью.-- Вам это известно?

-- Известно,-- небрежно бросил Гаррисон.-- Но теперь все это уже неважно. Миссис Маклейн, вам, наверно, до чертиков надоели все эти печальные воспоминания. По-моему, я все же слегка перебрал. Отлично понимаю, что вы приехали в Париж не выслушивать рассказы о войне, для вас такой далекой и нереальной,-- ведь вы тогда были маленькой девочкой и только еще учились читать. Если Берт узнает об этом вечере, он не на шутку на меня рассердится -- просто впадет в ярость.

"Знал бы ты, дорогой мой, зачем я приехала в Париж",-- думала Розмари, чувствуя на себе почти умоляющий взгляд Родни.

-- Мне хотелось бы узнать, что же все-таки произошло,-- осторожно проговорила она.

Услышала, как тяжело перевел дух Родни, мысленно утешила его: "Успокойся, видишь, я уже выдержала первое испытание".

-- Японцы проявляют поразительный, вызывающий восхищение стоицизм, особенно в отношении смерти.-- Гаррисон разлил по стаканам последнюю бутылку вина; голос у него ровный, с мягким тембром, бесстрастный.-- Когда кончилась война, из нашей армии прибыли особые команды, с тем чтобы арестовать всех военных преступников. Среди охраны один отряд как раз состоял именно из таких -- их набирали в немецкие подразделения "Эс-Эс". Отпетые палачи: постоянно пытали людей, с пристрастием допрашивали. Этих негодяев было в нашем лагере около двадцати.